Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 164

Ему прекращать возвращаться к этой черной двери.

Ей просто не вспоминать и жить дальше.

Не могут друг без друга, и поэтому оказались в замкнутом круге боли, у самой пропасти.

Эта любовь умрет, когда завянут сорняки.

Сорняк в его разуме.

Сорное воспоминание в ее голове.

— Последний раз ты входишь в эту дверь, Элайджа Майклсон, — а в голосе неуверенная дрожь.

Из их двоих Пирс явно смелее, но в этот раз дверь поддается и он вправе переступить порог комнаты.

Шаги.

Его шаги и этот стук каблуков мужских туфель она узнает.

Думала, что потеряла его навсегда, а сейчас он стоит перед ней.

Через какое-то время он понимает, что она не спит как должно было быть, стоит перед глаза влажные от слез. Она плакала, но Элайджа не желал, чтобы она плакала и грустила. Тогда почему она плачет? Возможно, это плачет его душа? На этой скомканной постели в остались только воспоминания о поцелуях со вкусом кленового сиропа, пульс, учащенное сердцебиение и вагоны недосказанности.

« Прощай, Катерина.» - остро режут ее сердце, когда она заглядывает в глаза цвета виски.

Сейчас не уйдет.

Сейчас узнает все о ее боли и чувствах, то, что она хотела быть с ним до конца.

Реален ли тот, кто отпустил ее?

Пару шагов в его сторону и как прежде коснуться ладонью его лица, а Элайджа, как прежде сожмет своей теплой рукой коснется его лица, проведет пальцами по складке кожи рядом с ухом, по скулам и щеке и только тогда поймет, что он реален, здесь, а его голос окончательно протрезвит ее.

— Элайджа, ты здесь… Рядом… Это и вправду ты…

— Катерина, я не желал видеть твоих слез… Я не смог выбросить тебя из своего разума. Я здесь, чтобы сказать тебе, что Никлауса не спасти и ты была честна в своих чувствах, Катерина… Слишком поздно молить о прощении и я повяз в грязи… Грязи… Мне нужно, чтобы ты выслушала меня…

— Я знала, что была права, Элайджа, а ты отпустил меня… Ты идиот, а я стерва… Я дрянь, Элайджа и столько всего произошло, что уже слишком поздно…

А в последний ли раз Элайджа Майклсон переступает порог этой комнаты?

========== Глава 67. Из Ада не ходит прямой поезд. ==========

У женщин странная привычка: прижимать к сердцу нож, который нанёс им рану.

Джером Клапка Джером.

*** Новый Орлеан. 2015 год.***

Прожить жить впустую: во лжи, не обращать внимания на мимо пробегающих людей, не любить.

Так долго…

Попасть в паутину лжи и одиночества.

Стоят посреди комнаты в которой только он и она и смотрят друг на друга.

Сейчас она плачет, а он не сможет уйти.

Не сможет.

Сам ведь пришел и все рассказал.

Сам ведь растерзал душу, а сейчас ищет исцеления.

— Зачем ты сказал мне это Элайджа? Я могла бы простить тебе любую другую женщину, но Хейли, не ту, которая внесла в твое сердце грязь, — Майклсон падает на пол от ее удара, сплевывает кровь, а Кетрин шипит.

Если нужно, то она будет его бить.

Бить, чтобы он пришел в себя. Бить по лицу, хватать за пиджак, крепко удерживать своей цепкой хваткой за плотную ткань пиджака и смотреть взглядом полыхающей ненавистью и ничем больше.

Только бить и царапать кожу.

Стерпит.

Жаль, что убить его не может.

Убила бы.

Точно убила бы.

Тело болит от ее ударов Пирс, но хуже задетая гордость. Элайджа Майклсон растоптал свою гордость и погряз в грязи.

Словно с цепи сорвалась.

Счастье разрушено.

Просто психически нездоровая стерва.

