Пантера (СИ) - Махавкин Анатолий - Страница 28

Голоса вновь приблизились, становясь всё более разборчивыми и понятными. Что они там бормочут?

«Он просыпается, просыпается, просыпается». Почему они повторяют это? Кто просыпается? Необходимо срочно посмотреть. «Лариса Николаевна, он просыпается!» Неправильно! Какая же она Лариса Николаевна, если её зовут Света?

Какое-то насекомое ужалило его в шею, вызвав воспоминание о давнем походе на речку. Он собрался было поднять руку и прихлопнуть назойливого комара, но окружающий мир начал стремительно погружаться в сумрачную мглу.

Однако ещё несколько мгновений, титаническим напряжением воли, он удерживался от падения в тёмную бездну и пытался рассмотреть хоть что-то. Прямо перед ним появилось лицо человека, пристально вглядывающегося в него. Худощавое бледное лицо изрезанное морщинами. За стёклами очков — холодные внимательные глаза.

Лицо оказалось абсолютно незнакомо ему, но почему то внушало непонятный иррациональный страх.

Но вот и это видение превратилось в клубы тумана, разметаемые безжалостным ветром. Мягкие неудержимые волны подхватили бессильное тело и понесли в пучину безвременья.

Обнажённое человеческое тело лежало на операционном столе так неподвижно, слов это был труп. Однако специальные зажимы, плотно охватывающие руки и ноги, как бы намекали на ошибочность этого утверждения. На голове человека поблёскивал прозрачным пластиком странный шлем, весь состоящий из крохотных ячеек, напоминающих фасетки глаза насекомого. Ячейки медленно скользили по шлему, а следом перемещались ослепительные лазерные лучи, которые испускали излучатели, нависающие над столом.

Всё это весьма напоминало съёмки какого-то дешёвого ужастика, где роботы проводят эксперименты над пленными людьми. Но спецэффекты выглядели впечатляюще, особенно когда яркость лучей изменялась, а шлем точно наполнялся густым туманом, скрывающим голову человека. Потом всё возвращалось к прежнему.

С начала эксперимента прошло уже более трёх часов и мониторы показывали, что более девяносто пяти процентов информации успешно перенесено на нужные участки мозга. Поэтому Станиславский позволил себе немного расслабиться и выпить немного горького терпкого кофе из крохотной чашечки, некогда подаренной ему супругой. Как давно это было… Малов, позаботившись о своём больном желудке, ограничился минеральной водой.

На физиономии директора задержалось странное выражение, которое появилось там, после того, как Сергея Александровича последний раз вызвали за двери лаборатории. С того момента прошло уже больше десяти минут и до сих пор директор не проронил ни слова. Он только отхлёбывал прозрачную жидкость, страдальчески морщился, да поглядывал на стакан: сколько там ещё осталось. Влив в себя остаток, он тяжело вздохнул и присел рядом с доктором Станиславским. Тот покосился на него, обозначил улыбку уголками губ и поинтересовался:

— Ну и о чём ты хочешь мне рассказать? Точнее — пожаловаться.

Малов только покачала головой и на сморщенной физиономии несчастной обезьяны появилась жалкая улыбка.

— Прям-таки видишь меня насквозь. Всё, как обычно, — директор жадно посмотрел на чашку в руках собеседника, — Чёрт, как же кофе хочется…Боюсь только моему брюху это совсем не понравится. Директор мединститута страдает от язвы — сапожник без сапог, смешно. Ладно, слушай. Помнишь, я тебе рассказывал про дуру-блогершу, которая припёрлась в наш городишко? — Станиславский рассеянно кивнул, — Так вот, оказывается эта зараза ищет именно наш институт.

— Чего-то подобного давно следовало ожидать, — нисколько не удивившись, откликнулся Станиславский, — Есть хорошая поговорка: шила в мешке не утаишь. А тут — не шило, а настоящий лом. Кто-нибудь, рано или поздно всё равно пронюхал бы. И хорошо, что это — девица из этих ваших интернетов, а не ФСБ.

— Типун тебе! И хотелось бы, как можно позднее, — мрачно отмахнулся Малов, — Однако же, даже с этой овцой дело зашло слишком далеко. Мало того, что её носит по Лисичанску и она спрашивает о секретном институте, так ещё и умудрилась найти дорогу, которая ведёт к нам. Везучая, гадость!

