О природе человека - Уилсон Эдвард Осборн - Страница 26
- Предыдущая
- 26/63
- Следующая
По мере того как общества становятся крупнее, в них появляются новые институты, причем в довольно строгом порядке. На этой диаграмме показаны примеры исторических последовательностей (крайняя правая колонка) и существующих культур (вторая справа колонка). (По данным К. В. Фланнери.){100}
В некоторых местностях группы образовали деревни и занялись сельским хозяйством. Эта работа тяжелее, и впервые в истории бушменов в нее в значительной степени оказались вовлечены дети. Половые роли заметно усиливаются, причем с раннего детства. Девочки держатся еще ближе к дому, чем раньше, поскольку им приходится заботиться о младших детях и заниматься домашней работой. Мальчики пасут домашних животных и защищают сады от обезьян и коз. С возрастом разница между полами еще больше увеличивается — и по образу жизни, и по статусу. Женщины больше времени проводят дома. Они почти постоянно заняты множеством разнообразной домашней работы. Мужчины продолжают находиться в «свободном полете». Они сами контролируют собственное время и занятия.
Получается, что достаточно жизни одного поколения, чтобы в культуре сложился знакомый шаблон полового доминирования. Когда общества становятся еще крупнее и сложнее, влияние женщин вне дома окончательно ослабевает. Их поведение регламентируется обычаями, ритуалами и законами. По мере развития гипертрофии женщины могут превратиться практически в движимое имущество — их начинают менять и продавать, за них дерутся, им приходится жить в условиях двойной морали. Истории известно несколько исключений, но в подавляющем большинстве обществ половое доминирование развилось с удивительной скоростью.
Большинство, даже, пожалуй, все основные характеристики современных обществ можно считать гипертрофированными модификациями биологически значимых институтов групп охотников-собирателей и ранних племенных государств. Двумя примерами могут служить национализм и расизм — культурно окрашенные пережитки простого трайбализма. Бушмены одной группы считают себя идеальными и чистыми, а остальных бушменов — чужеродными убийцами, использующими смертельные яды. Цивилизации проявляют любовь к себе через высокую культуру, считают себя богоизбранными и принижают других искусно фальсифицированной письменной историей.
Даже тем, кому гипертрофия идет на пользу, трудно справляться со стремительными культурными изменениями, поскольку социобиологически они приспособлены только к более раннему и простому существованию. Там, где охотник-собиратель исполнял одну или две неформальные роли из нескольких доступных, наш современник из промышленного общества должен выбрать десять или более из тысяч, в разные периоды жизни, а то и в течение дня менять один набор ролей на другой. Более того, каждая профессия — врач, судья, учитель, официантка — разыгрывается точно так же, вне зависимости от мыслительной работы человека. Значительные отклонения в работе окружающими воспринимаются как признак ментальной неспособности и ненадежности. Повседневная жизнь — это постоянная смена ролей и, в определенной степени, череда саморазоблачений. В таких сложных условиях очень тяжело точно определить истинное «я», о чем писал Ирвинг Гофман:
«Складывается определенное отношение между человеком и ролью. Но это отношение соответствует определенной системе интеракции (фрейму), в которой роль получает внешнее воплощение и как бы мимолетно приоткрывает «я». Если так, то «я» — не какая-то сущность, частично скрытая за событиями, а изменяемая формула управления самим собой в заданных обстоятельствах. Точно так же, как ситуация предусматривает свое официальное изображение, за которым мы скрываем себя, она содержит указания на то, где и как мы должны себя обнаруживать; сама культура предписывает нам, чему надо верить, чтобы суметь проявить себя надлежащим образом»
Неудивительно, что главным источником неврозов в современном мире является кризис идентичности, а городской средний класс тоскует о возвращении к более простому существованию.
По мере распространения разнообразных культурных суперструктур их истинный смысл чаще всего просто терялся в представлении людей. В книге «Каннибалы и цари» Марвин Харрис приводит ряд причудливых примеров того, как хронический недостаток мяса влиял на формирование религиозных убеждений{102}. Хотя древние охотники-собиратели были озабочены повседневными опасностями и пугающими изменениями окружающей среды, из-за чего плотность их популяций оставалась низкой, они, по крайней мере, могли рассчитывать на то, что в их рационе будет достаточно свежего мяса. Первые люди, как я уже говорил, заняли особую экологическую нишу: они были плотоядными приматами африканской саванны. Это положение они сохранили и в ледниковый период, а затем распространились по Европе, Азии, потом по Австралии и Новому Свету. Когда сельское хозяйство позволило повысить плотность популяции, дичь перестала быть надежным источником достаточного количества свежего мяса. Зарождающиеся цивилизации переключились на одомашненных животных — или перешли на сокращение потребления мяса. Но как бы то ни было, поедание мяса оставалось основным пищевым импульсом. Последствия недостатка мяса были различными в соответствии с особыми условиями окружающей среды, в которой развивалось общество.
В древней Мексике, как и на большей части тропиков Нового Света, не было крупной дичи, которой изобиловали равнины Африки и Азии. Более того, ацтеки и другие местные обитатели, создавшие свои цивилизации, не смогли одомашнить животных и превратить их в надежный источник мяса. Когда в долине Мехико плотность населения значительно возросла, правящий класс ацтеков по-прежнему продолжал наслаждаться такими деликатесами, как собаки, индейки, утки, олени, кролики и рыба. Но обычным людям категорически не хватало настоящего мяса — порой приходилось питаться одними лишь водорослями — спирулиной, собранной на озере Тескоко. Облегчало ситуацию ритуальное поедание трупов после человеческих жертвоприношений{103}. Когда Кортес прибыл в долину Мехико, ацтеки съедали в год по 15 тысяч человек. Конкистадоры нашли 100 тысяч черепов, сложенных в аккуратные рвы на площади Чокотлан, и еще 136 тысяч в Теночтитлане. Жрецы утверждали, что человеческие жертвоприношения угодны высшим богам. Они придумали пышные ритуалы среди статуй богов в белых храмах, воздвигнутых специально для такой цели. Но все это не должно отвлекать нас от того факта, что сразу после ритуального вырезания сердец тела жертв разделывали, как туши животных, и мясо распределялось и поедалось. Мясо доставалось знати, придворным и солдатам — то есть тем, кто имел максимальную политическую власть.
Пищевая база Индии была богаче, чем в Мексике, поэтому здесь, когда мяса стало недостаточно, произошла другая, но столь же глубокая культурная трансформация. Древние арии, вторгшиеся на равнину Ганга, на своих праздниках поедали крупный скот, лошадей, коз, буйволов и овец. В поздние ведические и ранние индуистские времена, в первом тысячелетии до нашей эры, этими праздниками управляли жрецы-брахманы. Они создали ритуалы жертвоприношения — забоя животных и распределения мяса среди арийских вождей и воинов. После 600 года до нашей эры плотность населения еще больше возросла, и одомашненных животных стало не хватать. Потребление мяса постоянно сокращалось, и в конце концов оно стало доступно только брахманам и их покровителям. Обычным людям с трудом удавалось содержать достаточно скота, чтобы удовлетворить свои потребности в молоке. Скот использовался в качестве средства транспорта, а навозом топили дома. В периоды кризисов возникали реформаторские религии, в частности буддизм и джайнизм. Новые религии пытались положить конец кастовой и на-следственной системе и объявить забой животных вне закона. Народные массы принимали эти учения, и в итоге благодаря этой мощной поддержке коровы были объявлены в Индии священными животными.
- Предыдущая
- 26/63
- Следующая