Люси. Истоки рода человеческого - Джохансон Дональд - Страница 3

Для большинства американцев, находившихся в лагере, это были лучшие часы дня. Камни и валуны, в беспорядке разбросанные по местности, за ночь теряли большую часть накопленного днем тепла, и от них уже не веяло жаром, как от раскаленной плиты. Я вышел из палатки и взглянул на небо. Опять безоблачный день, опять безветренное утро, которое позже превратится в пекло. Я умылся и получил чашку кофе у нашего повара Кабете. Для меня утро не самое любимое время суток. Я всегда трудно начинаю день и предпочитаю вечера или ночи. В Хадаре я чувствовал себя лучше всего на закате солнца. Я любил гулять по обнаженным гребням холмов возле лагеря, ощущать первое движение вечернего воздуха и смотреть, как холмы становятся пурпурными. Здесь я мог немного посидеть в одиночестве, подумать о проделанной за день работе и поразмышлять о серьезных проблемах, которые привели меня в Эфиопию. Тихие сухие места обостряют мысль, это было известно еще со времен ранних христианских отшельников, которые удалялись в пустыню, чтобы остаться там наедине с богом и собственной душой.

Ко мне присоединился Том Грей, тоже с чашечкой кофе в руках. Это был аспирант из США; он приехал в Хадар, чтобы изучать ископаемые останки животных и растений и реконструировать с возможной степенью точности картину отдаленного прошлого: какие виды населяли эту местность, какова была их численность и взаимоотношения, и что за климат был в те времена. Для меня самого, как и для всей нашей экспедиции, объектом поисков были ископаемые остатки гоминид: кости вымерших предков и их ближайших родичей. Меня интересовали доказательства эволюции человека. Но, чтобы понять ее и правильно интерпретировать находки, которые могли быть обнаружены, мы нуждались в работе таких специалистов, как Том.

— Итак, что у нас сегодня? — спросил я.

Том сказал, что он наносит на карту места находок.

— А когда ты приступишь к участку 162?

— Боюсь, я не знаю, где он находится, — ответил Том.

— Тогда мне придется показать тебе.

Я вовсе не жаждал провести это утро с Томом. У меня была уйма незаконченной работы. К тому же в последнее время у нас в лагере побывало несколько посетителей, в том числе Ричард и Мэри Лики — два всемирно известных специалиста по остаткам гоминид; они уехали всего лишь день назад. Во время их пребывания я не вел никаких записей, не составлял каталогов, не писал писем, не классифицировал находки. В то утро мне следовало бы остаться в лагере, но я не остался. Я вдруг почувствовал сильное подсознательное желание отправиться с Томом и подчинился ему. В своем дневнике я записал: «30 ноября 1974 г. Вместе с Томом ушел на участок 162. Чувствую себя хорошо».

Как палеоантрополог, т. е. человек, изучающий наших ископаемых предков, я суеверен. И многие из нас суеверны, потому что наша работа в значительной степени зависит от удачи. Остатки, которые мы исследуем, исключительно редки, и немало выдающихся палеоантропологов за всю свою жизнь так и не сделали ни одной находки. Я же оказался более везучим. Пошел всего лишь третий год полевых исследований в Хадаре, а на моем счету было уже несколько находок. Я знаю, что мне везет, и не пытаюсь этого скрывать. Вот почему я записал в дневнике: «Чувствую себя хорошо». Проснувшись в то утро, я ощутил, что мне необходимо испытать свое счастье — что это один из тех дней, когда может произойти нечто исключительное.

Но в первые утренние часы ничего не произошло. Грей и я сели в один из четырех экспедиционных лендроверов и, трясясь на ухабах, медленно направились к участку 162. Это был один из нескольких сотен районов, которые мы изучали, чтобы нанести на генеральную карту Хадара все полученные геологические и палеонтологические данные. Хотя до места, к которому мы ехали, было всего лишь около четырех миль пути, мы потратили на дорогу чуть ли не полчаса из-за неровностей и ухабов. Когда мы прибыли туда, солнце уже начало припекать.

