Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 214

В общей комнате на первом этаже Эниф Монтаганем пытается обработать перекисью царапины на лице Эйбиса Вейча. Парень шипит и дёргается при каждом её движении, а девушка недовольно бормочет что-то о том, что если он не перестанет так дёргаться, ему будет только больнее. На лице Эйбиса появляется то презабавнейшее мученическое выражение, которое появляется на его лице только в то время, когда кто-то пытается ему помочь. Пожалуй, Леонризес была рада каждый раз, когда ей удавалось его увидеть. Это выглядело, пожалуй, очень даже мило. Секунды, на которые на лице Эйбиса появлялось это выражение, были единственными мгновениями, когда этого парня не хотелось убить каким-нибудь особенно жестоким способом. Но сейчас почему-то всё кажется каким-то… неправильным…

— Не сиди с таким унылым лицом, Вейча!— усмехается девушка. — В конце концов, для тебя это могло закончиться и хуже, чем просто парой царапин!

Эйбис поворачивается к ней. Смотрит зло. Впрочем, он всегда смотрит зло. Это его нормальное выражение лица. Он никогда не пытается даже казаться вежливым или заинтересованным в чём-то, если у него не было какого-то особого настроения. Зачем?

Наверное, именно поэтому и возникали так часто проблемы с тем же Кристианом и другими весьма вспыльчивыми людьми. Именно поэтому потом неделями лежал дома или в лазарете. Пару раз, вроде бы, дело доходило даже до переломов, впрочем, Леонризес не знала этого наверняка, об этом лучше было спросить Эсканора или Монтаганем, они были куда более хорошо осведомлены обо всех драках, потасовках, их результатах… Да и к тому же, они оба куда больше заботились о Вейча, чем, возможно, ему самому это требовалось. Леонризес бросает короткий взгляд на ранку на губе Эйбиса и чувствует, как к горлу подступает тошнота.

Она никогда не любила кровь…

Мицар подходит к ней сзади и осторожно, словно боясь её, спрашивает, не нужно ли княжне чего-то принести. Леонризес отвечает ему, что ничего не надо. Пожалуй, иногда этот мальчишка весьма надоедал ей, хотя, бесспорно, был очень даже полезен. Он был сыном служанки её матери, и всё детство провёл, играя со Скарлетт, Алисой, Эдит и Мирандой — младшими сёстрами княжны. Первое время, нужно сказать, Мицар совершенно не знал, что такое хорошие манеры, как он должен себя вести, какие обязанности на нём лежат, и даже пытался болтать с ней… А теперь он, то и дело, дрожал, вздрагивал и трясся, словно его кто-то хотел убить.

— Я не буду сидеть с «таким унылым лицом», моя дорогая Леонризес, — недовольно отвечает Эйбис, — если Монтаганем уберёт от меня свои руки!

Эниф, ожидаемо, хмыкает и отвешивает Вейча лёгкий, едва ощутимый подзатыльник. Парень сначала хмурится, но потом на его лице расцветает весьма довольная улыбка. Леонризес кажется, что это была глупая затея — спуститься вниз, чтобы взять что-то на кухне. Тут всегда было слишком шумно. Конечно, нужно отметить, что тех, кто строил здание Академии, посетила здравая мысль о том, что каждому ученику понадобится отдельная комната. Можно было хоть там отдохнуть от навязчивых и шумных одногруппников…

Леонризес старается смотреть на них снисходительно — в конце концов, кто они такие, чтобы нарушать её душевный покой? Просто кучка не слишком хорошо воспитанных подростков, которые вечно суетятся, бегают, спорят и дерутся. Кажется, они никогда не уставали от этого, и Леонризес удивлялась и завидовала их неутомимости. У неё самой с самого детства здоровье было весьма слабым, она очень быстро, по сравнению с другими детьми, уставала, не могла долго бегать, прятаться, кричать… Отец всегда выделял её среди сестёр. Но и всегда беспокоился о ней больше. Хоть и ждал от неё успехов — тоже больше, чем от её сестёр. Скарлет, Алиса и Эдит воспитывались матерью, а Миранду отец тоже взял себе. Миранда была младшей. Такой же резкой и гордой, как она, только куда более живой, резвой, весёлой. Она никогда не сидела на месте, капризничала, смеялась, вечно что-нибудь придумывала… Няньки и гувернантки только и успевали, что охать, ахать и причитать, растерянно разводя руками…

С тремя другими своими сёстрами, княжна почти и не общалась. Они воспитывались матерью, а, следовательно, жили совсем в другом крыле замка, нежели она. Там царили другие законы и правила, а, следовательно, заходить туда не следовало. Не стоит проявлять слишком сильного интереса к тому, чего ты совсем не знаешь. Иногда это может привести к плачевным последствиям.

