Ковчег 47 Либра - Штерн Борис Гедальевич - Страница 54

— Говори что-нибудь, — попросил он Эльзу. — Хоть глупости, только с выражением.

— О, кажется, это совсем не глупость: смотри, впереди вроде все обрывается. А там только дымка, и за дымкой — что-то странное.

Виктор посмотрел на навигатор.

— Так это и есть Центральный каньон. Уже! Похоже, я шел с превышением.

— Ты шел сто восемьдесят, пока не выпил кофе.

Перед каньоном вдоль дороги расположился первый на пути настоящий поселок — дорожная служба с машинами, спасатели с вертолетами, столовая, настоящая гостиница. Весь персонал гостиницы сидел на скамейке у входа — два человека с двумя собаками, лежащими у их ног. Виктор с Эльзой не стали задерживаться — перекусив и получив продуктовый паек на пять дней вперед, двинулись дальше. Дорога вела прямо в обрыв.

Виктор рефлекторно нажал на тормоз, но увидев ограничение скорости 120, отпустил, поверив дорожной службе. Земля слева и справа внезапно ушла далеко вниз, дорога начала полого спускаться прямо по воздуху. Конечно, ее поддерживали ажурные железобетонные опоры, уходящие корнями глубоко в слоистые склоны каньона. Дорога плавно повернула направо и продолжила путь в воздухе над пропастью к скале-останцу с вертикальными склонами и плоской вершиной, где была оборудована смотровая площадка. Далеко-далеко внизу текла мутно-ржавая река, которая, как, вероятно, уже догадался читатель, называлась Колорадо. Она была раза в три полноводней своей земной сестры, поскольку брала начало из ледников Северного хребта, перехватывающего влажные муссоны. Но отсюда, с огромной высоты, она казалась совсем тоненькой — каньон был намного глубже своего земного собрата. Он числился девятым среди естественных чудес света. А десятикилометровый мост через каньон был первым среди рукотворных чудес. Он шел по паутине ажурных опор, казалось, прямо в небе над каньоном, лишь слегка прогнувшись вниз. На самом деле ни одна опора не была выше шестиста метров, а монолитная паутина состояла из мощных напряженных железобетонных балок — вертикальных, наклонных, дугообразных. Центральный арочный пролет перепрыгивал реку на высоте полутора километров, опираясь на высокие утесы по сторонам реки.

— Слушай, ведь дорогу через каньон можно было проложить в десять раз дешевле — вон там траверсом вниз по склону, по тому выступу, там два моста, там мост через реку над тесниной и снова вверх вдоль склона. Зачем было городить такое чудо?

— Так ты сам и ответил — чудо. Считай это произведением искусства. В этом мосту эстетика и вызов выше рациональности.

— Сколько же средств и сил в него было вложено!

— Сколько этому мосту — 500 лет где-то?

— Пожалуй, ближе к шестистам.

— Ну вот, сколько людей он привлек сюда за шесть веков? Сколько людей посетили материк для того, чтобы проехать по первому чуду света? Сколько людей испытало от этого восторг? Разве в этом нет рациональности, если тебе нужна именно она?

— Я и сам в восторге. Просто непривычно. Обычно в инженерных сооружениях эстетика подчинена рациональности. Здесь же в эстетику, в величие сооружения, вложена львиная доля затрат. Ты можешь назвать земные аналоги?

— Конечно. Соборы, дворцы, пирамиды. Пожалуй, мотивы разные. На Земле это строилось во имя бога или монарха или для демонстрации богатства. Здесь скорее как вызов судьбе: «Нас тут мало, мы обречены, но смотрите, что мы можем. Выше голову!»

— Что же, выше, так выше! Вперед, так вперед! Поехали, там еще на центральном пролете есть смотровая площадка с прозрачным полом.