— Ну и? Ждём гостей?

— С ума сошёл? — поморщился Малов, — Из-за этого меня и дёргают. Наружка засекла нарушение внешнего периметра и отреагировала. Расслабились засранцы, дальше некуда. Вызвали начальника отдела безопасности, потому как не знали, как поступить. Вот, до чего дело дошло! Однако же, что-то нужно предпринять, уж слишком настойчива эта тварь.

— Грехи спать не дают? — усмехнулся доктор, — Сходи к батюшке, пусть отмолит.

— Тебе всё шуточки, — пробормотал директор и его правая щека заметно дёрнулась, — Попробуй только представить, что снами всеми станет, если наружу выплывет всё дерьмо, которым мы тут занимаемся.

— Тебя никак не устраивает комфортабельная однокомнатная квартирка с постоянным видом из окна? — Станиславский аккуратно поставил чашку на стол и провёл ладонями по лицу, — Представляешь, какую тебе сделают рекламу? Сможешь написать книгу, а по ней снимут настоящий хитовый фильм. Да что ты переживаешь, твои заокеанские кураторы моментально поднимут шум об узниках совести и жертвах тоталитарного режима — и года не просидишь.

— Не думаю, что до этого дойдёт дело, — Малов казался очень старым и предельно серьёзным, — Я хорошо знаю этих самых кураторов и мне известно, как они поступают в подобных случаях. Огласка — совсем не в их интересах. Поэтому, если хоть малая часть информации выскользнет наружу, то не то что от меня — от самого института и камня не останется.

— Думаю, тут постараются не только те, — Станиславский показал пальцем в пол, — но и эти, — он повёл рукой вокруг, — В общем, куда не кинь — всюду клин.

— Угу, ещё и этот Тарасов, — Малова передёрнуло, — Когда он проверял документацию, то задавал очень нехорошие вопросы. Как будто раньше был не в курсе наших дел, мудак сраный! А когда проверял службу безопасности, так его просто коробило. Ну, тут то я с ним согласен: распустились сволочи!

— Так это же — старая закалка, — подтвердил доктор, — Я с ним знаком ещё по проекту: «Снежный Лев» и жалею, что тогда не прислушались к рекомендациям генерала. Глядишь, всё бы вышло по другому. Для него безопасность, это — глухой бункер, колючка и вышки сверху.

— Ну и как бы он поступил с нашей пронырой?

— Серёжа, ну ты же не мальчик и не мне тебе объяснять, что она не должна покидать Лисичанск. Как будто вы до этого поступали иначе. Как только она покинет пределы города, пусть попадёт в автокатастрофу или станет жертвой бандитского нападения. Только пусть это произойдёт, как можно дальше от нас.

— Ага, а если она плотно засядет в своей гостиничной норе?

Станиславский внимательно посмотрел на старого товарища и тяжело вздохнул:

— Чисто теоретически, ибо я не могу давать тебе рекомендаций незаконного характера, я бы посоветовал послать несколько решительных парней. Ну таких, которые сумеют уговорить слабую девушку проследовать за город, где с ней и произойдёт несчастный случай.

— Эти решительные парни, — Малов потёр подбородок и покачал головой, — Я же говорю: распустили дальше некуда. Они думают, что институт существует для оправдания их безнаказанности, а их руководитель — вообще, отдельная песня.

Малов совсем загрустил, почёсывая чахлую бородку. Станиславский смотрел на него и вспоминал разговор, который состоялся у него с Тарасовым перед отъездом генерала. Тот действительно оказался крайне недоволен и даже взбешён. По мнению офицера всё происходящее в институте вышло из-под контроля и напоминало неуправляемый автомобиль, несущийся к обрыву. Если срочно не предпринять решительные меры, то произойдёт катастрофа, которая утянет за собой людей на самом верху.

Успокоившись, Тарасов дал пару рекомендаций лично Станиславскому. Генерал посоветовал увезти объект эксперимента в Москву и поместить в одну из частных клиник, которые находятся под присмотром людей Тарасова. Узнав, что Станиславский собирается проделать этот же фокус, но в Лисичанске, он назвал доктора болваном. Впрочем, это нисколько не изменило намерений Станиславского, посчитавшего страхи генерала проявлением паранойи.