— Ты неблагодарный, Вейча! — делает обиженное выражение лица Эниф. — Я тут ради тебя стараюсь…

Монтаганем смеётся, и вместе с ней начинает смеяться Вейча. Вот так. Просто. Радостно. Из-за пустяка. Леонризес кажется, что они всегда были вот такой неразлучной парочкой, хотя это, конечно же, было далеко не так. Кажется, до какого-то момента они цапались не слабее, чем Виланд цапается с Эсканором или с Вейча. У последнего всегда был весьма склочный характер. Он почти ни с кем не мог поладить. Даже Леонризес, пожалуй, при всей своей гордыне, не нажила себе стольких врагов, сколько сумел нажить он. Впрочем, это, наверное, не удивительно. Разве найдётся в Академии хотя бы ещё один идиот, который совершенно не будет думать о себе, нарываясь на очередную драку? Эйбиса, словно, не пугал даже тот факт, что каждый раз именно его избивали, что каждый раз именно он потом отлёживался неделями в том домике, который был предоставлен под их команду, что именно ему потом доставалось от всех пиков, потому как за несколько дней лежания в одном месте Вейча становился совершенно невыносим… Кажется, ему просто хотелось повеселиться, посмеяться… И ему было не важно, какие последствия это развлечение для него будет иметь при не слишком удачном раскладе. Когда же Эйбис поладил с Эниф… С облегчением вздохнула вся команда. Уж эта девушка точно умела справляться с такими наглецами, как Вейча. В конце концов, именно у неё, кажется, было три или четыре младших брата.

Кто-то входит в дом и громко хлопает дверью, видимо, со злости. Леонризес чувствует, как подскакивает на месте стоящий прямо за ней Мицар, чувствует, как он начинает дрожать всем телом.

Трус.

Он всегда был трусом.

Смех замолкает, как только в комнату входит Эсканор. Княжне думается, что в таком подавленном состоянии она его ещё не видела. Впрочем, они никогда не были друзьями — слишком сказывалась та вражда, которая много веков существовала между их народами. Впрочем, врагами они тоже не были. Скорее — вынужденными союзниками, которым приходилось работать вместе, чтобы достичь общую цель. Феликс был хорош в своём деле, Леонризес была хороша в своём. Вместе они были командой, которая должна была быть сильнее других. Они никогда не интересовались проблемами друг друга, если те не касались работоспособности. Тем более, они никогда не интересовались настроением друг друга. Зачем? Это было совсем не нужно.

Они были абсолютно чужими друг другу людьми. Не друзьями. Ни врагами. Просто союзниками. Коллегами. Это не накладывало никаких обязательств перед друг другом, кроме сотрудничества и взаимопомощи. Разумеется, всё на предельно допустимом уровне. Ничего лишнего. Никаких эмоций и межличностных отношений. Скупые разговоры. Редкие вежливые улыбки. Ровный и спокойный тон при общении. Аккуратность. Ледяная вежливость. Ровным счётом ничего лишнего. Ни криков. Ни обвинений друг друга. Ни лишних обязательств друг перед другом.

Кажется, его отношения с другими представителями группы складывались несколько иначе. Пожалуй, они даже иногда шутили друг с другом, смеялись, обсуждали какие-то личные проблемы — Эниф, кажется, довольно часто жаловалась на то, что она чего-то не могла выучить. Обычно, каждая жалоба заканчивалась тем, что Феликс тяжело вздыхал, брал её тетради и пытался подделать её почерк, попутно рассказывая, как что объяснять на уроке учителю, если её спросят, как она что нашла.

Леонризес всегда замечала, что Вейча, Эсканор и Монтаганем были, пожалуй, неразлучной троицей, всегда готовой постоять друг за друга. Впрочем, Леонризес никогда не была близка ни с одним из этих троих, так что вряд ли что-то из их взаимоотношений могло быть ей хорошо известно. Она была княжной, дочерью ксандрского наместника, племянницей царицы Эррашидии. Она должна была быть выше всех этих отношений, споров, дрязг — гордой, идеальной принцессой.