После десятикилометрового полета над бездной захотелось пива. Эльза взяла у входа в бар стопку туристических буклетов и разложила на столе. Когда Виктор дотягивал второй бокал, Эльза воскликнула:

— Вот, нашла! Слушай: «Архитектор дороги Запад — Восток, пересекающей северную часть Атлантиды, Симеон Шама, называл свой проект „Путь Разума“. В его концепции, задуманной, как антитеза постмодернизму, путь разума должен быть прям… “Это человек плутает вокруг истины и считает, что путь познания извилист, — говорил Шама, — а на самом деле он прям как стрела времени”». О, Виктор, ты почти угадал! Слушай дальше: «В той же концепции Центральный каньон рассматривался как рок, как пропасть, обрывающая в будущем человеческую историю Селины, — во времена строительства дороги было уже ясно, что проблема рождаемости непреодолима. Мост, идущий почти прямо на огромной высоте над каньоном, по замыслу архитектора, символизировал веру в то, что разум чудом преодолеет пропасть и продолжит свой прямой путь. Название не прижилось и концепция была забыта. Долгое время дорога носила название „Струна Симеона“, однако со временем дорога, получив вместе с мостом статус первого искусственного чуда света, утратила и это имя». Виктор, какие же мы дремучие — не знать таких ярких вещей!

— А как удержать в голове все, что забыто самой Историей? Хотя здесь замысел забыт явно не заслуженно.

— О, погоди, погоди, тут еще интересней: «Южная дорога, пересекающая континент в широтном направлении и спроектированная Симеоном Шамой, была названа им „Путь Истории“. Дорога знаменита своими головокружительными наклонными виражами, перегибами, спусками и подъемами, резкими переменами ландшафта».

— Вот так! Едем путем Разума, вернемся путем Истории! Не сойти бы с ума на тех виражах…

— Не сойдем, поехали. У нас еще две с лишним тысячи километров идеально прямой дороги!

Через три дня Виктор с Эльзой пересекли Западный хребет и оказались в цветущих влажных субтропиках среди пальм на берегу океана. Проведя пару дней в прибрежном отеле и накупавшись в прохладном океане, они двинулись на юг. Дорога шла вдоль моря — обычная приморская дорога с обычными приморскими красотами. Небольшие поселки стали попадаться чаще — километров через сто. Субтропики стали чуть суше, и дорога пошла верхом — по отрогам гор. Встретив ответвление дороги, ведущее вниз, с указателем «Биостанция 48», супруги решили попытать счастья и свернули. Вскоре они оказались в аккуратном поселке — десятка полтора домов с небольшими подстриженными газонами, идущими полукольцом вокруг лужайки с прозрачным павильоном, судя по обилию в нем оргтехники, служившему офисом. Как только они остановились, к машине подбежал пес и, встав на задние лапы, протянул морду в окошко и лизнул Виктора в щеку. Затем пес сел и замычал басом, покачивая поднятой головой и виляя хвостом. На улице появился спешащий чуть прихрамывающий человек:

— Добро пожаловать! — закричал он издалека. — Не бойтесь Агата — так он просит всех хороших людей выйти из машины и пожаловать в гости. Я присоединяюсь к его просьбе, — сказал слегка запыхавшийся хозяин, подойдя и протянув руку. — Добро пожаловать на нашу биостанцию! Меня зовут Джон Смут. Вы здесь первые посетители за целый месяц. Пожалуйста, следуйте за мной к нашему столу — жена уже накрывает.

— А как ваш пес распознает хороших людей?

— Очень просто — они опускают стекло или оставляют окно открытым, когда он подбегает к машине.

Джон, которому было на вид под семьдесят, привел их в один из домов. Навстречу вышла женщина примерно того же возраста, что и хозяин.

— Знакомьтесь, Мария, моя жена.

Виктор и Эльза наконец представились и прошествовали в столовую, где уже был накрыт стол — вино, сыр, фрукты, овощи.

— Ой, да что вы, — запротестовала Эльза, — мы недавно пообедали.

— Да, простите, — добавил Виктор, но за таким столом мне никак не уложиться в свои законные полпромилле.

— Неужели вы собираетесь сегодня еще куда-то ехать? — спросил хозяин упавшим голосом.

— Не хотелось бы вас напрягать… Мы собираемся переночевать в самотеле, до которого еще полчаса езды, — неуверенно промямлила Эльза.

— Боже, какой самотель! Перед вами пятнадцать пустых ждущих вас домов, где все застелено, где есть горячий душ, а в холодильниках — светлое пиво для усталых путешественников.

— А как же хозяева этих домов?

— Нет хозяев. Кто-то уехал, кто-то умер. Мы здесь одни. Это мы подстригаем газоны и следим за домами. То, что вы видите, не вся биостанция, это лишь центральная площадка. Но и на остальных площадках никого нет.