И.С.Т. (СИ) - "Laise" - Страница 68

— Позер, придурок и реву как девка. Но мне тебя тоже до чертиков не хватает, Силиверстов. Никогда б не подумал, что однажды кому-то признаюсь, что ревную и что мне его не хватает.

— Так ты меня ревнуешь? — Рома на миг прижал его к себе еще сильнее и взъерошил и без того встрепанную шевелюру. — К Аяну и Фрею? Точно придурок. Нашел к кому. Оно, конечно, все сложно, но не так. И прекрати шарахаться, а то парни тоже уже волноваться начинают. И старшие — не страшные вовсе.

— Ближе тебя у меня здесь никого нет, — вздохнул Сима. — Так что это не удивительно… Линдстрем меня расколол в два счета.

— Он взрослый и умный. К тому же оракул, — усмехнулся Рома, расслабляясь. Помолчал немного, а потом чуть насмешливо поинтересовался. — Целоваться-то хоть тебе с ним понравилось?

— Если бы за умение целоваться давали докторскую степень, он точно в этом достиг высот, — Бехерович старательно отвел от него взгляд. Это и впрямь было круто. Даже очень. И будило в теле совершенно и четко определенные желания.

— Он взрослый и опытный. Слухи говорят, что он спит со своим секретарем, — Рома чуть сполз вниз, закидывая голову на спинку скамьи. — Это запечатление? Или он просто так тебе нравится?

— Я не знаю, — покачал головой Сима. Задница подмерзала. Поясница тоже. В довесок ко всему — усилился ветер, загонявший со стороны гор тяжелые неповоротливые кучи облаков. — Наверное, в постели он вообще бог, но отчего-то проверять это мне как-то не очень хочется.

— Вот это и есть самая большая проблема, когда ты не знаешь, не можешь понять, что происходит. И тянет тебя к человеку потому, что ты на нем замкнулся или потому что он просто тебе нравится. Хреново на самом деле. Тимуру повезло, он сразу все понял. Хотя дай им время — и они станут таки настоящей сладкой парочкой.

— Тим третьекурсник, а мы первоклашки. Может, наше замыкание нас на самом деле еще ждет? Может, норг на самом деле все тормозит и старается не замкнуть меня на себе. Может он что-то видит? — Сима тяжело поднялся на ноги и протянул Ромке руку. — Пошли спать. Я просто с ног валюсь.

Рома вскинул бровь, покосился на протянутую руку и лукаво сузил глаза:

— Если я тебя сейчас поцелую — ты попытаешься мне в морду дать?

— Давай лучше я тебя, судя по постановке вопроса, ты мне в морду не дашь совершенно точно, — хмыкнул Сима.

— Да ну тебя, — Ромка отразил его смешок и рывком встал. — Всю романтику испортил. Пошли уж, чудовище… А то отморозишь себе еще крылья, какой из тебя серафим будет.

— Вот так и воспылаешь добрыми намерениями… — нарочито печально вздохнул господин Бехерович, грубовато обнимая его и широким шагом направляясь ко входу в общежитие. — А тебя еще и чудовищем окрестят.

— Скажи спасибо, что это я еще ласково, — Рома вскинул голову, нашел взглядом окно своей комнаты и еле заметно улыбнулся. Светится. — И с Аяном поговори. Ты, может, забыл, но вы с ним в одной комнате живете. И твой суровый в последнее время вид здорово на малыша действует.

— И нифига не суровый. Суровый — Черный Плащ, а я просто маленький Симочка, и никого своим видом напугать не могу, — пропищал Сима, подталкивая его впереди себя в распахнувшуюся дверь.

— Вот и скажи Аяну об этом. А то он уже бояться начинает, — Рома безропотно позволил довести себя до блока, но в пустом холле остановился. Повернулся к Симе, явив электрическому свету свое уставшее лицо. — Я рад, что ты — снова ты.

— Тебе точно нужно отдохнуть, — Сима кончиками пальцев погладил его щеку. А потом, поняв, что позволил себе лишнее, отдернул руку. Не стоило. Нельзя так. — Спокойной ночи, Ромка.

Силиверстов улыбнулся одними глазами, кивнул и направился к себе.

— Спокойной ночи, гроза маленьких аянов, — на мгновение поднял руку, изображая вулканское приветствие, и скрылся за дверью, на мгновение выпустив и тут же оборвав недовольное: «Наконец-то» Фрея.

