Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 216

— Эй! — возмущается парень. — А теперь-то за что?!

Княжна переводит взгляд на Эсканора. Тот даже немного улыбается, а к щекам его прихлынуло хоть немного краски. Совсем бледным он выглядит даже страшно… Мицар, кажется, разделяет её мнение. Во всяком случае, он перестал прятаться за неё и стал держаться чуть вольнее.

— Я тебя достаточно хорошо знаю — снова какую-нибудь дурацкую шутку придумал! — чуть повышает голос Эниф. — Сейчас не время для этого!

Вейча строит обиженное выражение лица, но скоро снова расплывается в улыбке. Идиот. Пожалуй, Леонризес сколько угодно могла его так называть. И даже не только про себя. Эйбис никогда не отличался обидчивостью. Он совершенно спокойно реагировал на всяческие обвинения в свой адрес. Только отшучивался. Хотя, возможно, и не так спокойно, как думалось Леонризес до того дня, когда она обнаружила его плачущим. Всё равно. Раз он не обижался при всех, значит, он был достаточно силён, чтобы не показывать при всех своих эмоций.

— Спасибо, Эниф, — говорит Феликс, садясь на диван. — Ты всё поняла правильно — мне не до шуток. Вы же знаете, что её мама долгое время была у меня гувернанткой. Она мне почти родной человек.

Вот как… Леонризес примерно понимала, что могла значить для человека гувернантка. Особенно в том случае, если один из родителей по какой-то причине тобой не занимался. У Эсканора мать, кажется, умерла при его рождении. И он как-то говорил, что сильно завидует Мире. А потом говорил, что очень сочувствует Эниф, что, хоть и не в полной мере понимает её чувств, так как свою мать он даже не помнит, знает, что это такое — остаться без одного из родителей.

— Тоже оденешь траур? — робко спрашивает молчавший до этого Мицар.

Все замолкают. А княжне думается, что зря отец из всех мальчишек-пажей прислал именно его. Нужно же было иметь хоть какой-то такт! И он не был Вейча, которому всё спускали с рук, прекрасно зная, что он за человек. Леонризес постоянно было стыдно за Мицара. Конечно, порой он был неплохим слугой, но иногда… Собеседник, впрочем, из него явно был неважный. Да княжна и смирилась с этим давно, только вот иногда тот поражал её ещё большей глупостью, нежели она в нём подозревала.

Конечно, это было не очень-то приятно — знать, насколько Мицар, всё-таки, глуп. Впрочем, он был слугой. А со слуги достаточно уже того, что он был весьма сильным магом и весьма прилежным учеником. Больше от него никогда и не требовалось. Он был исполнителен, старателен… Что ещё нужно? Он совестливо выполнял свою работу, за которую, Леонризес была уверена, ему неплохо платили. Больше ничего и не требуется.

— Что? — бормочет он смущённо. — Я что-то не то сказал?

Леонризес молчит. Смотрит на диван, думает про себя, что надо же было кому-то подобрать в их дом такой уродливый интерьер — крепкий дубовый стол, стоящий в общей комнате, которому, пожалуй, уже есть лет пятьдесят, изящный стеллаж, пожалуй, современного производства, старинная ваза эпохи Везен, какая-то картина, купленная, очевидно на базаре, к тому же, криво повешенная… Пожалуй, стоило произвести тут перестановку. И в первую очередь надо было выбросить тот ужасный диван, на котором теперь сидел Феликс. Полинявший, облезлый диван цвета среднего между тёмно-серым, зелёным, красным и жёлтым. Да, диван определённо стоило сменить. Вообще, всю общую комнату надо было обставить в одном стиле — под эпоху Везен, в современном стиле или стиле под крестьянскую избу, тут обязательно нужно было почти всё поменять. Отвечать на вопрос Мицара княжне совсем не хочется. Разве нельзя самостоятельно на него ответить? Он же настолько глупый и простой…

Все продолжают молчать… Разумеется. Никто не хочет этого разгребать. Впрочем, как и прочее, это — вполне ожидаемо. Разумеется, никто не хочет показаться злым или резким, высказав Мицару мнение о его невежестве. Разумеется, никто не хочет видеть его потерянного виноватого взгляда. И в тоже время все хотят, чтобы он не задавал таких глупых вопросов…

Люди — вообще, странные существа. Наверное.

