И.С.Т. (СИ) - "Laise" - Страница 67

— Может, мне не хватает понимания и сочувствия?

— Может, — кивнул норг. — Или это физиологическая реакция твоего тела на отсутствие нормального секса. Но ты — гетеросексуален, потому для тебя тяжело сознаваться самому себе в том, что тебе кто-то в этом плане интересен.

— Может, — вздохнул Сима, возвращая термос. — Спасибо, господин Линдстрем.

Поцелуй был обычным касанием губ. Наверное, норг знал что так будет. Потому что не оттолкнул. Хотя, конечно знал. Он ведь оракул. Он знал наверняка. Сколько существует вероятностей того, что Сима Бехерович его поцелует, стоя на стене замка? Сколько вероятностей того же события, но к примеру, в коридоре, в классе, или во внутреннем дворе?

Губы твердые. Обветренные и жесткие. Но они молчат, позволяя его губам пробовать на вкус, гладить и греть. Молчат, прежде чем раскрыться, перехватывая инициативу. У губ горьковатый привкус. Травы. Вереск. Лаванда. Чабрец. Полынь. Губы очень уверены. Умелы. Они скользят, изучая его лицо, снова накрывают его рот, лаская так волнующе и так сильно, что колени слабеют, а голова начинает кружиться. Язык проникает в его рот, на короткое мгновение и… поцелуй прекращается. Зато грубой вязки огромный шарф обнимает его плечи и руки вместо куда-то пропавшего пледа.

— На здоровье, господин Бехерович, — ответил норг, отстраняясь. — Доброй ночи и… не берите дурного в голову. Рефлексия серьезно мешает жить.

— И долго ты собираешься от нас бегать? — в давно наступившей ночи голос Ромы звучал как-то… надтреснуто. Лавочка рядом со входом общежитие была пуста, зато в стороне темнел знакомый силуэт.

— Спорт это движение, — оптимистично отбарабанил Сима. — Движение это жизнь, — он присел на скамью, кутаясь в курточку, точно опровергая сразу несколько тезисов. Дескать, нифига не бегу. Притомился от активной жизни, вот и отдыхаю.

— Если решил свалить из нашей компании — то так и скажи, — сквозь зубы бросил Рома. — Я тогда тебе глупых вопросов больше задавать не буду.

Свалить? Сима вздохнул. Слова Линдстрема все еще звучали внутри, намертво запечатленные в памяти поцелуем. Настоящим поцелуем, не вымороченным, не приснившимся. И еще помнилось много всякого, точно оттененное. Прикосновения. Улыбки. То, как смотрят друг на друга Аян, Фрей и Ромка. Им хорошо. Они тянутся друг к другу, притягиваются как магниты. И на самом деле…

— На самом деле я среди вас лишний, — без обычных своих шуток-присказок проговорил Бехерович. — Вам без меня вполне себе отлично. Ты, Аян, Фрей… Тимур с Чедом тоже отлично справляются. А я просто громкий клоун, который путается под ногами и привлекает ненужное внимание.

— Ты дурак или притворяешься? — Рома вздохнул почти обреченно. — Слишком все странно. И не понятно. И запечатление это еще. Бросает то к одному, то к другому. А на третьего сам косишься. Бред все, Серафим. Здесь нет лишних. Или это тебе после Викинга твоего так кажется? Ну да, куда уж нам с ним по сравнению.

— Сам ты… — вспыхнул мгновенно Сима, но потом осекся. — Вот именно, Рома. Бросает. Меня вот не бросает. Вам интересно вместе. Интересно со старшими этими. А меня от них до печенок пробирает. Так что, как ни крути, а я левый. А Викинг… Викинг и есть. Ему я тоже не пришей кобыле хвост.

— Не бросает? Определился уже, видимо, да, Сима? И чует моя задница, что дергаешься ты сейчас потому, что ты ему — «не пришей кобыле хвост»? И ты со старшими не разговаривал. Тут много про них говорят, а они другие совсем.

— Какая чувствительная у тебя жопа, — зло восхитился Бехерович, уязвленный брошенными словами. И хотел бы заткнуться, проглотить рвущиеся с кончика языка слова, самому травиться ими. — Многое уже ощутить успела?

— Я оракул, забыл? Это если ты про мои догадки. А если про другое… Я бы сказал, что зависть — плохое дело, но, боюсь, не оценишь. Ничего, Серафим, ощутить моя задница не успела. Тут ты меня обскакал, — Рома вышел из темноты, чуть бледнее обычного, с обветренным губами и непривычно темными глазами.

