Нарциссы (СИ) - "Scarlet Heath" - Страница 84

Когда с переездом было покончено, компания решила прогуляться по центру. Сидеть дома в этот вечер никому не хотелось. Они не нашли никого из выживших людей, но не особо печалились по этому поводу. Ведь они нашли себе новое жилище, которое станет их домом на ближайшие недели, а, возможно, и месяцы. И они были совсем одни в этом потрясающем мистическом городе. Места для тоски и сожалений по прошлому просто не оставалось.

Вновь дойдя до Дворцовой площади, они завернули туда, куда еще не ходили и набрели на Исаакиевский собор. Не удержавшись, они заглянули внутрь, но не смогли пробыть в соборе и пяти минут. Сумрачная атмосфера действовала угнетающе, отовсюду на них смотрели суровые лики святых, которые словно обвиняли их в исчезновении всего мира. Как бы там ни было, но это место уже не было местом, где можно спокойно обратиться к Богу. Никому не верилось, что Бог сможет услышать их отсюда.

- А давайте лучше поднимемся на колоннаду! – предложил Владимир Николаевич, который всегда умел сглаживать тягостное впечатление увиденных ими мест. – Когда-то мы поднимались туда с женой, вид открывается просто потрясающий! Город как на ладони!

Конечно же, Марина приняла эту идею с восторгом, и они обошли собор, чтобы войти с другого входа. Наверх они поднимались по витой каменной лестнице, которой, казалось, никогда не будет конца. Марина бодро бежала впереди всех, а следом за ней, отставая на пару десятков ступеней, плелись Саша, Юля и Владимир Николаевич.

- Боже всемогущий, - стонал Саша. – Мы уже сутки поднимаемся! По-моему, я уже успел состариться!

- Тогда я уже успел умереть, - мрачно пошутил Владимир Николаевич, и все рассмеялись, несмотря на ноющую боль в ногах.

За каменной лестницей последовала железная, с остекленной крышей, и Саша чуть не расплакался, когда увидел ее, ведь он был уверен, что подъем наконец-то окончен.

- Надеюсь, это стоит того, иначе я сброшусь с этой колоннады, - проворчал Саша.

- Стоит, поверь мне, молодой человек, - улыбнулся Владимир Николаевич, и Саша внезапно поверил ему.

- Ну же, давайте быстрее! – кричала сверху Марина, которая уже поднялась. – Тут осталось совсем немножко! Вид открывается обалденный!

И это было правдой. Когда они наконец оказались наверху, на узкой смотровой площадке с перилами, они забыли про только что пережитый подъем, про боль в ногах, про ноги и вообще про все на свете. Они шли вдоль перил, обходя башню по кругу и осматривая город со всех сторон. Крошечные домишки внизу, серая и мрачная Нева, Александрийский театр, купола далеких соборов, заводские трубы и застывшие подъемные краны, которые так и не успели завершить строительство. И ни одного человека там, внизу. Ни одного признака жизни, движения. Даже деревья как будто застыли и не хотели шевелиться, замерли, уснули вечным холодным сном. Низкие серые облака нависли над городом, солнце садилось, и Петербург готовился погрузиться во тьму. Наступит ночь, и ни одного огня не зажжется там, внизу.

Юля прислонилась к колонне и смотрела на дрожащие воды Невы вдалеке. Она улыбалась. Она была потрясена величием и красотой этого огромного города, такого прекрасного и такого гармоничного. Этот город словно жил своей жизнью, даже сейчас, без людей. Он словно был самостоятельным организмом, самодостаточным и сильным. Он заряжал энергией, он вселял веру.

- Красиво, правда? – прошептал Саша где-то над ухом. – Я даже не думал, что будет так здорово. Просто дух захватывает!

И в его голосе Юля услышала то, что билось в ее собственном сердце, и она поняла, что они чувствуют сейчас одно и то же.

- Красиво… – отозвалась Юля. Внезапный порыв ледяного ветра коснулся ее лица и шеи, Юля вздрогнула и добавила, поежившись: - Только вот холодно.