Аян трудно засыпает, но потом спит как убитый. Сима помнил об этом. Но сомневался, что Аян устроился спать. Он помнил, как настороженно на него косился японец. И как раздражался время от времени в ответ на его шумные выходки. Как едко пытался его задирать Фрей. И как нейтрально-спокойно к нему относились Тимур и Чед. По всякому выходит, что на самом деле больше всех о нем переживал Ромка. Ромашка-Ромка. Серый от недосыпа. Глупо все. По-дурному глупо.

Он тенью скользнул в комнату, тихонько притворив за собой дверь. Спать. И главное чтоб ничего не снилось. Так лучше всего.

====== 2. ======

На что это было похоже? На светлую щемящее-дождливую тоску. Ту самую, что тает на кончиках пальцев, стоит только коснуться заплаканного оконного стекла. Дохнуть на прохладную гладкую поверхность и написать на матовой запотевшей поверхности какую-нибудь трогательную нежную глупость.

Забавно, но такое внутреннее состояние у него не вязалось ни с одним членом их квартета. Каждый ощущался по-своему. В каждом был свой собственный надрыв и надлом, в каждом он чувствовался, как тоненькая, едва заметная ниточка в идеально ограненном кристалле, но сейчас, сейчас ощущение было совершенно другим.

Нет, не стоило ставить плеер на «шафл». Случайный выбор композиции иногда шутит дурацкие шутки. Забытая в какой-то пыльной папке Джен Раш с ее «Силой любви» настраивали на слишком романтичный лад. Тем не менее, как-то не очень подходящий Сказочнику, законченной бляди и сволочи.

Любопытно, на кого похожа эта песня?

Анжей улыбнулся. Водилась за ним маленькая слабость: присваивать песни всем подряд. Пока что в выборе композиций он не ошибался ни разу. Но эта как-то не подходила ни одному из его знакомцев. Хотя, стоп… один кандидат все-таки был. Малыш-оракул с первого курса. В меру сладости, в меру нежности, в меру задумчивости. Хотя нет, не в меру. Последнее время парень сам не свой. Не иначе влюбился.

Какие они все-таки милые, малыши-карандаши. И все-то им кажется, что они переживают личные драмы. А на самом деле все очень банально. Через ломку стереотипов, привычек и моделей привычного проходят все.

— Внимательнее, пан Михновский, — отвлек его голос Лемешева. Да, точно, метатренинг. Внимательнее, значит. Расслабьтесь и получайте удовольствие, пан Михновский.

Он сам был совершенно другой песней. Забавно, но на эту же композицию откликался и Лемешев. Это светилось в его глазах. В его улыбке. Мальчишеской. И в то же время порочной.

Анжей прикрыл глаза и улыбнулся, принимаясь едва слышно мурлыкать про себя:

— Shot through the heart, and your to blame, darling…You give love a bad name…

Старичок Бон Джови все еще хорош. Черт подери, он всегда будет хорош. Сколько бы ему не стукнуло. И до чего же точно, до чего емко, до чего правильно… Лемешев вскинул на него взгляд, точно почувствовал, что о нем думают, именно о нем, ни о ком другом. Улыбнулся, приподняв в намеке на усмешку уголки губ. Интересно, каким он был, когда учился здесь? Красивым — совершенно точно. Пытались ли его скрутить на первом курсе? Можно было спорить на что угодно, что юный Алекс Лемешев пользовался вниманием. Красивая, верткая, безбашенная сука. И губы его точно представляются припухшими. И далеко не всегда от поцелуев. Тысячу процентов, что многие мечтали о минете в исполнении этого вот человека.

Хоть, если подумать, у сладкой парочки с первого курса — Силиверстова и Бехеровича — все впереди. Оба хороши, что твои картинки, и у обоих карьера в большом сексе еще даже не началась…

Класс, о чем он только думает?! Хренов третий курс… хренов метатренинг… блядский спермотоксикоз… чтоб им провалиться…

Головокружение и тошнота привычно в общем-то подкатили. Как всегда. Тупо хреново, когда он начинает проваливаться на «глубокие» планары — это то еще удовольствие. Лучше глаза не открывать, пока не прекратится стремительное падение. Станет еще хуже, если позволить мельтешению линий-переплетений фиксироваться и откладываться в мозгах. Так и перегореть недолго. Личный маленький рецепт Анжея Михновского: не смотри.