— Вот именно, Рома, зависть — плохое дело, — выдохнул Сима, запоздало понимая, что целоваться с ректором на стене, где их могут увидеть — не самое здравое занятие. — Я не хочу ссориться, Силиверстов. Шел бы ты спать. Хреново выглядишь.

Тот только покачал головой.

— Забавно просто, как быстро ты перешел от страха за свою задницу к поцелуям с ректором. Не знал бы, как весело тут с этим делом — обозвал бы тебя лицемером. Ты ведь рассказывать не собирался, да?

— Некоторые вещи не стоит обсуждать, — Сима прищурился. Какая-то мысль не давала покоя. Не мысль еще даже. Неоформившееся, но такое ядовито-острое нечто. Нечто, могущее объяснить очень и очень многое. И многое расставить по своим местам. — Я не лезу в твои с Фреем дела. Хоть и вижу, как он облизывается на тебя.

— Он облизывается на Аяна, но малыш слишком хорошо умеет держать на расстоянии, даже если сам этого не хочет, — хмыкнул Рома. — Все слишком сложно, чтобы можно было что-то однозначно сказать. И запечатление это еще. Тебе повезло, что в твоем случае это случилось быстро. По крайней мере, не кидало из стороны в сторону.

— А ты что же, ревнуешь? — и снова мысли. То самое, сказанное сегодня норгом. То, что происходит сейчас в институте, пройдет сквозь жизнь. Привязанности. Дружба. Любовь.

— Кого и к кому?

— Даже не знаю… Аяна к Фрею? Фрея к Аяну? — пожал плечами Сима, а потом вдруг выдал: — Меня к Викингу?

— Какой выбор. И все такое вкусное. Прям и не знаю, что больше нравится, — усмехнулся Рома, сделал шаг вперед и навис над сидящим Симой. — А если все и сразу? Перебор будет?

— Определенно, — убежденно кивнул Бехерович, слегка подвинувшись, точно уступая ему место рядом. — Реши кого сильнее. А то прям собака на сене получается.

— Я ни к кому не лезу, Сима. И никому не мешаю. И… извини. Мне не стоило вмешиваться. Больше не потревожу.

— А еще меня дураком называл, — фыркнул Сима. — Считай, что я такой себе психолог. И мы решаем твою проблему. Начал говорить, так заканчивай. Тебе нравится Аян? Тебе нравится Фрей?

— Не начинай. Тему Аяна и Фрея не я поднял, а ты. И ты мастер переводить стрелки, я в курсе. Я был бы счастлив, если бы парни нашли друг друга. У Фрея комплекс всеобщей мамочки, а Аяну смертельно нужен кто-то, кто бы его прикрывал.

— Окейно, — покладисто согласился Сима. — Чью тему я не поднимал? Я и Викинг? Не смеши, он препод, хоть я и являюсь его оператором, мне до него как до другой галактики пешком. И то, что мы… целовались… нифига не значит.

— Я так и понял, — Рома вскинул голову, несколько секунд смотрел на яркие, такие большие звезды, чуть подрагивающие в холодном воздухе, а потом выдохнул еле слышно. — Это никогда ничего не значит. Только потом… Ладно, пора мне, пожалуй. Не сиди долго, замерзнешь.

— Что потом? Нет никакого потом, Рома. Я боюсь всего этого. До усрачки боюсь. Я боюсь в конечном итоге стать геем. Я боюсь, что буду спать с парнями. Я убеждаю себя в том, что все нормально, если, блядь, наша ситуация, вообще, может нормальной называться. Мы учимся во вселенной, где, сссука, «всегеи» по умолчанию. А если нет, то все равно таковыми окажутся. И я в том числе. Потому что я, блядь, ревную, понимаешь?! Чувствую себя лишним! Этого разговора ты хотел?!

— Я всего лишь хотел понять, какого черта ты от нас шарахаешься, — Рома обмяк, немного поколебался, и сел рядом. — Вы отлично смотрелись там, наверху. И тебе нравилось. Это не сделает тебя геем. Ты вряд ли станешь западать на проходящих парней. И когда все закончится, может закончиться и это. Не знаю, кого и к кому ты ревнуешь, но ты не лишний. Мне тебя не хватает.

— Клоуна, позера и законченного придурка? — Сима поколебался, а потом мысленно плюнул и обнял его за плечи.

Рома немного опешил, а затем притянул его поближе.

— А ты клоун, позер и законченный придурок? Просто тебя.

Под зажмуренными веками Симы защипало, а в горле застрял противный слезный ком. И ни туда его, ни сюда. Прав был Линдстрем. Прав, сука. Оракул, он просто все видел и все знал.