Симфония боли (СИ) - "Ramster" - Страница 48

Взгляд упал на заставку, заботливо поставленную мелким выродком – фотография со вспышкой в полутьме подвала, болезненно резкая и страшная. Три лица: его, Пейтона – окровавленное и перекошенное ужасом; широко и беззаботно скалящийся Рамси; неестественно повисшая мёртвая голова напарника, которую Крэгг придерживал рукой.

Шеф опять не ответил.

Короткая передышка – задыхаясь от боли и веса собственного тела, Пейтон с ужасом смотрел на мелкого изверга. Он уже едва хрипел через сорванное воплями горло; он чувствовал, как истекает кровью – тёплые струйки по шее, бокам, животу, от бега которых холодело всё внутри и кружилась голова.

«Даже не думай отключаться, – предостерёг Рамси. – У меня на тебя большие планы, а будить я умею больно. – И объявил весело: – Сейчас будет фотосессия!»

Когда ремни отщёлкнулись, Крэгг упал. Стоя на карачках, он капал кровью на грязный пол и всё пытался надышаться; перед носом маячили шипованные чёрные стилы палача и чуть поодаль – серые кеды его помощника.

«Вставай! – окрик и подбадривающий пинок. – Ты не Вонючка, чтоб я тебя таскал».

Дальше Крэгг помнил урывками: он был просто безвольной марионеткой в дурмане боли и слабости, от которых чернело перед глазами; он просто выполнял команды. Стать на колени, поклониться, подняться. Напомнить ещё раз, что именно он обещал никогда не делать…

Крэгг не понял сразу, какого такого товарища ему приказали поднять, – но, шатаясь, потащился в тень, куда указал Рамси, – к неопрятной тёмной куче неподалёку от дыбы. Эта куча, которую Пейтон послушно приподнял из вонючей лужи, оказалась тушей: грузной, липкой и ещё тёплой; недавно это, кажется, было человеком – но сейчас не напоминало его уже ничем, кроме очертаний. Крэгг успел ухватить взглядом полностью освежёванные руки и грудь, обнажённые кости челюстей с зубами по бокам от разодранного рта – и труп шлёпнулся обратно, обляпав его тёмными брызгами.

«Не валяй дурака! Тащи сюда», – распорядился Рамси.

В памяти Крэгга не отложилось, как он волочил останки подельника по полу; только рвотные спазмы от ужаса и отвращения. И весёлый голос выродка: «Обнимитесь, ребят, я фотаю! – слепящая вспышка в глаза – от неё затошнило ещё сильней; невозможная тяжесть в руках и боль, боль, боль… – Эй, твоей морды не видно. Держи его нормально!»

Кажется, Рамси снимал их и на телефон Крэгга. Кажется, приказывал отправить боссу какое-то послание. «Никогда не возить наркоту на Север, никогда не возить наркоту на Север, никогда не возить наркоту на Север», – плывущие перед взглядом строки на светящемся заляпанном экране. Прикреплённые файлы фотографий.

«Мне плевать, кто тебя послал, – округлившиеся стылые глаза – как осколки грязного льда – страшные, страшные, страшные. – Я всего-то надеюсь не увидеть здесь больше никого из вашей ссаной компашки. Ну а если увижу – не обессудьте: обдеру и на ограде развешу, – улыбочка на всю мордатую физиономию – воодушевлённая, предвкушающая. – А сейчас можешь проваливать. Да-да, никто не задержит: я ведь, знаешь, человек милосердия. Да и сам по себе ты – неплохое послание боссу…»

Первые несколько шагов Крэгг пятился, не веря, стиснув зачем-то телефон обеими руками. Запнулся, едва не упал, развернулся и чуть ли не бегом поковылял к двери – её уже открывал перед ним бессловесный помощник ублюдка.

«Вонючка, улыбнись! У нашего недорезка должны остаться хорошие впечатления», – донеслось сзади.

Это был последний барьер на пути к свободе – тощий и жалкий, но внушающий необъяснимую жуть; Пейтон заметался по нему взглядом, приближаясь: увидел четыре пальца, торчащие из обрезанной перчатки, увидел собачий ошейник и наконец – оскал. Нелюдский, клыкастый. С частоколом узких заострённых резцов.

«Недорезок» задушенно всхлипнул и, обтерев спиной противоположный от Вонючки косяк двери, бросился вверх по лестнице.

