Избранное - Бэкон Роджер - Страница 24

Кроме того, поскольку философы были одарены истинами и всяческим благочестием жизни, избегали богатства, роскоши и почестей, стремясь к счастью будущей жизни, насколько это возможно для слабой человеческой природы, и даже побеждали влияние этой природы, как пишет Иероним о Диогене в книге Против Йовиниана, то неудивительно, что Бог, просветивший их в этом малом, дал им другие просвещения — в отношении больших истин. И если Он сделал это, то прежде всего не ради них самих, но ради нас, чтобы благодаря их убеждениям мир был более расположен к принятию веры. И Он сделал для этого так, чтобы появилось несколько сивилл, а именно десять: в этом согласны все святые, и Августин в XVIII книге О Граде Божием, и Исидор в VII книге Этимологии. Впрочем, среди историков, философов и поэтов здесь нет всеобщего согласия, но определенно, что сивиллы воспроизводили Божественные [истины] — о Христе, грядущем Суде и т. п. Следовательно, куда более вероятно, что мудрейшие и лучшие философы получили эти истины от Бога. А то, что сивиллы провозглашали прекрасные Божественные истины, — это очевидно из [сочинений] святых и других [авторов]; достаточно привести то, что говорит Августин в XVIII книге О Граде Божием: «Эти девы [жрицы] говорили следующие слова: Будут бить Бога по лицу оскверненными руками, оплюют Его ядовитыми извержениями нечистых уст; Он смиренно подставит свою спину для бичевания, и будет молчать, принимая удары, и будет увенчан терновым венцом. В пищу дадут ему желчь, а в питье — уксус. Неразумный род, ты не узнал своего Бога, прославляющего умы смертных, но увенчал Его терновым венцом и примешал ужасную желчь Завеса же храма разорвется, и среди дня в продолжении трех часов будет тьма. И Он умрет трехдневною смертью, охваченный сном»[186].

И так же сивилла сказала в стихотворной форме:

И если это было дано столь ничтожной и слабой женщине, то куда более достойно доверия то, что мудрейшие философы вкусили этих истин. И Августин указывает в XVIII книге О Граде Божием, что истину Божию приняли и другие, помимо потомков Авраама вплоть до Христа и далее. Ведь Иов знал о воскресении и о [других] Божественных истинах… И в наше время, в понтификат Папы Александра IV, некий сарацин, живший на Севере, презрев мир и пребывая, согласно закону своему, в [размышлениях] о Боге, в добродетели и созерцании иной жизни, был посещен ангелом и получил от него совет обратиться в веру Христову, и был крещен. И это было известно Господину Александру и многим другим; и до сих пор вспоминают об этом многие.

То же самое можно показать также и с помощью двух свойств метафизики. Ибо эта наука — о том, что присуще всем вещам и наукам, а потому она показывает число наук, а также то, что должна существовать и иная, за пределами философии, наука, свойства которой метафизика затрагивает в общем, хотя и не может описать ее в частных аспектах. Ибо философия знает о своем несовершенстве и о том, что она не способна полностью постигнуть то, что является наиболее познаваемым [по природе], как говорит Аристотель в Метафизике и, равным образом, Авиценна, что затронуто выше. И поэтому философия приходит к обнаружению более высокой науки и утверждает, что это — наука о Божественном, и философы называют эту науку совершенным богословием. И, таким образом, философия поднимается до науки о Божественном. Философы также, стремились к тому, чтобы обнаружить над всем прочим учение, которое давало бы человеку спасение, и представили прекрасные способы обоснования [того, что относится к этому учению], как ясно из моральной философии. И они достоверно определили то, что должно быть некое учение верных, достаточное для мира, указали его отличительные черты, которые обнаруживаются только в учении Христа, как доказывается в своем месте, и показывается, что по благости Божией человечеству было необходимо узнать об этом учении верных. Но это не может быть доказано нехристианам, если исходить из закона Христова или [трудов] священных авторов, поскольку они [т. е. нехристиане] могут отрицать все, что имеется в законе Христовом, основываясь на правилах спора, точно так же как христиане отрицают то, что содержится в других законах. Кроме того, поскольку они [т. е. нехристиане] отрицают Христа, то не удивительно, что они отрицают христианских авторов. Но убеждение [нехристиан] в [истинности христианской] веры необходимо; это, однако, может осуществиться только двумя способами: или с помощью чудес, которые выше и христиан, и нехристиан, и на которые никто не может дерзать, или с помощью пути, общего христианам и нехристианам. Но этот путь — не что иное, как путь философии. Следовательно, философия должна давать доказательства [положений] христианской веры. Но положения этой веры суть собственные начала богословия, следовательно, философия должна достигать доказательств начал богословия, хотя и не столь глубоко, как в случае начал иных наук. И метафизика должна двигаться в этом направлении до тех пор, пока дело не дойдет до обоснования [истинности] учения [Христа]. Ибо там станет ясно, что моральная философия в этом аспекте оказывает более действенную помощь богословию. Поэтому, хотя в действительности [указанные начала суть начала] богословские, они, тем не менее, относятся и к философии, но — ради богословия.

Кроме того, вся теоретическая философия направлена к своей цели, каковой является моральная философия. А поскольку цель предполагает необходимость того, что требуется для достижения цели, как говорит Аристотель во II книге Физики, то теоретическая философия всегда устремляется и восходит к своей цели и ищет подходящие пути для достижения оной, а потому теоретическая философия может предуготовлять начала моральной философии. И так соотносятся между собой две части мудрости языческих философов, но для философствующих христиан моральная наука в собственном и полном смысле слова есть богословие, которое добавляет к старой философии язычников христианскую веру и истины, которые являются собственно Божественными. И так эта цель [т. е. богословие] обладает своим собственным умозрением, как моральная философия нехристиан — своим. Следовательно, каково отношение цели к цели, таково же и отношение умозрения к умозрению. Но такая цель, как христианский закон, добавляет к закону философов ясные положения веры, благодаря которым она дополняет закон моральной философии, так, чтобы был один полный закон. Ибо закон Христов принимает и вмещает законы и моральные нормы философии, как очевидно из [трудов] святых и обычаев церковной и богословской практики.