Маг полуночи - Емец Дмитрий Александрович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/63
• Следующая

Мефодий и боров разом обернулись. Они не слышали ни хлопка подъездной двери, ни шагов, но на площадке у лифтов они были уже не одни. У почтовых ящиков, над которыми на стене было нацарапано загадочное: «НУФА – СВЕНЯ!», стояла высокая, очень полная девица лет двадцати с серебристо-пепельными волосами. В руках у нее был трехслойный бутерброд, такой грандиозный, что все двойные гамбургеры в сравнении с ним показались бы жалкими закомплексованными недомерками. Однако девицу его размеры, видимо, ничуть не смущали. Она дирижировала своим бутербродом, как маэстро палочкой, не забывая изредка откусывать приличные куски. Стоит добавить, что девица была в куртке из грубой кожи и в короткой юбке. Завершали туалет высокие сапоги – один красного, другой черного цвета и дутые браслеты в форме ящериц, глаза у которых были из сияющих камней.

– Эй ты, прихлопнутый сканером! Кажется, я велела тебе отпустить мальчишку! Если ты этого не сделаешь, я засуну тебя внутрь провода занятого телефона! Ты у меня будешь странствовать от одного звука «пи» к другому звуку «пи»! Это говорю тебе я, Улита! – повторила девица, угрожающе взмахнув бутербродом.

Боров засопел, переваривая сложную угрозу. В его тесной черепной коробке затеялся целый реслинг мотиваций, однако желание рассчитаться с Мефодием размазало по рингу возможность поставить на место наглую девицу со странным именем.

– Не путайся под ногами! Этот малолетний уголовник проколол мне две отличные покрышки! – буркнул он, встряхивая Мефодия как грушу.

– Целых две покрышки? Мраку мрак! Мои соболезнования в связи с потерей механического родственника! – ужаснулась Улита.

– Чего? – не въехал боров.

– Построй себе нерукотворный памятник! К нему не зарастет проезжая часть! – продолжала девица. Она явно глумилась и над боровом, и над Мефодием, и одновременно над собой. Такая вот круговая стрельба.

Куцые бровки «принца», гневно странствуя навстречу друг другу, образовали на лбу бульдожью складку.

– Прочь пошла, толстуха! – рявкнул он, сделав ей навстречу угрожающий шаг.

Этого делать не стоило, потому что тотчас девица шагнула к нему.

– Кто толстуха, я? Почему мы, толстые люди, вечно обязаны слушать эти гадости? Наши царственные пропорции пытаются опошлить самым подлым образом! И главное, от кого я это слышу? От Аполлона Бельведерского? От красавца Прометея? От качка Геракла? Ничуть! От жалкой помеси поросенка с клавиатурой компьютера! От ходячего кладбища котлет! Сливного бачка для пивных банок, который промазывает кремом складки на своем диатезном пузе! – оскорбилась Улита.

Боров гневно захрюкал. Девица загадочным образом попала в самое больное его место. Волоча за собой Мефодия, он метнулся к Улите. Показывая, как она испугалась, девица задрожала и, рухнув на колени, заломила руки.

– Как ужасен взгляд его! Что за жуткие мысли таятся под этим низким угреватым лбом! Мамушки-нянюшки, где мой стилет? Я хочу заколоться! Заодно захватите ведро яда, если перо, как в прошлый раз, сломается о мое каменное сердце, – театрально завыла Улита.

Для увеличения эффекта она хотела уронить бутерброд, но посмотрела на него и передумала.

– Короче, я угрызаюсь тоской и умираю в страшных судорогах! Считай это выражением моего «фу»! – пояснила она обыденным голосом.

– Ты что, чокнутая, да? Истеричка? – испуганно спросил боров.

Его пальцы, так и не сомкнувшиеся на руке Улиты, вхолостую загребали пространство. Его серое вещество было перегружено непредсказуемым поведением странной особы. Мефодий, признаться, был удивлен ничуть не меньше, хотя в этом матче девица явно играла на его стороне. На самой щемящей душу ноте она вдруг встала на ноги и, брезгливо плюнув, отряхнула колени.

– Хамство какое! Играешь для них, стараешься, и хоть бы в ладоши кто хлопнул! Хоть бы один свин!.. Это и к тебе, Буслаев, относится! Тоже мне трагический подросток! Мефистофель из детского сада!