Каждый раз, когда мы находили окаменелость на новом участке, мы давали ему номер и отмечали все заслуживающее внимания на генеральной карте района. Без этого нельзя было бы разобраться в растущем потоке геологических и палеонтологических сведений и сделать их достоянием ученых.

Хадар представляет собой пустынную местность со скальными обнажениями, с песчаной и гравийной почвой. Ископаемые остатки лежат здесь почти что на поверхности земли. Хадар находится в центре пустыни Афар, на дне древнего озера, давно высохшего и заполненного осадками, в которых отражена история геологических событий прошлого. Здесь можно увидеть слои вулканического пепла, отложения грязи и ила, смытых с отдаленных гор, прослойки вулканической пыли, снова грязь и т. д. Все эти следы геологических событий, спрессованные в слоеный пирог, видны в долинах недавно образовавшихся рек, которые во многих местах промыли себе путь в озерных отложениях. В Хадаре редко бывают дожди, но уж если дело до этого доходит, то на землю низвергается ливень — за одну ночь может выпасть шестимесячная норма осадков. Почва, лишенная растительности, не в состоянии задержать эту воду. Потоки воды устремляются по оврагам, размывают их берега и выносят на поверхность новые ископаемые остатки.

Мы с Томом остановили лендровер на склоне одного из оврагов, повернув его таким образом, чтобы брезентовый мешок с водой, который висел у бокового зеркала, оказался в тени. Том нанес на карту все особенности местности. После этого мы вылезли из машины и занялись тем, на что уходило много времени у большинства членов экспедиции: медленно передвигаясь, мы стали осматривать почву, ища на ее поверхности ископаемые остатки.

Одни умеют быстро обнаруживать находки, другие абсолютно не способны к этому. Нужна практика и наметанный глаз, чтобы увидеть то, что вы ищете. Мне никогда не сравняться в этом с некоторыми людьми из племени афаров. Они проводят все свое время среди скал и песка и должны иметь острое зрение, ведь от этого подчас зависит их жизнь. Поэтому они замечают все, что выглядит необычным. Им достаточно одного быстрого взгляда натренированных глаз, чтобы зафиксировать вещь, которую человек, незнакомый с пустыней, ни за что сразу не увидел бы.

Мы несколько часов осматривали местность. Было уже близко к полудню, и температура поднялась до 43 градусов. Мы нашли немногое: несколько зубов маленькой вымершей лошади Hipparion, несколько коренных зубов антилопы, кусок черепа вымершей свиньи, обломок челюсти обезьяны. У нас была уже большая коллекция подобных предметов, но Грей настаивал на том, чтобы собрать и эти в качестве дополнительных фрагментов той складной картинки, которая должна была рассказать, что здесь было раньше.

— Я кончил, — наконец сказал Том Грей. — Когда поедем в лагерь?

— Сейчас. Но давай пройдем еще этим путем и осмотрим дно вон того маленького овражка.

Овраг, о котором я говорил, находился немного выше склона, где мы работали все утро. Его уже как минимум дважды тщательно осматривали другие исследователи, но они не нашли здесь ничего интересного. И все же, помня о предчувствии удачи, которое не оставляло меня с самого утра, я решил проделать этот небольшой повторный осмотр. И когда мы уже собрались уходить, я заметил что-то лежащее на середине склона.

— Это часть верхней конечности какого-то гоминида, — сказал я.

— Быть того не может. Она слишком мала. Наверное, от какой-нибудь обезьяны.

Мы нагнулись, чтобы лучше рассмотреть находку.

— Слишком мала, — вновь сказал Грей. Я покачал головой:

— Гоминид…

— Почему ты так уверен? — спросил он.

— Рядом с твоей рукой еще одна кость. Это тоже гоминид.

— Бог ты мой, — произнес Грей. Он поднял находку. Это была затылочная часть небольшого черепа. В нескольких футах от нее лежал обломок бедренной кости.