Кризис либерализма - Рормозер Гюнтер - Страница 12

Какая же картина складывается теперь после крушения реального социализма?

В течение исторического периода после 1789 г. какого-то "снятия" всей предшествующей истории и традиций не произошло. Общество, которое явилось бы завершением истории и знаменовало бы достижение некоего конечного ее состояния, создано не было. Напротив, мы сталкиваемся с процессами внутренней эрозии, внутреннего распада, которые в тенденции ведут к распаду общества как такового. Вследствие разочарования в идеалах социализма образовался духовный вакуум. Вполне возможно, что именно в этом вакууме и возникнет потребность в новых воодушевляющих идеях, новом образе будущего. И если не найдется других идеалов, то социализм или на сей раз социалистическая идея вновь может быть воспринята как нечто привлекательное.

Так что в конечном счете решающий вопрос будет состоять в том, если ли у нас какая-то идея, которая была бы лучше социалистической. Если кроме социалистической идеи, другой не найдется, тогда мы станем свидетелями новых попыток построения социализма. И, кстати, то, каким образом мы пытаемся трансформировать плановую экономику в рыночную, придает иссякшим было социалистическим идеям новую жизненную силу. Потому что то, что приносит с собой этот рынок, содействует исключительно оживлению социалистической критики в адрес капитализма. А если учесть, что социализм, можно сказать, умер, то мы способствуем, значит, его оживлению. Представим себе, что нам не удастся-таки осуществить единство Германии. Тогда между старыми и новыми землями ФРГ у нас сложатся такие отношения, как между Северной и Южной Италией. Такая ситуация, несомненно, откроет клапан для прорыва новых идей, а быть может, как раз и именно старых.

Фрэнсис Фукуяма, возглавлявший в прошлом отдел в американском внешнеполитическом ведомстве, высказал в своей книге о "конце истории" ту мысль, что с кончиной социализма в истории остается одна лишь последняя формация - либерализм. Отныне либерализму нет больше якобы альтернативы. И если люди действительно научены опытом истории, то им, дескать, не к чему больше стремиться, кроме либерализма. Все альтернативы либерализму, будь то нацистская, фашистская или социалистическая, потерпели крах. Единственным победителем вышел из этого состязания либерализм. Согласно Фукуяме, человечество, если можно так выразиться, обречено на либерализм самой историей. 200-летний процесс эпохи Нового времени показал, что единственно дееспособной системой, встречающей общее одобрение и оптимально выражающей права и потребности людей, является, дескать, либерализм.

Между тем если внимательно присмотреться к картине мира после крушения социализма, мы установим, что, в противоположность утверждениям Фукуямы, о победе либерализма во всех странах Восточного блока, прежде всего бывшего Советского Союза, не может быть и речи. Более того, там происходит своего рода консервативная революция: Россия возвращается к своей собственной сущности, к своему историческому самосознанию, к наследию национального самосознания, даже к православному христианству. Многие русские мечтают о возрождении монархии, династии Романовых. Как объяснить такие процессы?

В Восточной Европе и в пространстве бывшего Советского Союза народы возвращаются на арену истории и борются за свою национальную идентичность. У нас это называется национализмом. Эти народы обращаются к своему историческому прошлому, даже к своему религиозному наследию. Разве не пытался советский режим на протяжении 70 лет искоренить террором национализм, историческую память и почитание религии? И все безуспешно. Ныне исторической силой, пробивающей себе дорогу, выступает не либерализм и не социализм, а консерватизм. Здесь поднимается национальный социализм.

Посмотрим, что же происходит в это время на Западе. Тот же процесс: народы обращаются вновь к своей истории. Ведь что является, к примеру, самой глубокой причиной широко распространенного скептического отношения к маастрихтским договорам относительно экономического объединения Европы, вплоть до отказа от этих договоров? Народы не хотят, чтобы ими управляла впредь наднациональная централизованная, бюрократическая система. Эта система отвечает логике эпохи Нового времени, но она игнорирует те жизненные порядки, которые сложились на протяжении поколений. Если политики полагают, что они могли бы осуществить объединение Европы и не спрашивая мнения народов или даже вопреки их воле, то завтра-послезавтра у нас возникнет ситуация, которая ничем не будет отличаться от российской. Таков мой тезис.

Вспомним, как проходила дискуссия о "Маастрихте" в Англии и Франции. Даже сторонники "Маастрихта", выступавшие за европейский проект, были воодушевлены национальными мотивами. "Маастрихт" нужен, чтобы обеспечить будущее величие Франции, поставив под контроль немцев и отнять у них единственный фактор их власти - немецкую марку. Тогда французская гегемония в Европе останется по-прежнему. Эти мысли многие французы высказывают вслух. А "Фигаро" пишет о том, что для немцев "Маастрихт" подобен "Версальскому договору без войны". И это говорит не какой-нибудь представитель "новых правых". Это напечатано в одной из крупнейших французских газет.

Если же взглянуть на дебаты по тому же вопросу в Англии, то там мы узнаем от премьер-министра Мейджора, что участие британцев в объединенной Европе имеет один-единственный смысл - обеспечить национальные интересы Великобритании. Во Франции и Англии национальные интересы обсуждаются открыто и честно. Дебаты по поводу Европы должны были бы, собственно, проводиться по тем же масштабам и в Германии. И если этого в ближайшее время не произойдет, разочарование политической организацией Европы будет возрастать. Однако у нас не принимают в расчет реальную действительность. Иллюзорные представления могут кончиться, однако, разочарованиями и навлечь завтра на Германию новую беду.

Словом, признаков кризиса либерализма необозримое множество. С крушением социализма распалась не только социалистическая картина мира. Либеральная картина мира испытала на себе также влияние этих перемен. Исторические события тогда можно назвать эпохальными, когда они заменяют саму картину мира, когда они обусловливают крах старых мировоззрений. Именно эту мысль я и хотел подчеркнуть в этом разделе книги. Нам следовало бы уяснить себе, что при крушении реального социализма и кризисе либерализма происходит исторический перелом, следствием которого является крах всей прежней картины мира. И если это так, то необходимо прежде всего философское осмысление данных процессов. До сих пор все мы находились в плену марксистского мышления. Сартр был прав, сказав, что марксизм - доминирующая философия нашей эпохи. Вопрос в том, закончилась ли эта эпоха с крушением социализма или мы продолжаем жить и мыслить по-прежнему по-марксистски. Означает ли факт крушения реального социализма, что мы вступили в силу самого этого факта в эпоху постмарксизма, или мы все равно продолжаем мыслить марксистскими категориями? Действительно ли нельзя ни в каком смысле говорить об эпохе постмарксизма?

Как бы ни определяли мы взаимосвязи между марксистским учением и реальным социализмом, буквальное повторение эксперимента, предпринятого в Советском Союзе, произойти в будущем не сможет. Никогда более впредь не сможет группа профессиональных революционеров-марксистов захватить всю власть в государстве и использовать ее, чтобы упразднить историю, уничтожить тысячелетнюю культуру, искоренить христианство, ликвидировать цивилизацию и создать на развалинах этих порушенных ценностей новое общество и нового человека, который стряхнет со своих ног пыль всей предшествующей истории.

Полная свобода при равенстве всех условий жизни и всех социальных отношений была тем идеалом, посредством которого пытались мобилизовать столь мощную веру и такие значительные духовные силы, какие способна была поднять, судя по нашему историческому опыту, лишь религия. Чтобы правильно понять глубинный смысл крушения этого образа сегодня, когда нет больше Советского Союза, недостаточно успокаивать себя рассуждениями о конце утопии.