«Буслаев? Откуда она знает мою фамилию?» – удивился Мефодий, торопливо пытаясь припомнить, не встречал ли он девчонку в школе или во дворе. Да нет, едва ли. Версия же, что он мог попросту не обратить на нее внимания, отпадала сразу. Такие броские и масштабные особы не прячутся за горшком с кактусом, хотя порой и отсиживаются где-нибудь в темном уголке поточной аудитории, пряча на коленях модный журнальчик.

Подошедший лифт натужно распахнул дверцы. Боров стал с силой проталкивать в него Мефодия. Тот попытался вырваться и заработал хороший тычок кулаком сзади по ребрам.

– Ты кого бьешь, подставка для лысины? Ты вообще в курсе, что я с тобой сейчас сделаю? – мрачно спросила Улита, и двери лифта захлопнулись гораздо быстрее обычного.

Боров оглянулся.

– Машину он твою изувечил? – продолжала Улита. – Да, ксерокс недоделанный? Отлично! Так я еще добавлю!

Не откладывая своей угрозы, она дунула на ладонь. Со двора отчетливо донесся звук бьющегося автомобильного стекла. Жалуясь на судьбу-судьбинушку, заплакала сигнализация.

– Пуф! Ой-ой-ой, какой вандализм! – ужаснулась Улита и дунула на ладонь еще раз. На этот раз – судя по звуку – досталось лобовому стеклу.

Мефодий не испытал почему-то ни малейшего удивления. Он только подумал, что, если бы Улита вместо того, чтобы подуть на ладонь, сделала движение, которым ловят брошенные ключи и при этом волнообразно повела плечами, как в индийских танцах, машину сплющило бы так, как если бы на нее с Крымского моста спрыгнул бегемот-самоубийца. «Магия движения» – так это, кажется, называется. Подумав об этом, Мефодий слегка удивился собственной осведомленности.

Зато боров был просто в шоке. Он с недоверчивым ужасом взглянул на Улиту, а затем, буксируя за собой сопротивляющегося Мефодия, кинулся на улицу. Осколки стекла только-только перестали прыгать по асфальту. Сирена уже не выла, а лишь тихо всхлипывала. Лицо борова поменяло три или четыре цвета. Он был и напуган, и растерян, и взбешен. Все смешалось в доме Облонских.

– Это ты… это все ты, дрянь! Я знаю! – зарычал он.

Пепельная девица, лениво вышедшая вслед за ними, поморщилась и коснулась длинным ногтем ушной раковины:

– Утихни, дуся! Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей! Проще говоря, заткни фонтан!

– ЧТО?! Ты… ты!.. Я тебя прикончу!

Улита пожала плечами:

– Поменяй звуковую плату, гражданчик! Говорить, конечно, нужно вслух, но не настолько же! Ну я, не я – какая разница? Стоит ли вдаваться в детали? С философской точки зрения это все такой мизер!

Быку показали новую красную тряпку. Боров отшвырнул Мефодия и шагнул к Улите. Его выпуклые глаза стали злобными и бессмысленными, словно в них плескался целый батальон инфузорий-туфелек.

– Я… Да ты…

– Спокойнее, папаша! Инфаркт не дремлет!.. Ого, меня, кажется, собираются убивать на месте! Может, поцелуешь перед смертью, а, дядя Дездемон? Как насчет огневой ласки? И обжечь, и опалить? А, старый факс? Или батарейки сели? – лениво поинтересовалась Улита.

– Да ты понимаешь, с кем связалась? Кого дразнишь? Да я из тебя душу выну! – захрипел боров.

– Ах, если бы было что вынимать… – негромко сказала Улита.

В глазах у нее, как показалось Мефодию, мелькнула непонятная грусть. Но это продолжалось совсем недолго, до тех лишь пор, пока боров, накручивая себя, не прохрипел самую заезженную и истертую фразу из когда-либо звучавших:

– Ты не знаешь, что я с тобой сделаю!

– Звучит многообещающе, папсик! А я уже подумала, что ты любишь только малолетних избивать! – хрипло промурлыкала особа и внезапно, хотя Мефодий готов был поклясться, что она не сделала и шага, оказалась совсем рядом.

Ее полные руки с какой-то леденящей силой легли несчастному жениху на плечи.

– Давненько мне не признавался в любви никто из живых! Как ты относишься к женщинам-вамп? Надеюсь, они в твоем вкусе? – спросила Улита со странной многозначительностью.

Пухлые губы раздвинулись. Боров ощутил, как слепой, дикий ужас наполняет его тело.

• Предыдущая
• 9/63
• Следующая