Орхидея на лезвии катаны (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 64

- Мам, позови к телефону Еву, - шок еще окончательно не отступил, я просто блокирую черные мысли глубоко внутри. Обслуга разъехалась по домам. Я заставляю себя съесть хотя бы несколько ложек салата из киви с ананасами, не ощущая вкуса. Аппетит уже уничтожен напрочь. Что будет следующим? Сознание, тело, воля к жизни или все вместе по щелчку пальцев моего непробиваемого экзекутора?

- С тобой все хорошо, доченька? У тебя голос уставший…

- Все хорошо, мама. Я очень много работаю, мне больничный брать себе дороже. Тебя Евочка не сильно замучила? Я послезавтра заберу ее домой…

- Нет, Юленька, вовсе нет! Я даже хочу попросить, чтобы ты оставила ее у нас на неделю, до выходных…

Это похоже на прикосновение ласковых крыльев моего ангела, который смог на миг если не пробить защиту моих оборонных сооружений, то хотя бы заглянуть в окно. Я не знаю, где и кем буду к выходным и как выживу в черной вселенной, названной именем мэра. Горло щиплет, предательские слезы миновали блокпосты сознания, но я забываю об этом, едва услышав голос дочери.

- Мамочка, мы сегодня были в зоопарке! – Восторг Евы передается мне. Как мало надо: всего лишь голос любимой кровиночки - и глухая боль утихает, растворяется, отступает, временно деактивированная этим счастьем, обострившимся материнским инстинктом. Кровь наполняется чистой энергией – если сейчас мне будут угрожать и это сможет хоть как-то по касательной задеть Еву, я вцеплюсь в глотку и выпью кровь любого. – Тигра рычит и ходит по клетке, и его нельзя кормить. А он худой, ну как ты почти, его там, наверное, совсем не кормят… а у жирафа длинная шея и он грызет деревья, их сеточкой обмотали, чтобы не прогрыз. Еще там был белый мишка и косули, но они не бегают, а лежат и кушают травку…

- Ты с ними сфотографировалась, солнышко?

- Конечно! А завтра Настя поведет меня кататься на коньках. Поехали с нами?

- Не могу завтра, доченька. Но я утром приеду к тебе. Хочешь? А на выходных поедем в кинотеатр смотреть мультики…

Я не хочу заканчивать этот разговор, но позднее время не оставляет мне шанса задержаться на островке под названием «Счастье». Мне остается спеть малышке колыбельную, нажать кнопку отбоя и вновь пуститься вплавь по бескрайнему океану, кишащему акулами без всякой надежды на то, что я найду новый остров под названием «Свобода». Скорее я пойду ко дну, даже не разглядев вдалеке его зыбких очертаний…

Утро поражает своим коварством. Выспаться мне не удалось, но, несмотря на это, сознание держит оборону, и вчерашний день кажется кошмарным сном. Валерия так и не вернулась домой, я ее не осуждаю за то, что она осталась с мужем и не передала мне через объятия свой стальной самоконтроль.

Линия разрыва моей жизни на две параллели еще не видна, но ее отравленные побеги уже пустили свои стрелы в сознание. Я наношу макияж без удовольствия, мне будет все равно, если дрогнет рука и я нарисую на своем лице боевой раскрас индейца. Я даже не задумываюсь о том, какой именно костюм снимаю с вешалки, как и о том, чем продиктован выбор облегающих брюк – стремлением защититься или же просто случайностью этого самого выбора. Черный траурный цвет не хочется обыгрывать ничем, кроме светлого топа без каких-либо декоративных элементов. Мои руки действуют на автомате, когда все же вспоминают об аксессуарах, я даже не понимаю, что натянула на палец обручальное кольцо, повинуясь давней привычке. Чудом вспоминаю, что в кабинете остались коммерческие предложения двух фирм, которые занимаются консалтингом, сметаю их со стола, задержавшись взглядом на трех катанах. Что меня притягивает в них, подобно магниту? Почему я осторожно снимаю одну из них, забыв напрочь про документы, рывком, рискуя порезаться, достаю ее из ножен, ловлю отблеск пасмурного утреннего света на блестящем лезвии? Достаточно одного легкого взмаха, чтобы она вошла в тело смертельным проникновением, разрезав за считанные секунды, перерубив уставшее стучать сердце. Почему оно не останавливается даже сейчас, когда страдания достигли своего пика? Ему все еще мало? Недостаточно испытаний?..

