Орхидея на лезвии катаны (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 56

- Илья хочет забрать свои вещи, - осторожно сообщила Валерия ближе к вечеру. Я пожала плечами: злости на него не было совсем.

- Я не против. Пусть заберет.

Пока он паковал свои чемоданы, я пыталась уснуть, но безуспешно. Меньше всего я ожидала, что он захочет попрощаться со мной.

- Прости. – Он замер в дверях, не решаясь подходить ближе. – Ты поэтому увезла Еву? Чтобы наказать меня напоследок?

Меньше всего мне хотелось его наказывать. Мною владела странная апатия.

- Нет, поверь, совсем нет. Она у матери. Заедь попрощайся, ей будет приятно, что ты о ней не забываешь. И не жмись к стене, я не собираюсь вонзать клыки тебе в глотку.

Молодой человек потоптался в дверях, рассеянно оглядываясь по сторонам, затем нерешительно приблизился и сел рядом с постелью. Я улыбнулась почти искренне. Выяснять с ним отношения мне не хотелось, может, именно потому, что это не имело смысла.

- Мне приснился Саша сегодня, - не знаю почему, но мне было легко с ним этим делиться. – Сказал, что я должна вести себя благоразумно. Такой странный сон…

Илья нерешительно подался вперед и коснулся моей руки.

- Не принимай близко к сердцу, Юля. Когда у меня был тяжелый грипп, ко мне приходила бабушка по матери и звала к себе. Кто бы посуевернее уже бы… - он запнулся, и я увидела в его глазах проблески слез. Он переживал смерть отца не так стойко, как я.

- Грипп? Тебе Лерка сказала, что у меня грипп?

- Ну да… А что? Разве нет?

Я посмотрела в его глаза, почему-то испытывая что-то среднее между нежностью и прощением. Впервые захотелось поделиться тем, что случилось, и совсем не с целью вызвать в нем муки совести – я сама не могла пояснить себе эти ростки непонятного доверия. Может, всему виной были таблетки?

- Не грипп, Илюш, – поколебавшись несколько секунд, я решительно потянула поясок пижамного халата, позволив упасть с моих плеч на сгибы локтей. – Только на мою грудь не смотри. Ребра…

Я не видела, как изменился взгляд пасынка при виде багровых отметин на моем теле, я не стала смотреть ему в глаза, опасаясь, что разрыдаюсь от его сожаления. Почувствовала кожей, как он содрогнулся всем телом. Потрясенное молчание повисло в комнате.

- Достаточно, - я поморщилась от боли и натянула халат обратно.

- В клубе? – глухо поинтересовался парень. В его голосе стыли боль и ярость. Я покачала головой.

- Нет. Это новый партнер решил скрепить наш союз такой вот своеобразной подписью.

Илья молчал. Я откинулась на подушки и закрыла глаза.

- Отец наверняка никогда не рассказывал тебе, что я была знакома с Лавровым раньше. Как и то, что он буквально собрал меня по частям после его жестоких измывательств. Теперь он вернулся и, как видишь, ничего особо не изменилось, кроме одного: нет больше Алекса, который может меня защитить.

Илья пытался куда-то сорваться, чтобы расторгнуть договор, дать в морду Лаврову или еще что-то сделать, рвался целовать мои руки. Я мало что понимала, гладила его по голове и улыбалась. Мне было все равно.

- Ну перестань. Мужчины не плачут, это не круто! Просто купи наконец эту яхту. Мечты должны сбываться! – уже проваливаясь в сон под действием снотворного, я бездумно проговорила: - только пообещай, что дашь мне приехать и восстановиться на ней, если этот ЕС не убьет меня раньше времени…

Сам Лавров позвонил уже вечером. Иногда Штейр по ошибке набирал меня с номера, который не определялся, и я бездумно сняла трубку.

- Да, Юра. Как все прошло?

- Кравицкая, тебе было мало? Я когда сказал тебе прибыть в клуб?

От спокойного голоса, в котором не было, казалось, ни капли угрозы, у меня перехватило дыхание. Комната запрыгала перед глазами, горло стянуло удушающей пленкой ледяного ужаса, а сердце остановилось, замерло, чтобы уже спустя несколько секунд сорваться в оглушающий бой. Один только голос запустил цепную реакцию, я вжалась в угол постели, не понимая, что трясу головой, отрицая происходящее.

- Ты полагаешь, что я настроен играть в игры? Что мне стоило с тобой сделать, чтобы ты осознала собственное положение, девочка моя? Может, у тебя повредился рассудок и ты забыла, сколько стоит час моего времени?

