Книга теней - Уэст Жаклин - Страница 31
- Предыдущая
- 31/33
- Следующая
На этот раз ее слова заполнили весь чердак. Темнота на мгновение отпрянула, а потом ринулась к ней, обхватила со всех сторон, морозя голую кожу. Руки и ноги налились невыносимой тяжестью.
Зубы у Олив стучали, но она сказала самым своим беззаботным тоном:
– Это ты так пытаешься меня испугать? Ничего не получается.
Она тихонько сдвинулась к центру комнаты, растирая ладонями замерзшие руки и плечи, и стукнулась ногой о какую-то большую деревяшку со скрипучими петлями. Боязливо протянула руку. Это было зеркало – старое зеркало на подставке, высотой в человеческий рост. И в голове у Олив замерцало крошечное зернышко – идея, из которой вырос план.
Действовать пришлось быстро. На чердаке стоял мороз, ледяной воздух жалил горло и легкие, и все же она заставляла себя шевелиться. Хоть темнота до сих пор стояла кромешная, остальные чувства начали приспосабливаться. Никогда еще она ничего не слышала так четко и ясно; никогда не задумывалась, сколько информации приходит с кончиков пальцев. Девочка стаскивала пыльные простыни со старой мебели, торопливо проводила ладонями по поверхности и растаскивала вещи по нужным точкам.
Поначалу, когда из темноты стали появляться странные видения, она подумала, что у нее просто разыгралось воображение. Олив помнила, что если долго смотреть на свет, а потом закрыть глаза, то его очертания останутся у тебя под веками. А если слегка нажать пальцами на закрытые глаза, во мраке иногда вспыхивают и скачут цветные пятна, будто новогодняя гирлянда, накрытая черной бумагой. Так что когда в темноте мимо ее лица скользнуло что-то длинное и змееподобное, она решила, что зрение просто играет с ней в игры. «Показалось», – повторила себе Олив, краем глаза заметив, как в воздухе плывет нечто с выпученными глазами и длинными клыками. Но когда скользкая, холодная и чешуйчатая тварь медленно протащилась у нее между щиколоток, она поняла, что это никак не может быть просто ее воображение.
Страшно хотелось протянуть руку и щелкнуть выключателем. Но нет. Ей снился кошмар, и она никак не могла проснуться.
Несмотря на холод, голая кожа, словно сыпью, покрылась капельками пота. Олив растерла руки и крепко обняла себя за плечи. На секунду ее охватило такое отчаяние, что хотелось упасть на пол и зарыдать. Она понимала, что наверняка заснет и замерзнет насмерть, но по крайней мере тогда все кончится. И никакие холодные склизкие угри с огромными глазами и зубами больше не будут ползать по ней в кромешной черноте.
– Ты этого и добиваешься, да? – шепнула Олив во тьму.
Ответа не было.
Олив тряхнула сначала одной ногой, потом другой. На них ничего не было – уже не было, по крайней мере. Сделав глубокий дрожащий вдох, она вернулась к делу.
Вокруг снова поплыли серые сгустки тени с длинными хлесткими хвостами. У одних были клювы, длинные носы, у других когти, которые с силой рассекали темный воздух. Девочка не обращала на них внимания – или делала вид, что не обращает. Они всего лишь пытались отвлечь ее, запутать. Настоящая опасность по-прежнему таилась во мраке, не давая себя увидеть. Она опять принялась мычать «Пусть солнышко сияет» нарочито беззаботно, двигая и расставляя мебель.
Однако становилось все труднее бороться с холодом. Тело била жестокая дрожь, и Олив очень боялась что-нибудь опрокинуть. Пальцы на ногах – особенно на босой – казались мертвыми, будто камешки. Она уже даже холода в них не чувствовала. На руках пальцы едва шевелились и так онемели, что страшно было, как бы не разбились на осколки. Медленно подтаскивая дребезжащее зеркало к центру комнаты, Олив думала, что долго не продержится. Ресницы, влажные от быстро остывающего дыхания, то и дело смерзались.
Наконец все было расставлено по местам. Девочка вытащила на самую середину чердака подушечку для ног и замерла, держа лампу у колен.
Трудно было замереть на одном месте без движения. Как только она остановилась, холод усилился десятикратно и темнота сгустилась, окутав ее, твердая, как камень. Девочка понимала, что даже если попытается, уже не сумеет пошевелиться.
