Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ) - "Gromova_Asya" - Страница 62

Я улыбаюсь в ответ. И на самом деле, это искренняя улыбка.

Мы продолжаем шествие, озаряемые только вспышками фотокамер. Людей не мерянное количество, они обступают дорожку с обеих сторон. Взгляд цепляется за два стеклянных шара, что водружают на сцену миротворцы. В них имена будущих трибутов.

Их двадцать четыре, а выживет только один…

Но настоящее удивление приходит тогда, когда я замечаю количество «зрителей» у подножия сцены. Было такое ощущение, что сюда стянулся весь Панем. У многих в руках я замечаю серые плакаты, одни возвещают о том, что справедливость, наконец, восторжествовала, другие приветствуют и зазывают трибутов в ад. Я нервно сглатываю и собираю всю волю в кулак, чтобы не закричать от безысходности. Пит сдавливает мою ладонь, мы поднимаемся на сцену, и группа миротворцев отводит нас за кулисы.

Шипение их раций заставляет сердце замирать, пропуская удары, но неожиданно оттуда доносится нервный голос:

– Они добрались до Третьей Переходной. Что прикажете?

Миротворец нервно одергивает рацию.

– Сдерживайте их до тех пор, пока на место не прибудет Родан. Конец связи, – как ни в чем не бывало, миротворец оборачивается ко мне и провозглашает: – Остальные ожидают вас в гримерной. Будьте готовы – через десять минут вас пригласят на сцену.

Пит благодарно кивает, будто тоже не заметил этого странного разговора и вслед за Бити, тянет меня к гримерной. Но я задерживаю его, обхватывая его руки двумя руками. Сердце выпрыгивает из груди, потому, что я слишком хорошо понимаю, что должна сказать ему. Руки холодеют от ужаса, и касаясь моих пальцев, напарник спрашивает:

– Ты замерзла?

– Мне нужно, чтобы ты знал об этом….

– Что случилось? Ты вся белая…

Его ладонь накрывает мою щеку.

– Ты дрожишь, Китнисс! Идем внутрь, тебе нужно согреться.

– Мне нужно сказать тебе…

– Это точно никак не может подождать? – нервно одергивает меня он.

– Вообще никак не может подождать, – я глубоко вздыхаю, перевожу дыхание, – Я хочу, чтобы ты знал, что…

Лазурные глаза раздраженно блестят. Он думает, я опять скажу очередную дежурную глупость. Возможно, так оно и есть, но эта «глупость» должна прозвучать. Я нервно смеюсь и одергиваю свои руки от его ладоней.

– Просто хочу, чтобы ты знал – я люблю тебя. Ладно? Очень люблю. И чтобы не случилось у тебя и Хейвен…

Неожиданно я оказываюсь прижатой к его груди. Приятная ткань его пальто щекочет мою щеку, и я вновь ощущаю себя ребенком. Ребенком, который находится в безопасности. Его сердце, подобно моему, выбивает надрывный ритм. Я наслаждаюсь этим мгновением посреди страха, посреди смерти и боли…

– На этом ты могла закончить, – гортанно произносит он, – Я тоже люблю тебя, Китнисс. Сильнее, чем ты можешь себе представить.

Когда он отпускает меня, мы остаемся наедине. Миротворцы вернулись к сцене, и только ветер по-прежнему забирается под покров одежды. В глазах Пита блестит бесконечная любовь. Он смотрит на меня так, будто видит впервые. Будто я, потерянная часть чего-то очень важного и он, наконец, нашел меня. Неожиданно его глаза темнеют и кроме любви, я замечаю обреченное чувство ностальгии. Будто он вспоминал что-то. Вспоминал и чувствовал обыденную и привычную всем победителям, горечь.

Я навсегда запомню его слова. Ведь это его первое осознанное признание после всего того… что нам пришлось пережить.

На часах по-прежнему полдень.

В гримерной светло и уютно. По крайней мере, так должно было быть, если бы мы не встретились здесь в день Жатвы. От вида Бити, качающего, словно ребенка, Джо, у меня перехватывает дыхание. Она не выглядит как «мясорубка из Седьмого», как обреченная на убийства девушка – она израненная душа, нуждающаяся в ком-то… Она нуждается в Бити точно так же, как я нуждаюсь в Пите. И я осознаю, что все, что могло происходить между этими двумя ничто иное, как …

– Да, Китнисс, – шепчет Пит, мне на ухо, – любовь.