Все таблетки оказались бессильны под вспарывающей сталью его спокойного, почти ласкового голоса. Я почувствовала, как слезы скатываются с моих щек, оставляя следы на атласном шелке пижамы.

- Очень сильно болит. – Мне было плевать, что мой голос дрожит, что я сейчас говорю то, что чувствую, без какого-либо прикрытия. – Я не встаю с постели. Мне очень жаль.

- Юля, хватит давить на мою жалость. Я прекрасно знаю, что Анубис бил гораздо сильнее, но ты порхала уже спустя час, поэтому не желаю слушать твои маловразумительные оправдания. Если я сказал, что ты должна была быть в клубе, ты должна была там находиться. Мне следует расценивать твое поведение, как бунт на корабле?

Видит бог, я держалась, и очень долго. Психика щадила меня ровно до этого звонка. Мне хотелось закричать, что все не так, что мне действительно очень плохо, что я постараюсь приехать как можно скорее, но мои слова сорвались в рыдания. Я сидела на постели, зажимая динамик ладонью, чтобы он не слышал моих сдавленных стонов, а сердце изнутри выламывало ребра. Перед этой болью померкла даже физическая.

- Хорошо, Юля. Мне придется прибегнуть к иным методам, раз сотрудничества у нас не выходит с первого раза.

Рыдания глушили меня. Я хотела закричать, что все осознала, что мне действительно очень плохо, что я обязательно приеду, все равно как, наглотаюсь обезболивающих и приеду, умолять, понимая, что я не выдержу кошмара, который он мне уготовил, но горло сдавило спазмом. Я не могла выговорить ни слова, даже рыдания перешли в сухие и беззвучные. Я открывала рот, словно выброшенная на раскаленный песок рыбка, но психосоматический спазм не желал разжимать свои оковы. Я пыталась что-то сказать, пусть даже прошипеть – ничего не выходило. Гудки отбоя ударили по натянутым нервам оглушительным набатом, отбирая у меня последний шанс что-то исправить или хотя бы сделать свою участь не столь ужасной.

Он не пожелал выслушать меня и вникнуть в мое положение, а я ничего не смогла с этим сделать. Я уже летела в бездну его безумия, и это не было столь ужасно по сравнению с тем, что меня ожидало в пункте конечного назначения…

Глава 13

Мне так и не удалось уснуть в ту ночь, несмотря на большое количество успокоительного и снотворного. Если до его звонка меня больше всего беспокоила физическая боль, то после него я перестала ее замечать. Сознание пыталось прорваться сквозь опьяняющий дурман препаратов, найти какое-то решение, чтобы выбраться из этого круга ужаса и отчаяния, но его попытки выкарабкаться были изначально обречены на провал.

Валерия перепугалась до чертиков. Как я не силилась что-то сказать, психосоматический спазм заблокировал голосовые связки, а руки тряслись, когда я набирала на сенсорном экране ответы на ее вопросы, путаясь в словах и делая ужасные опечатки. Не знаю, что ей сказал лечащий доктор, но она меня заверила, что все завтра пройдет. Я не могла даже рыдать в полный голос, чтобы выпустить эту разъедающую изнутри боль, слезы не приносили облегчения – я их даже не замечала.

Ночью я ворочалась в постели, сжимая покрывало у своей шеи до боли в перенапряженных пальцах – сознание пыталось найти любой способ защиты от шокирующей действительности. Я не могла сделать абсолютно ничего, даже набрать его номер, потому как он был засекречен. А если бы и нет, я бы не произнесла ни слова, и вряд ли именно это обстоятельство заставило б Лаврова передумать или дать мне несколько дополнительных суток. Знаю, многие из вас бы изрекли избитое «а ты пробовала?». Не имело смысла пробовать.

Что такое бескомпромиссность, понятно всем? Этот звонок явил ее в чистом виде. Я все еще не могла поверить в то, что услышала, в тональность его голоса, в отсутствие любой человеческой эмоции, кроме триумфа абсолютного победителя, который решил не убивать побежденных слишком легким способом. Я продолжала повторять себе, что все не так, завтра будет новый день и он не будет жесток. Я, забыв о желании вцепиться ногтями ему в глотку и на хрен вырвать кадык, еще раз попробую пояснить, что в таком моем состоянии никаких дел не решить, как бы ни хотелось. Забыться кратковременным беспокойным сном мне удалось лишь под утро.