И Саша, ничего не говоря, обнял ее сзади, защищая от ветра. А Юля поразилась тому, как Саша может быть одновременно таким пошлым идиотом, и в то же время таким милым и заботливым парнем. В его объятии не было никакого намека на романтику – он действительно хотел согреть ее. И в то же время в нем что-то все же было, в этом объятии. Но Юля не знала, что.

Она смотрела на этот исчезнувший город и думала о том, как же все-таки странно повернулась ее жизнь. Когда-то она так хотела умереть, но в итоге она стоит здесь и смотрит на мертвый город. Все эти люди, которых здесь больше нет, вряд ли они хотели погибнуть. И, тем не менее, они возможно погибли. А она, которая мечтала о смерти, сильнее их всех, стоит здесь живая и почти невредимая. Почему Бог отбирает жизнь у тех, кто действительно ее любит, и заставляет жить тех, кто эту жизнь совсем не ценит и не бережет?

Юля приложила столько усилий, чтобы избавиться от непосильного груза жизни, но смерть не захотела принимать ее. Смерть оттолкнула ее. Она почти приняла Юлю, но в какой-то момент отвергла, словно передумала. Юля пережила клиническую смерть, они была одной ногой там, куда живые люди никогда не шагают и откуда очень редко возвращаются. Но почему-то смерть отказалась от нее. Почему?

Раньше Юля часто думала об этом. В первые месяцы после того, как она вернулась в мир живых, она все пыталась вспомнить, что пошло не так и почему. Она была уверена, что видела что-то по ту сторону, видела что-то там, где она побывала, когда находилась в состоянии клинической смерти. Она все цеплялась за эти обрывочные воспоминания, но так и не смогла ничего вспомнить. Ни темного коридора, ни лестницы в небо, ни встречи с Богом, который сказал бы ей возвращаться обратно, потому что ее время еще не пришло – ничего такого не было. Смерть просто отвергла ее и заставила жить дальше. Но что-то там все равно было. Оно отпечаталось в сознании Юли, но так глубоко, что извлечь его оттуда не представлялось возможным. Разве что под гипнозом. Юля часто завидовала тем, кому удавалось в состоянии клинической смерти узнать какие-то тайны мироздания и вернуться в свое тело уже другим человеком. Юля тоже вернулась в свое тело другим человеком, но другим в плохом смысле. Она вернулась в свое тело еще более опустошенной, чем была раньше. И она не смогла чудесным образом изменить свою жизнь, ее жизнь не стала лучше. Она стала еще более пустой и бессмысленной, чем была раньше.

И все равно Юля почему-то была до сих пор жива. Почему?

Мертвый Петербург не мог ответить на ее вопрос, и Юля вздохнула. Почему она, недостойная жизни, стоит здесь и смотрит на эту завораживающую красоту? А люди, которые жили в этих домах, там, внизу, исчезли, возможно, навсегда. Они не просили об этом, но жизнь распорядилась по-своему.

Юля явственно ощутила, как что-то в груди болезненно сжимается. Ничего подобного она не ощущала уже очень давно, наверное, с тех пор, как ей было девятнадцать лет, и она собиралась убить себя. Юля ощущала чудовищное, всепоглощающее сожаление от того, что всех этих людей больше нет. Впервые за все это время, что она прожила в бесконечном восемнадцатом ноября, Юля по-настоящему захотела вернуть мир обратно. И пусть сама она давно умерла, умерла в тот октябрьский день, восемь лет назад, пусть этот мир живет. Потому что он прекрасен. Он так прекрасен, что Юля обязательно бы заплакала, если бы могла плакать.

- Мы должны вернуть все на место, - сказала Юля твердо.

Саша молчал несколько секунд, а потом спросил тихо:

- Тебе грустно от того, что всех этих людей больше нет?

Юля кивнула.

- Они должны жить. Должны продолжать проживать свои жизни. Никто не смеет отнимать у них это право.