– Олив, – раздалось в темноте. Теперь это был уже не шепот, а густой, низкий голос – мужской голос. Словно камни терлись друг о друга в очень глубоком, темном колодце. – Олив, идем со мной.
У Олив дрогнула нога.
– Нет, – шепнула девочка.
– Подойди, – приказал голос.
На этот раз слегка дернулись обе ноги.
– Нет, – повторила Олив уже громче. – Я не стану к тебе подходить, чтобы ты вытолкнул меня из окна.
В темноте за спиной раздался смех.
– Что ж, хорошо, – согласился мужчина. – Я просто думал, что ты захочешь оказаться подальше от всех этих пауков.
Сначала она почувствовала их на щиколотках, потом на коленях, потом везде: сотни крошечных лап шевелились, карабкались и ползали по всему телу с ног до головы. Олив зажмурила глаза. Если сейчас закричать, они пролезут в рот. Больше всего на свете ей хотелось включить лампу и убедиться, что пауки все ненастоящие, но тогда весь план бы провалился. А это была ее последняя надежда.
«Это не по правде», – строго сказала себе Олив. – «Не по правде, не по правде, не по правде…»
Вдруг все копошащиеся лапки разом пропали. Она глубоко вдохнула.
– Ты храбрая девочка, Олив, – произнес голос. – Это одно из немногих твоих достоинств, согласна?
В животе тихонько и противно екнуло.
Голос продолжал говорить, звуча все тише, все ближе:
– Твои родители будут гадать, куда это ты пропала. Какое-то время, конечно. А потом они утешатся. Быть может, заведут другого ребенка. Который будет… больше отвечать их надеждам. – Голос сочувственно вздохнул. – Уж я-то знаю – дети могут оказаться ужасным разочарованием.
Олив с трудом заставила себя выдавить:
– Они не забудут. Они станут меня искать.
– А кто еще? – прогудел голос у самого плеча, но, обернувшись, она никого там не обнаружила. Голос меж тем продолжал: – Есть во всем мире еще хоть кто-нибудь, кто будет скучать по тебе, когда тебя не станет?
– М… Мортон будет, – заикаясь, прошептала девочка.
– Мортон пошел бы с кем угодно, лишь бы выбраться из картины. – Голос мрачно усмехнулся. – И если бы у него был выбор, это была бы не ты.
– Коты… – шепнула Олив.
– Ах, да, коты. Если честно, коты просто хотят избавиться от меня. – Казалось, голос теперь доносился откуда-то из-под ее колен. – Когда все будет кончено, они позабудут о тебе еще скорее, чем твои бывшие одноклассники.
Олив едва смогла вдохнуть ледяной воздух.
– Откуда ты про это знаешь? – вырвался вопрос крошечным облачком пара.
Голос снова рассмеялся.
– Сколько школ ты сменила, и ни в одной никто не сказал: «А где та, как ее, Олив Дан… вуди?» Они давным-давно забыли твое имя. Некоторые его даже не знали. Почти никто и не заметил, что тебя уже нет.
Олив почувствовала, как мрак начинает пробираться в нее саму. Он струился в глаза, в уши, просачивался сквозь кожу, и вот внутри уже стало совсем темно. Весь мир был темным и пустым, сплошь в дырах, оставленных людьми, которых она даже не знала. Осталась только темнота. Темнота и что-то крошечное, что Олив пыталась вспомнить – но оно все выскальзывало из хватки, будто летящая на ветру пушинка.
– Спроси себя, Олив: кто заметит? Кому будет не все равно, если ты вдруг… исчезнешь?
В застывшем воздухе затанцевал едва ощутимый теплый ветерок. Выходит, крошечное чердачное окно открыто.
– Какая прекрасная сегодня луна! – произнес голос. – Как раз довольно света, чтобы рассмотреть картины. Они ведь все по-прежнему здесь. Иди, погляди.
Олив услышала, как холсты легонько стучатся друг о друга. Олдос МакМартин – или что это было за существо – просматривал стопку картин, в которой она нашла Балтуса.
– Я даже позволю тебе выбрать, Олив. Можешь сама решить, в какой картине тебе хотелось бы остаться. Или я могу написать что-нибудь новое – специально для тебя. – Голос снова опустился до шепота. – Ты ведь уже представляла себе такую жизнь, правда, Олив? Иногда тебе так хочется спрятаться в картине и не думать о реальном мире, разве нет?
- Предыдущая
- 31/33
- Следующая
