Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 325

— Эта цитадель душит тебя, вытягивает из тебя силы, — хмуро произносит юноша. — Давай уедем отсюда.

Он приобнимает её за плечи. Так осторожно, что и в самом деле хочется разрыдаться. Княжна никак не может понять, почему он был так добр к ней. И ей ужасно грустно от этого. И от того, что он чувствует себя вечно виноватым перед ней, она чувствует себя ужасным человеком. Пусть часто он и был виноват. Это ничего не меняло. Её брат был чудесным. Чутким. Понимающим. Преданным. И от этого на душе появлялось отвратительное ощущение того, что она-то его и недостойна. Какой бы ни казалась идеальной. Пусть Абалим никогда ни о чём не думал. Пусть совершал вещи, от которых волосы на голове становились дыбом (как тот раз, когда он разозлившись плеснул в своего учителя фехтования кипящим маслом). Пусть в этом и была его вина, он не должен был чувствовать себя виноватым перед ней. Ведь во многих его поступках была её вина.

— Давай уйдём, Сабаот! — говорит Абалим, хватая её за руку. — Давай уйдём?

И ей неожиданно становится горько — он ведь чувствует… Прекрасно чувствует, как тошно ей здесь… И поэтому готов решиться на поступок, который ему никогда на свете не простят ни отец, ни мать — никто. Кроме Сабаот. Хотя бы потому, что она просто не имеет права ему этого не простить. Того, что он раз за разом совершал ради неё. Как в тот раз, когда она расплакалась по вине его учителя фехтования…

И Сабаот как-то слишком резко обнимает брата. Благодарно. Отчаянно. Потому что никто больше не поймёт того, что понимает он. И она почти что со слезами на глазах вспоминает то, как её будущий муж — отец уже предложил человека, который должен будет им стать — пытается делать то, что всегда для Сабаот делал Абалим. Ей становится противно от того, каким жалким сразу же представляется ей её жених… Храбрый, честный, смелый — какими бы его заслуги ни оказались на самом деле, он никогда не станет для неё роднее её брата. И от его заслуг становится ещё противнее. Был бы лыс, стар и глуп — куда проще было бы простить ему его ничтожество. Но её жених молод… Молод, красив, смел — любая из её сестёр с радостью бы выскочила за него замуж. Но отец уготовал эту участь ей, самой красивой из его дочерей. Забавнейшая ирония. Сабаот думается, что именно такой ужасной участи, возможно, она и достойна…

— Я не хочу выходить за него замуж… — выдыхает девушка, прижимаясь к брату. — Не хочу. Я его и видеть не могу… Сделай что-нибудь!

И тот шепчет ей что-то успокаивающее… Сабаот думается, что, должно быть, на этот раз её брат не поступит так, как привык поступать. Ей казалось, что её жених ему вполне симпатичен. Она утыкается носом ему в плечо и из последних сил старается сдержать слёзы. А он просто стоит. Молча. И неподвижно. И девушке ужасно обидно из-за того, что брат способен её не понять…

Рана на её ноге выглядит совершенно не так ужасно, как ему показалось там — около скалы. По правде говоря, не слишком сильный это, пожалуй, и ушиб, чему Вейча крайне рад — во всяком случае, это несколько помогает его совести оправдываться перед самой собой за то, как он обрадовался этой возможности подхватить её на руки и отнести до коттеджа. Ему почти что стыдно за то, что он не только перепугался из-за того, что с ней произошло, но и ужасно обрадовался. Потому что это позволяло ему те действия, о которых он, пожалуй, и мечтать-то не мог. Но всё же, это было отвратительно по отношению к леди Джулии. Всё-таки, хорошо, что с ней всё в порядке — за неделю всё должно зажить. Или за чуть больший срок. Если не повезёт.

Недолго думая, Эйбис наклоняется и прикасается губами к кровоподтёку. Старается прикасаться настолько нежно и осторожно, насколько это только возможно — чтобы не повредить ей ещё больше. Пожалуй, он слишком напуган той мыслью, что с его безупречной герцогиней могло что-нибудь случиться. Он бы никогда не простил себе той радости, которую ощутил тогда, когда ему пришлось подхватить её к себе на руки.

