Орхидея на лезвии катаны (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 85

- У тебя замечательная дочурка.

Все правильно. Тьма отступает, мое сознание заливает светом яркого солнышка. Мне он не опасен, для меня смертелен холодный лед, но все подчиняется закону равновесия: солнечный огонь заваривает черный ужас в светонепроницаемый отсек. Надолго или нет, я не имею ни малейшего понятия, психика щадит меня, закрывая эти воспоминания в потайной комнате сознания.

- У меня рука болит…

Не то чтобы сильно. Но в тот же момент теплые пальцы накрывают мое запястье, и я ощущаю прикосновение губ к центру ноющей боли. А потом он говорит. Если бы моя рука не находилась в ласковом захвате, я бы провела на ощупь ладонью по его губам, чтобы прервать этот бессмысленный поток слов и снять запредельное волнение:

- Юля, все, я тебе обещаю, теперь уже все! Не думай об этом, мне пришлось. Не спрашивай зачем!

- А я знаю, - мне хорошо и спокойно. – Ты хотел получить меня?

Сбивчивый поток оправданий обрывается, и я улыбаюсь. Его руки дарят мне тепло и умиротворенность, поэтому я не хочу, чтобы он о чем-то переживал:

- А почему? Ты любишь меня, да?

- Больше жизни, моя девочка. Не говори сейчас ничего, успокойся…

- Так не бывает, - мне в этот момент кажется, что я открыла теорию относительности. – Если не будет жизни, тебе некого будет любить. И нечем.

Судорожный выдох режет по нервам. Меня это расстраивает. Воплощение тьмы и жаркого пламени забирает мою боль, а я его огорчаю своими словами. Наверное, мне и вправду лучше замолчать и сосредоточиться на ласковых поглаживаниях. Но что-то не дает мне покоя.

- А ты не умеешь просто любить по-другому, да?

Мои слова безобидны и я не понимаю, почему чувствую чужую боль и почему они ее доставляют. От этого хочется плакать. Ну как же так, это мое любопытство доводит черного ангела-хранителя едва ли не до внутренних рыданий! Осознаю, что больше не лежу, сижу на черном диване, обтянутом кожей, а сильные руки обнимают меня со спины. Тепла еще больше, и глаза закрываются.

- И не надо, - шепчу я. Мне хочется его успокоить. Последнее содрогание моей теплой живой защитной клетки, и сон накрывает тяжелым покрывалом. Я в безопасности.

…Люди не сгорают, подобно спичке, в один момент. Вначале все удары судьбы блокируются энергетическими полями врожденной стрессоустойчивости, генетической памяти и приобретенного опыта. Принять атаку, дунуть, плюнуть, растереть. Отряхнуть ладони и колени от грязи и взглянуть в лицо опасности чуть ли не с вызовом: ну, давай, это все, на что ты способна? Можете быть уверены, она отступит перед такой стойкостью. Правда, оставит после себя осколочные пробоины в вашей защитной броне, но залатать их будет легко. Жизнь продолжается, но, наученные опытом, вы будете ждать нападения и, когда оно случится, ответите контрударом. У каждого путь сопротивления свой: кто-то треснет судьбу-злодейку по голове; у кого-то хватит силы воли насмешливо наблюдать за ее усилиями со стороны; есть и те отчаянные авантюристы, кто не упустит возможности высмеять ее хотя бы на словах и поставить в заведомо проигрышное положение. Слова иногда бьют сильнее острых камней. Но что бы вы ни предпринимали, она не отступит. Ваши ресурсы ограничены, тогда как она полна сил и энергии стоять на своем до конца. Вы будете слабеть с каждой минутой ваших противостояний, а она - целенаправленно искать болевые точки, по которым ударит снова и снова. И однажды ее терпение и целеустремленность будут вознаграждены. Слабые сломаются сразу. Сильные же заручатся поддержкой психики, последнего бастиона, который предоставит уникальную возможность восстановить силы: призовет в союзники апатию, а она вгонит в вены сотни кубиков спокойствия, аналога наркотического опьянения. Это не ваша победа: удар достиг цели, ранение достаточно серьезное и само уже не пройдет. Единственное, что остается системам вашей защиты - временно захлопнуть боль в дальнем отсеке, продолжая гнать по венам анестезию, и не признаваться в том, что однажды не смогут противостоять боли, которая выстрелит со всей мощью своей восстановившейся силы. Это будет потом, достаточно даже поверхностной царапины по сознанию, чтобы кошмар вернулся и принес с собой болезненное, убивающее неотвратимостью понимание - ты проиграла.

Но пока эта бомба замедленного действия спит в защитной криокамере уставшего сознания. Ты спишь вместе с ней на чужом поле боя, в руках агрессора, который играет в подобие перемирия. Сном это назвать тяжело, скорее забытьем, потерей связи с реальностью и подменой сознания. Ничего из вышеперечисленного сейчас не имеет значения: тебе тепло, ты в безопасности, пусть даже на руках источника фактически летальной угрозы. Сердечку просто нужно согреться, чтобы не перестало биться. Рой твоих перепуганных мотыльков полетел на пламя, рискуя сжечь крылья, но ты этого не осознаешь, пока пламя греет, а не жжет.

Полумрак этой комнаты призван нагнетать тревогу и расслаблять одновременно. Есть очень существенное различие между тем, каким ты заходишь в эту игровую обитель тьмы, и какой покидаешь ее. Вряд ли твоему сознанию сейчас до этих философских умозаключений, твоя вселенная застыла на лаконичной конкретике: сейчас тепло и хорошо, а у тебя нет больше сил ни на что другое. Нет правильного понимания происходящего.