Он отпускает меня, когда неожиданно я ощущаю на себе пристальный взгляд Джо. Она смотрит на меня так, словно я ее спасательный круг. От бесконечного желания обнять ее, внутри все переворачивается с ног на голову.

– Китнисс, можно поговорить с тобой? – привставая с колен Технолога, спрашивает она.

– Конечно.

– Наедине.

Я киваю. Она выхватывает мое запястье из рук Пита, и уводит прочь из гримерной. Ее хватка похожа на железные оковы, но я стараюсь не выказать дискомфорта.

Когда мы останавливаемся у подножия сцены, ее руки сгребают меня в объятия. Меня словно окатили ушатом холодной воды, и прежде, чем я успеваю сообразить, что должна сделать, она отступает назад.

– И не думай, что я решила сдаться, ясно Сойка? – грубо отрезает Джоанна, – Помни, что мы должны вытащить наших ребят. И вне зависимости от того, чьи имена произнесут сегодня, ты должна помнить, что мы одна команда? Даже Энобария одна из нас, ясно? Мы одно целое и только так мы сможем одолеть строй Койн. Я знаю о Гейле.

Я слышу только рев толпы за сценой. Только гулкое биение своего сердца. Только пульсацию крови прорывающейся к вискам. Джоанна по-прежнему впивается в черты моего лица взглядом. Кажется, то, что она сказала мне невозможно, и я стараюсь не подавать виду, но она опережает меня.

– Гейл связался со мной несколько дней назад. «Огненный морник» дал свое согласие на вмешательство отряда повстанцев в Жатву. Сегодня они будут рядом, Китнисс, будь готова.

– Кто бы мог подумать? Китнисс Эвердин и Джоанна Мейсон. Рада встрече, – надменно произносит кто-то позади нас.

Оборачиваясь, я встречаюсь с карими, практически черными глазами. Ненависть застилает мой разум, и я едва не набрасываюсь на Тагетис. В душе просыпается целый шквал эмоций, и я не в силах их остановить. Соперница – хотя, я должна бы называть ее напарницей – ухмыляется, и я замечаю, как к ней примыкают ее союзники. Я не помню их имен, но по-прежнему встречаюсь с агрессивно-озлобленными глазами будущих менторов.

– Пора на сцену, Китнисс. Пусть удача будет на стороне ваших трибутов, – гортанно говорит широкоплечий боров, нависая надо мной, – Я знаю Тагетис с пеленок, и то, что я простил тебе ту выходку в Тренировочном Центре абсолютно ничего не значит.

– Ах, Хорн, перестань, – лукаво, говорит кареглазая, пока к ней цепляют наушник.

Интересно, что нам будут диктовать? Уж не имена ли трибутов? Поддаюсь, когда руки незнакомой девушки, цепляют к воротнику пальто некое устройство, сквозь которое торчит наушник. С Джоанной и остальными она проделывает тоже самое. Вскоре на площадке появляется Пит, Энобария, Бити и Хеймитч.

Ментор подходит ко мне в плотную и впервые за то долгое время, что мы провели плечом к плечу друг с другом, он целует меня в макушку, сгребая в охапку. Сегодня день неожиданных ласк. Я вымученно улыбаюсь и едва успеваю сдержать слезы, когда он прижимает меня к себе еще крепче.

– Теперь я понимаю тебя, Хеймитч. Твои чувства, когда ты отправлял нас на Жатву, – шепчу я, цепляясь за воротник его теплого свитера.

– Я проделывал это дважды. Но были трибуты и до вас, которые не возвращались… домой. И я уверен, что таких в этот раз будет ровно двадцать три. Койн не из тех, кто оставит их в живых.

– Она уже на сцене? – прислушиваясь к голосам, доносящимся за железными пластами, спрашиваю я.

– Уверен, что да. Им нужен кто-то, кто умеет красиво говорить.

Им. Людям, которые ранее были единой нацией, а теперь раздробились и стали подобны убийцам, что вершат самосуд. Но мы ведь единое целое – нечто, что должно сосуществовать рядом, а не перерезая друг другу глотки.

– Я буду ждать тебя здесь. Пит поможет вам пережить это. Я… не ожидал от него. Вы снова…?

– Не снова, Хеймитч. Впервые, – невнятно бормочу я, – Я хочу, чтоб ты знал, что я рада за тебя и Эффи. И вообще, я люблю тебя.

Руки ментора напрягаются, а после он нервно усмехается и отпускает меня.

– На сегодня объятий достаточно.

– До выхода десять секунд, – слышен голос в моем наушнике.