====== 12. Открытость окна (2) ======

Комментарий к 12. Открытость окна (2) Флешбэк практически целиком написан соавтором! Спасииииибо)

d=(´▽｀)=b

Осторожно взяв со стола хозяйский ноутбук, Вонючка сел на пол возле кресла. Встряхнулся, дёрнул худыми плечами в попытке прогнать томную расслабленность после душа и принялся за работу. Сначала всё шло легко: всплывали один за другим скандальные заголовки, мелькали имена-ниточки. И тут же обрывались, оставляя за собой не пустоту, но неясность, неопределённость. Информации было мало. Словно лорд Хорнвуд (или кто-то другой?) постарался замести все следы неприятной истории.

У Вонючки от напряжения даже заболела голова, и в глубине души он порадовался, что это выпало именно на его долю. Господин Рамси ненавидел сам искать информацию: говорил, что от этого «тошноты обступают». У него эта тягомотина точно вызвала бы лютую тоску и злость на всё вокруг. Верный пёс тоже тосковал, конечно: это задание было из числа его нелюбимых – потому что не рядом с хозяином. Их было не так много за всё время, поэтому Вонючка помнил все. Особенно то, первое, четыре года назад… В день, когда ему подарили ошейник.

В библиотеке Дредфорта было тихо и спокойно. Высокие витражи, танцующие в лучах света пылинки, уходящие в полумрак ряды стеллажей… Мягкий ковёр, в конце-то концов. Вонючка ещё раз огляделся и тяжело вздохнул.

Утром Рамси сказал, что компания живой игрушки ему надоела и что Вонючка сегодня может делать всё, что ему вздумается. Снисходительный тон, пренебрежительный взгляд, ленивое движение рукой: «исчезни куда-нибудь с глаз моих» – всё это, наверное, могло быть обидным, но болтонский пёс разучился обижаться ещё два года назад. Примерно тогда же, когда стал собой настоящим.

Впервые за месяц оставшись один на целый день (у Рамси были летние каникулы), Вонючка сначала не знал, что делать и куда себя деть. Он слишком привык находиться рядом с хозяином: следовать неприметной тенью за каждым его передвижением, сидеть у ног. А сейчас… было как-то странно, тревожно и пусто. Стены коридоров давили своей тяжестью, тренажёрный зал пугал необходимостью спускаться в подвал и нарушать его гулкую тишину – и Вонючка как раз вовремя вспомнил о разрешении приходить в библиотеку и читать. Чтобы занять время, он взял первую попавшуюся книгу, сел на пол и уставился в неё невидящим взглядом. Что же сегодня такое произошло?

«Эй!.. Тебя хозяин звал». Не успела вошедшая горничная договорить, как Вонючка одним движением вскинулся на ноги и, аккуратно, но быстро вернув книгу на место, метнулся к двери. Мимоходом он поймал печальный взгляд: девушка работала у Болтонов не так давно. Должно быть, ещё не успела свыкнуться с мыслью, что этот тощий мальчишка-подросток с вечно опущенной кудрявой головой и потухшими глазами, в которых почти не отражаются эмоции, – живая игрушка жестокого хозяйского сынка. Так было со всеми: сначала они жалели Вонючку, но быстро привыкали, участие сменялось равнодушием, а нередко и презрением к раболепной твари. К тому же проявлять сочувствие и доброту было попросту опасно: господину Рамси не нравилось, когда его пёс контактировал с посторонними, кем бы они ни были.

Вонючка осторожно приоткрыл дверь в комнату хозяина и растерянно замер на пороге: тот спал безмятежным сном младенца, вытянувшись на кровати и подложив под затылок руки. На губах не виднелось привычной ухмылки, рубашка была расстёгнута на несколько пуговиц, обнажая шею и ключицы, и от этого Рамси казался… уязвимым?.. Вонючка помотал головой: неуместные, глупые мысли!

Неужели девчонка-горничная забыла передать приказ, и хозяин ждал Вонючку так долго, что успел заснуть? Нет, быть такого не может! Рамси скорее сам отправился бы за игрушкой для пыток, чтоб наказать за неповиновение, и потащил бы на дыбу волоком, пересчитав Вонючкиной спиной все ступеньки в подвал…

А может, горничная просто ошиблась? Нет, вряд ли: здесь не держат тех, кто может перепутать приказы господина Рамси или неудачно пошутить. Что же делать? Не разозлится ли хозяин, когда проснётся и увидит питомца, которому утром приказал исчезнуть?