Липкие щупальца ужаса бегут по позвоночнику от подобной мысли, и я испуганно вгоняю смертельное оружие обратно в ножны, поднимаюсь на цыпочки, чтобы повесить меч на деревянные крепления. Этот кабинет всегда на замке, но мне стоит подумать о дополнительных мерах безопасности – вдруг сюда проникнет моя дочь… Ева, мое маленькое солнышко, мой любимый птенчик, ради которой я, пожалуй, и нанесу удар катаной – но не себе, а тому, кто посмеет угрожать нашему с ней миру. От напряжения в бицепсах забытая боль в ребре разгорается с новой силой, одновременно отрезвляя и прогоняя прочь шокирующие мысли. Я закрываю кабинет на ключ, зажав в зубах файл с документами, и спускаюсь вниз. Сегодня у Бориса выходной, я даже рада этому обстоятельству - не хочу, чтобы он видел меня уставшей и задумчивой.

Мама встречает меня на пороге с раскрытыми объятиями. Отчим уже на работе, его бизнес набирает обороты, Настя целует в щеку, красит губы и убегает, пообещав позвонить, - сегодня в институте ранние пары. Запах горячего шоколада с корицей щекочет ноздри, мой рот наполняется слюной от предвкушения сытного завтрака. Здесь нет места угрозам первого человека в городе, подлым подставам, цинично брошенным словам о том, что теперь я фактически никто и звать меня никак, у меня нет воли и собственных желаний, потому что нет самого права на подобную роскошь. Это уникальный и бесценный мир любящей семьи, которую никто и никогда у меня не сможет отнять. Можно разбить вдребезги волю, можно поставить на колени и убить саму жажду жизни – все это не имеет ровным счетом никакого значения, пока у меня есть тихая гавань и мои близкие, которые никогда не отвернутся, не позволят тебе упасть в бездну чужой тьмы. Здесь всегда согреют теплом и поддержкой, вернут те самые силы, которые у тебя отняли и растоптали, и на фоне этого твоя боль уйдет, канет в небытие. Я всегда буду сильнее его уже потому, что у меня есть бесценное сокровище – любовь моих близких. Это то, чего не будет у него при всем объеме власти. Он может отнять мою душу, свободу, способность радоваться и надеяться, но тепло родного дома – никогда в жизни. И уже одно это обстоятельство ни за что не позволит сдаться его абсолютной тьме, потому что мне есть ради кого жить и сражаться.

Один глоток горячего шоколада, кусочек тоста с абрикосовым вареньем, которое готовит мама, умопомрачительно вкусные эклеры – я забываю о калориях и всех гликемических индексах на свете, потому что они ласкают язык сильнее поцелуев любимого человека, тают на губах сладким послевкусием давно забытого детства – их готовили всего раз в году, на мой день рождения. Ева прыгает ко мне на коленки под умиленную улыбку матери, вспоминает мультик «Котенок по имени Гав», и я едва успеваю прикрыть одежду салфеткой, чтобы повторить номер с поеданием сосиски, вместо которой сейчас эти самые удлиненные эклеры. Мы смеемся, измазавшись практически по уши в белковом креме. Я не хочу думать о том, что спустя несколько часов услышу то, что окончательно подорвет все защитные баррикады моей стрессоустойчивости – интуиция сигнализирует об этом как никогда безжалостно. У меня еще два часа, и надо заехать в магазины, потому что непонятно, когда я еще туда попаду, и останутся ли вообще у меня на это желание и силы.

- Мам? – я подкрашиваю губы перед зеркалом, когда Ева тихонько подкрадывается, забавно переминаясь с ноги на ногу. Кисть блеска для губ скользит по пурпурной кайме уверенным мазком, перехватываю в зеркале взгляд дочери. Он мне знаком, должен вызвать умиление и тепло, но я очень хорошо помню, кто последним удостоился подобного взгляда. От этого понимания ментоловые иглы вонзаются в позвоночник, выбив дрожь в напрягшихся пальцах.

- Да, мое солнышко? – ласково спрашиваю я с предчувствием надвигающейся беды.

- Мам, а когда мы поедем в тир вместе с принцем Эриком и я буду стрелять из настоящего пистолетика по мягким игрушкам?..

Дима