Отец всегда говорил, что он едва может понять, кто они такие — глупцы или гении. В царстве Ксандра всё было несколько иначе… Когда отца девушки отправили в Кайерим, чтобы он стал там послом, их семье пришлось долго привыкать к совсем другим обычаям. У них дома всё было по-другому. Там были сплошные леса, реки, озёра… Можно было увидеть большее количество животных, чем в Кайериме, не было стольких домов… Но кое-что оставалось таким же. Некоторые из традиций. И большинство правил этикета — они, пожалуй, были едины для всех государств.

— По слугам не носят траур, Мицар, — вмешивается Леонризес, понимая, что никто так ничего и не скажет. — Это не принято. Я сама не знаю — почему.

Как княжна и думала, её «паж» опускает голову и тихо бормочет извинения за то, что он этого не знал. Эниф смотрит почти укоризненно. Конечно! Не она только что раздавала подзатыльники Вейча, который тоже говорил не то, что следует говорить. В конце концов, Леонризес поступила даже мягче — просто указав слуге на ошибку, а не залепив ему оплеуху.

Из-за спинки дивана поднимается Нолд. Интересно, насколько долго она там пряталась? Как обычно? Или прошмыгнула как-то незамеченной? В любом случае, Леонризес её не видела, и от этого княжне досадно. Девушка всегда старалась развивать в себе внимательность. И такие мелочи не могли не огорчать её. Хотя не настолько сильно, чтобы она от этого — упасите боги — плакала или топала ногой, но это, всё равно, было весьма обидно.

— Сложные вы люди! — усмехается Юсуфия, глядя на Леонризес и Эсканора. — Этикет и всё такое — дороже человека, да?

Феликс кивает и обречённо роняет голову на руки, и ярость Монтаганем с княжны переключается на Нолд. К радости Леонризес, разумеется. Не могло не радовать то, что она как-то перешла обратно из разряда «кровных врагов» в «безмолвные свидетели данной картины». Последняя роль девушке нравилась куда больше.

Эйбис встаёт с ковра, на котором сидел — кстати, ковёр тоже был самый что ни на есть потрёпанный и безвкусный — и подходит к дивану. Стоит рядом, пока ещё не садится рядом…

— К сожалению или к счастью, но это так, — задумчиво произносит княжна. — Эти правила придуманы не нами, не нам их и оспаривать.

Мицар пытается как-то отшутиться, но неудачно — в разговоре он задевает тему родства всех княжеских родов, за что получает подзатыльник от подлетевшей к нему Эниф Монтаганем. Тот вздрагивает и зажимается ещё сильнее, чем когда его одёрнула княжна. Да… Леонризес снова думает, что её «строгий выговор» несколько гуманнее методов воспитания неучей и неудачных шутников, которые практиковала их «девятка пик»…

— В любом случае, — произносит Эйбис, наконец, садясь рядом с Феликсом, — в нашей команде все люди — сложные.

Тот кивает и вдруг начинает улыбаться. Потом поднимается, благодарит всех за поддержку и идёт к себе в комнату, проходя по лестнице мимо Леонризес. А княжне думается, что, наверное, неплохо, что она сейчас постояла здесь, услышала и увидела всё происходящее… Конечно, у неё побаливала голова от всего этого шума, но… Побыть рядом с людьми, с которыми ты учился бок о бок все эти годы, было даже приятно… Несмотря на мрачную тему разговора.

Княжна жестом подзывает к себе Мицара и, когда дверь в комнату Эсканора захлопывается, идёт к себе. Паж следует за ней, то и дело беспокойно оглядываясь и вздрагивая. Интересно, почему он был такой нервный? Кажется, несколько лет назад, когда он играл со Скарлетт или Алисой, он таким ещё не был… Или был? Княжна, возможно, не слишком много внимания обращала на него тогда…

— Я — эльфийская княжна из царства Ксандра, Мицар, а Феликс — фальранский князь! — строго говорит Леонризес, когда они приходят в её спальню, и она закрывает дверь. — Мы никак не можем быть родственниками. Это настолько глупая мысль — о нашем возможном родстве!

Мицара трясёт. Ну и трус же он… И нервный какой… Почему-то сейчас это кажется каким-то неправильным… Словно, когда-то это было иначе! Сколько девушка его помнила рядом с собой — он всегда был таким — трусливым, нервным, трясущимся и заикающимся… Впрочем, весьма исполнительным, почему княжна никогда не пыталась отослать его обратно домой. Его обучение в Академии, всё-таки, оплачивал её отец…