— Ты знал, что моя дочь умерла, потому что Тайлер Локвуд укусил ее? Надя нашла меня, а я не была хорошей матерью, Элайджа. Ты ценишь семью, а я не знала, даже, как говорить с Надей. Понимаешь, Елена влила мне в глотку лекарство и я стала никчемным человеком. Я желала убить ее, и милая Елена сказала мне, что ты оставил меня, потому что я изношенный товар и никому не нужна. Она настроила тебя против меня? Милая, невинная Елена. Как ей это удалось?.Поэтому я желала убить ее. Елена Гилберт отняла у меня все! Я не Ангел! Она сказала, что я не стою тебя, Элайджа. Потом я желала убить себя, сброситься с башни, чтобы не умирать от старости и знаешь Стефан Сальваторе спас меня и я у нас была незабываемая ночь любви. Я решила, что в нем есть то, что ты давал мне — защита и забота. Но ты оставил меня, а мы ведь могли быть счастливы. Это крутится у меня в голове. Как и то, что переселив свой дух в тело Елены, желая жить, я только обрекла свою единственную дочь на смерть. Мне было тяжело надеть маску и смотреть на все этого. Дрянь. Я дрянь! Такой ты меня желаешь видеть? Невыносимой стервой?

Злоба.

Агрессия.

Бешеные глаза.

Такой ее и вправду стоит бояться.

Бояться того, что она не отпускает, хватает за ткань пиджак, швыряет в стену, а Элайджа только и может посмотреть ее, коснуться разбитой губы и руками стереть кровь.

— Ну, само собой, правильный и идеальный ступил в грязь и погряз в ней.

— Катерина… Я заслужил всю эту боль… Никлаус разрушил семью, я поклялся, что не встану на строну… Но я лгу… Лгу самому себе…

— Так ли это? Ты побежишь его спасать, Элайджа, потому что так было и будет всегда… Ты простишь его…

— Клаус проклял Хейли, разлучил ее с дочерью, убил Джиа и заставил меня смотреть, как она сгорает заживо, разрушил семью…

— Тебя добили… Поздравляю! Клаус, просто делал, то, что делает всегда — рушит. Все разрушено, а ты вновь будешь все чинить.

— А что ты чувствуешь?

— Уходи! Я ненавижу тебя. Посмотри во что ты превратился, Элайджа. Ноющее нечто, самоуничижительно относящееся к себе, и сказала бы: «Прощай». Я бы сказала «Прощай », такому мужчине, нашла бы другого. Со мной ты таким не был. Где твое достоинство и гордость? Ты ведь понимаешь, что Хейли даже мизинца твоего не стоит? Вот, что значит один раз стать в грязь. Ты же знаешь, что я говорю правду. Уходи и

— Я впустил ее в свое сердце.

— Как и меня… Меня ты ведь тоже не можешь отпустить.

— Без тебя мне нет места и я так ненавижу себя. Я сдался. Я уничтожил себя. У меня ничего не осталось.

Элайджа Майклсон — олицетворение спокойной, морозной и снежной зимы, тот кто скрывает свои эмоции за маской невозмутимости добит.

Упал на колени. Поддался под напором боли и сдался, не выдержал.

У него влажные ладони испачканные его же кровью, и жесткая трехдневная щетина, и Элайджа чувствует себя слабаком рядом со статной стервозной Кетрин, которая ударила его и не раз, отбросила в стену, что тот впечатался в нее и кажется, был слышен хруст кости. Стоит, смотрит на него, не разжимая ладони, а он ведь вонзил нож прямо в ее сердце. Иногда он ощущает себя жалким в сравнении со всей семьей.

Жалким и слабым.

Жалкий и разбитый.

Она агрессивная.

А может его и привлекают агрессивные женщины?

Женщины, которые могут ударить и заставить жить.

В глазах почернело, кровь застряла в глотке и эта боль, кровь сохнет на губах.

Поделить на ноль, чтобы от Элайджи Майклсона вообще ничего не осталось: ни тела, ни плоти.

Умирает.

Тонет.

Пошел на дно и вытащить его может она.

Видит это и понимает.

Стоит ли этот мужчина то, чтобы бороться?

Просто так он бы не пришел в эту комнату, не стал бы так унижаться, если бы и вправду не был в отчаяние.

И так растоптал свою гордость.

Просто не смог забыть ее и закрыть навечно эту дверь.

Ему нужно прийти в себя.

Его нужно растормошить.

Она протягивает ему руку, помогает подняться, отряхивает подол его пиджака, поправляет синий галстук, смотрит на кровавые пятна, а он игнорирует цепкий взгляд Кетрин, раздражается его внимательностью, или добротой.

Подвести черту.

— Можешь идти. Если моя помощь не нужна, но тебе хуже, чем я. Думаю, ты чувствуешь тоже, что и я: ненависть, обида, гнев, разочарование, пустота, отчаяние. Наши жизни изменились. Ты изменил мою. Я готова была меняться ради тебя, наших чувств, а ты оставил меня.