Рождение богини (СИ) - Сергеева Александра - Страница 22

— Смени-ка меня, — окликнул его тихонько Палюд.

Он до сей поры придерживал сестренку, хлопотавшую над Северко. Зачем? Не понять, но она попросила, знать, надо ей. Присаживаясь рядом с побратимом и перехватывая у него знахарку, Драговит подивился: бледен Палюд до невозможности, губы посерели, зубы сжаты. А поднимался на ноги, так качнуло его заметно. Что за притча? Может, с голодухи? Ладно, между собой позже перетолкуют, без сторонних ушей. Но еще до этого Драговит начал догадываться, в чем тут дело — на своей шкуре испытал. Бессилие неуклонно брало его в оборот с того мига, как он принял в руки сестру. Силы уходили, словно жизнь из тела истекающего кровью оленя, и ему все больше и больше хотелось прилечь. Все менее интересным казалось происходящее, все круче раздражало восхищение в глазах доглядчиков за чудом. Он невзначай встретился с взглядом побратима, приколовшего его к месту, ровно стрела пичугу малую. Глаза Палюда были переполнены таким значением, что озарило: в этот раз Мара силы из них пошибче тянет, торопится. Ведь прежде-то от такого вреда не было. Драговит поднял взгляд на побратима — тот понял, кивнул. Дескать, после разберемся. Вот только самого Драговита надолго ли хватит? Как бы ему носом вперед не рухнуть на розовеющее жизненным соком тело Северко. Да, как бы прочие не заметили… Не рухнул. Ягдей завозился с Северко, Блада и Ожега с Марой. Деснил поспешил по лествице наружу — гул голосов за дверью стих.

— Северко будет жить! — торжественно возвестил бывший вождь Рода Рыси. — Ягдей залечил его рану! Злое дело не свершилось до конца, и кровь не встала промеж Белого люда!

Дальше Драговит слушать не стал — его мутило. По лествице вниз скатились Рагвит с Парвитом и тотчас уразумели, что со старшими братьями что-то неладно.

— Домой нам нужно, — стиснув зубы, потребовал Драговит.

Договорить не успел, потому, как вожди втравленных во вражду Родов полезли самолично убедиться в свершившемся чуде. А с ними и кое-кто из старших охотников. Блада с Ожегой подхватили Мару и укрылись, невесть для чего, в ложнице Ягатмы. Драговит с Палюдом одни уразумели, что сестренка останется сбирать с мужиков растраченные для их же блага силы. Но плохо помнили, как их после волокли к родимому дому. Проснулись аж на следующий полдень.

— А где эти два олуха? — пробурчал Драговит, принимая у Блады глиняную плошку с распаренной прошлолетней репой, заправленной мясом.

— С конями возятся, — пояснила та, насмешливо оглядев его помятую рожу. — Медведи отвалили Маре за услугу гору кож добрых. Вот Рагвит и взялся за новую справу для них.

— Этот у нас мастер известный, — зевая, пробормотал Палюд, подгребая к ним в одних портах и пустых поршнях. — Ты больше клади, — сурово указал он Бладе, — не жмись! У меня брюхо к спине липнет, ровно неделю не жрал. Может, окоротишь Рагвитку? — предложил он, плюхаясь рядом с побратимом. — Кожи хоть и дармовые, но все одно жаль, коли испоганит.

— Успокойся ты, радетель! — фыркнула в голос Блада. — Он их не в одиночку портит — с помощниками. Там Парвит с ним… Чего рожи-то корчите? Старшим-то над ними Светогор. Он за своего Стоянку страшно благодарный, вот и вызвался помочь. Уж его-то безруким вы не числите?

Картинно подбоченясь, зловредная баба уставилась на них, словно они щенки, наложившие полные штаны. Чего ждала? Само собой, против мастерства Светогора они не единого слова худого не скажут — и неча зубы скалить. Еще и в ножки за помощь поклонятся, хотя… Драговит не слишком рвался предстать перед могучим охотником — страшился разговоров о невесте из Рода Медведя, сговоренной за него еще покойной матерью. Дары, приносимые семье за невесту, приняты четыре лета назад. Через несколько дней Драговит должен встать у тотемного столба медведей и просить Войку войти в его родовой дом хозяйкой. А ведь дома этого, почитай, уж и нету. Сговорился отдать его Недимиру заместо челнов и прочего барахла. Прийти к невесте с открытым лицом и звать в далекие горы? Кто же ее отпустит? Кто вообще отдаст девку отщепенцу? Вообще не ходить к медведям? Сбежать в горы молчком? Тоже позор. Только на этот раз не ему — Войке, что еще ужасней. Она такие насмешки претерпит, что не дай кому другому. А вина на Драговита ляжет… Додумать горькую думу не успел — из-под шкуры на входе в ложницу вынырнула заспанная Мара и пошлепала босыми ножками к Бладе.

— Ох, ти ж мне! — всполошилась та, кинулась к сестренке и подхватила ее на руки: — Чего ж не покликала-то, бестолковушка?! Пол ледяной, и ножки перепачкала, ясочка моя.