- Проснулась? - голос согревает, укутывает, словно тёплым пледом, в заботу, и даже обеспокоенность кажется искренней. Тебе не хочется ни о чем думать, только еще теснее прижаться к источнику тепла и покоя, ощутить щекой жар его кожи и твердый рельеф грудных мышц даже через тонкий сатин сорочки. Сила. Стабильность. Защита. Этого достаточно, чтобы иллюзия безопасности усилилась, разогнала по телу вместе с кровью эндорфин, который сам помогает твоим мускулам сократиться и прижаться крепче, желая слиться еще теснее. Это иллюзия рисует на подрагивающих губах улыбку, сметает с глаз отпечаток тревоги последних дней и насыщает их оттенком зелени. Безумие тоже носит маски. Взгляд цепляется за тонкое запястье с красными растертыми полосами, и я не могу понять, что же именно их вызвало, а может, просто не хочу. Пальцы вначале робко, потом смелее прикасаются к источнику тепла, скользят плавными движениями. Безумно мало одного тактильного ощущения приятной на ощупь ткани, и улыбка расцветает ярче, когда подушечки ощущают под собой пылающую кожу и колючую щетину. Настолько комфортно в этой возвышенной неизвестности, что крылья бабочек трепещут чаще, когда мои пальцы перемещаются к лепному изгибу чужих и одновременно родных губ, нежно оглаживая их контур. Если безумие имеет имя, то оно пишется через плюс как соединение наших имен.

Сладкое покалывание новой эндорфиновой волны накрывает с головой, когда его губы смыкаются вокруг непроизвольно вздрогнувших фаланг. Ощущение совсем незнакомое и привычное одновременно; низ живота заливает расплавленным золотом, этот жар не нуждается в представлении. Эротическое желание не признает конспирации.

Мне так легко в этой безумной невесомости, что я лишена возможности испугаться или хотя бы насторожиться. Рассудок спит, заживо погребенный под обломками реальности, оголенной душе мало имеющегося тепла - она тянется к свету, как и все живое, мало задумываясь о том, что свет может быть не солнцем, а стеной пламени. Запрокидываю голову и не понимаю, не осознаю сейчас того, что казалось запредельным и могло напугать до потери пульса.

Я смотрю в его глаза. Черный обсидиан зрачков создает завораживающий контраст с россыпью золотистых зерен кофейной радужки. Сознание помнит: светлый кофе с добавлением капельки сливок - очень хорошо. Два бесчувственных уголька - молись своим чертям, если не успела скрыться. На миг этот обрывок воспоминания царапает защитное энергополе, высекая россыпь огненных искр, но его возмущенная рябь утихает в тот же миг. Глаза никогда не врут, и сознание считывает незашифрованное послание до последнего знака, ему больше не нужно преодолевать баррикады страха и пресс противоречивых эмоций. Все ресурсы силового поля направлены на то, чтобы не разбудить ненужные воспоминания, обнаженная сущность представляет собой гладкий чистый лист. Чем его заполнить, решать только ему одному, тому, кто сейчас удерживает меня на грани сумасшествия своим теплом. Нет подчинения и принуждения, тело реагирует инстинктами, которые оживают под воздействием умиротворяющей безопасности. Мне хочется закрыть глаза, чтобы прочувствовать ласкающие движения его языка на своих подрагивающих пальчиках, но я не в состоянии прервать нити потрясающего единения. Они влились в кровь горячим шоколадом взгляда моего нового ангела, замкнули круг куполом его широких крыльев кофейного оттенка. Тьма не бывает такой, она черная, вязкая, глухая и не признает полутонов. Застывшая вечность обрушивается на нас плотной согревающей тенью, обжигает мои приоткрытые губы жарким дыханием в унисон с давлением обволакивающего поцелуя, заставляя язык танцевать в первобытном танце, чтобы не упустить ни момента внезапной ласки… понимаю только одно: я не хочу, чтобы это прекращалось. Я согрета, возрождена вновь и не прощу себе, если не верну ему в десятикратном размере искры теперь уже своего тепла. Жаркие разряды осыпаются золотом от соприкосновения губ и переплетения языков, крылья сомкнулись на моей спине одновременно с кольцом моих рук на шее их обладателя - я практически вижу, как заполняется золотой пылью эпицентр моих ласковых прикосновений, как озаряется ярким светом наш уникальный замкнутый мир, когда я прижимаюсь к рельефной груди моего защитника-хранителя в неосознанном порыве стать еще ближе, слиться двумя сущностями и буквально проникнуть внутрь. Я не понимаю, почему его тело напрягается, и теплый весенний день на миг приостановлен порывами холодного бриза. Протестующе хныкаю, потеряв жар горячего поцелуя, но тут же выгибаюсь навстречу еще сильнее, теряя подобие воли от кофейной волны по всем доверчиво открытым нейронам. Я трогаю чужое сердце ласковым сжатием ладони и не понимаю, откуда растерянность и сомнения, что его сейчас удерживает от того, чтобы раскрыться навстречу и заполнить меня собой без остатка. Мне нужно ему помочь, пройти легкими, словно взмах крыла бабочки, поглаживаниями по вздрагивающей сердечной мышце, дать ему заряд уверенности этими прикосновениями. У меня получается. Горячая ладонь ложится на мою шею, теряю взгляд, запрокинув голову и отдаюсь сладостному ощущению тепла и предвкушения, когда мужская ладонь скользит вниз, задерживается на планке блузы. Обнаженную плоть обдает прохладой, снова всхлипываю, но после короткой заминки вновь тону в океане света и проникающих согревающих лучей. Вздыхаю навзрыд всей силой своих легких, когда бюстгальтер скользит по моим рукам вслед за блузкой, судорожное дыхание перерастает в протяжный стон от соприкосновения с обнаженной пылающей кожей.