— Что ты делаешь? — охает Джулия и рукой пытается отстранить его.

Она почти отталкивает его от себя. Почти. Пожалуй, именно это заставляет Эйбиса чуть ли не задыхаться от восторга — у него часто такое случается, когда он находится рядом с леди Траонт. Он чувствует, как она цепляется своими пальцами за его светлые кудри, чувствует — он толком не знает, почему именно всегда знает это — все эмоции, которые отражаются на её лице, даже если не видит их… И это слишком странно, чтобы как-либо поддаваться объяснению. Это удивительно. И немного пугающе. Совсем немного.

— Вам не нравится? — Вейча обеспокоенно и хитро одновременно смотрит на неё.

А леди Джулия вздыхает. И почему-то Эйбис слышит в этом вздохе одобрение. И принятие того, что он делает. Это просто не может не радовать. И он целует её руки… Целует изумрудный герцогский перстень — тот самый, который она носила постоянно. И ещё — тот пурпурный, который она обещала своему отцу никогда не снимать. И Вейча сам никак не может понять, почему это приносит ему столько радости. Будь на месте Джулии Эниф, Леонризес, Эрна — да кто угодно, — он никогда не ощущал бы себя таким счастливым. Даже если бы они могли ему позволить что-то большее… А Джулия Траонт… Она была истинным совершенством — хрупким и тонким изделием, созданным из самого прочного камня, который только можно представить… Из эльфийского хрусталя. Тонкая статуэтка, до которой и дотронуться — святотатство. А Эйбис, пожалуй, тот ещё безбожник, раз смеет делать это.

— Зачем ты делаешь это? — спрашивает герцогиня Траонт немного грустно. — Зачем, Эйбис?

Вейча никак не может понять этой грусти в её голосе. Разве она сама не чувствовала себя достойной этого или… эта мысль заставляет сердце Эйбиса трепетать от ужаса… Быть может, леди Джулия не желала того, чтобы кто-то осквернял её своими прикосновениями? Он почти испуганно поднимает на неё глаза. Нет, в её взгляде никакого недовольства или раздражения нет. Лишь какая-то усталость… Но если она устала — ведь нужно просто помочь ей расслабиться, ведь так? Это больше, чем его обязанность. Это его долг перед ней — помогать ей любыми способами, которые могут пригодиться.

— Кто-то же должен это делать… — шепчет Эйбис, улыбаясь.

Кто-то же должен целовать ваши руки, ваши ноги, ваши пальцы, хочется сказать ему…

И всё же, он ничего не говорит.

Комментарий к II. Глава тридцать девятая. Право рождения.

Lana Del Rey – Young and Beatiful

peu caprice - маленькие прихоти

outrageusement - возмутительно

Какая-то очень странная глава, но ладно

========== II. Глава сороковая. Боль. ==========

В вечернем эфире вчера показали твой фильм

О людях, попавших в шторм,

О чувствах, лишённых глаз.

Друзья и соседи смеялись и плакали сильно,

И думали, это про них,

Не зная, что это про нас.

Я так удивилась, когда ты сказал в интервью,

Что книгу мою прочитал,

И так ею был потрясён,

Что взял за основу сценария книгу мою.

Жаль не ты её написал,

Ведь видел такой же сон.

Так вышло, бестселлером стал мой мучительный труд,

Хотя есть много других,

Не менее странных книг.

В моих персонажах все люди себя узнают,

Хотя я писала про нас,

Все думают, это про них.

Приходится мне иногда отвечать на вопрос:

Откуда такие мысли,

Столько странных сюжетных линий?

Всегда отвечаю, что всё банально и просто

В моей монотонной жизни,

Но я люблю смотреть фильмы.

Я спрячу твой образ, вытерев пыль,

Поглубже, подальше,

За фотоальбомами, письмами, книгами.

За чёрно-белым пейзажем,

Где деревья, туманы и льдины

Вплетены в паутину мостов.

Отношения эти как нить паутины,

Язык — ни жестов ни слов.

А ведь каждый из нас мог нормальным бы быть человеком.

Хорошо, что не вышло так,

И что мы такие как есть.

Сегодня купила кассету с одним саундтреком,

И весь вечер в наушниках

Слушала песни