— К медведям пойдем? — вполголоса осведомился Палюд, шумно сглотнув прожеванное. — Войку-то забирать станем? Чего супишься? Ты старшой, тебе решать, но без бабы мы загнемся, — кивнул он на хлопотавшую Бладу.

— Не загнетесь, — твердо отрезала та, натягивая на обтертые ножки мальчишеские порты. — С вами пойду, и не вздумайте перечить!

— А мы и не думали, — с облегчением выдохнул Драговит, чувствуя, как скатывается с сердца громадный булыжник. — Сами поклониться в том хотели. Нам без тебя, Бладушка, полный зарез. Старшой женщиной в доме будешь. Почитать тебя…

— Не буду, — с ехидным смешком возразила она.

— Сомневаешься? — в тон ей встрял Палюд, выгребая остатки каши.

— Еще бы, — охотно поддакнула Блада, натягивая поверх намотки детские поршни. — С Ожегой в старшинстве тягаться, что своей волей башкой в костер кинуться. А я вам не дура.

— И она с нами? — вытаращился на нее Палюд, ткнув в бок подавившегося побратима.

— А то! Давай ручки в рукава. А тут рубаху-то одернем…

Глядя на каменное личико сестренки, от коего сюсюкание Блады отскакивало, ровно камешки от скалы, Драговит чуть не расхохотался. Боялся, переживал, готовился к большому разговору, а оно вон как: само сложилось и под ноги упало. И теперь на новом месте Мару станут пестовать не безрукие братцы-бобыли, а две истые радетельницы: матушка и бабушка. Да за ними четверыми догляд будет надлежащий — не одичают. Малая глянула на него, и Драговиту в ее навечно окаменевших глазах почудилась усмешка. Даже непривычно: неужели их дух-хранитель что-то человеческое перенимать начал? Она его, конечно же, подслушала, как всегда! И тотчас обхватила сидевшую на корточках Бладу за шею. И вот уж вовсе невиданное дело: потерлась щечкой о щеку и плечо женщины. Та ничуть не расплылась умильно, как можно было ожидать от любой другой бабы. Наоборот насторожилась, глазами вопрошая парней: чего это с девкой? Они пожали плечами и переглянулись.

Мара же, покончив с обучением человечности, развернулась к братьям и привычно мысленно приказала стягивать рубахи. После залезла коленками на лежанку промеж них и наложила каждому на грудь против сердца руку. Блада, позабыв встать и приоткрыв рот, впервые воочию наблюдала, как воплощенный в Тиханову дочь дух передает мальчишкам их сказочную силу. И глазом острым видела, как свежеют их лица и расправляются вялые тела. Сердцем чуяла, что от странного недуга, постигшего обоих после излечения Северко, не останется и следа, да еще и прибудет лишка. В ее голове моментально сложилась вся правда о вчерашнем чуде с начала и до конца. Парни силу теряли — у них ее отнимали, и Северко оживал на глазах. А теперь возвращенная им сила оживляет их самих. Только вот, у кого та была отнята на сей раз?.. Внезапно Блада хлопнула себя по лбу, тихо рассмеялась и чуть не брякнулась на задницу, вызвав непочтительные ухмылки двоих обалдуев. Но даже обидеться на придурков позабыла, вспоминая, какими уставшими вчера выглядели мужики, покидающие дом Ягатмы. Нужно бы с Ожегой о том перемолвиться… Блада поймала себя на этой мысли и виновато глянула на затылок Мары. Та чуток развернула головку и согласно кивнула, дескать, дозволяю, обсуди с ведуньей. Блада облегченно вздохнула и вышла.

Глава 5

Семья

Заворачивая своего кареглазого жеребчика наперерез пытающимся расползтись овцам, Драговит все еще не мог успокоиться. Даже о тяжком неминуемом отречении от невесты на время позабыл — перед глазами стояла сухонькая, гордо смотрящая на вождя Ожега, объявившая пару дней назад свою волю. Недимир сидел под тотемным столбом с таким видом, будто его бросил разом весь Род. Еще бы, есть от чего! Вчера вместо сватовства грязное дело разбирали, что спроворил негодящий родич. А сегодня, не дав никакого роздыха, Ожега и Блада поклонились Роду, поблагодарили за приют и заботу. А после сняли родовые амулеты, на тотемный столб повесили — поклонились Рыси-прародителю, что принял их некогда под свою руку. Поначалу Недимир, судя по спокойствию, был к тому готов. Взбеленился же он, когда вслед за выжившими из ума бабами Роду поклонился и старый Деснил. Да не один — на пару с внуком, сыном его сына Белуса, что, услыхав волю отца, умчал в бешенстве. Зван — сердечный дружок Рагвита с Парвитом — вождю слова не сказал, лишь сверкал на того очами. Ровно биться сбирался не на жизнь, а на смерть, коли его удержать посмеют. Дед даже плюху ему залепил, дабы не кобенился понапрасну. Потому, как никто, ни едина душа отговорками их не допекала, даже матушка Звана. Смотрела на старого с малым сухими холодными глазами, пока их амулеты не повисли на столбе. После развернулась и ушла. Драговит пытался перемолвиться со старым вождем и молодым скороспелом, но те не желали спорить, дескать, что решено — решено.