Книга теней - Уэст Жаклин - Страница 32

• Предыдущая
• 32/33
• Следующая

Она не ответила. Не могла ответить. Однако где-то в самом дальнем и темном уголке ее разума тихий голос прошептал еле слышное «да».

Воздух, ледяной, словно из морозильника, окутывал лицо. Олив закрыла глаза, подпуская темноту все ближе. Та оттолкнула пушинку куда-то, где до нее было не дотянуться. Может, лучше вовсе перестать сопротивляться, не пытаться больше вспомнить эту пушинку?

Изморозь на ресницах начала превращаться в тяжелые кристаллы льда. Одежда застыла, громоздкая и твердая, словно камень. Ужасно хотелось спать. Темнота под веками была куда теплей и уютней, чем мрак чердака. В ней можно было отдохнуть. Можно было просто провалиться в сон, и тогда все было бы кончено.

– Хорошо, я выберу за тебя, – прошептал голос ей в ухо. Он звучал почти нежно, словно укладывал ее спать. – Тогда этот дом по-настоящему станет тебе домом, навсегда. И тебя больше никто никогда не прогонит. – Слова окутывали Олив, словно тяжелое, теплое одеяло, и тянули вниз, на самое дно темноты. – Засыпай, Олив. Тебе больше не придется чувствовать. Больше не будет страха. Не будет одиночества. Ничего не будет.

Последние следы мира растаяли во тьме. Девочка онемела, как до того онемели ее пальцы. Холод, ужас – ничего не пробивалось больше в застывшее сердце. Но, словно огромный пустой зал, оно еще звенело эхом всего, что из него исчезло. Олив никогда не замечала, сколько всего там было, пока оно не опустело.

И в этой огромной пустой темноте вдруг засветилось то, что она пыталась поймать, что парило у нее в мыслях, будто пушинка на ветру. Это оказалась вовсе не пушинка. Это был крошечный мерцающий огонек – огонек свечи, что зажигает для тебя мама. Огонек фонаря в темном небе.

Олив почти чувствовала на своих руках ладони матери и отца, крошечную теплую ладошку Мортона, пушистые лапы котов. Все они были с нею, внутри нее. И вместе с ними она нажала на кнопку электрической лампы. Внезапное флуоресцентное сияние взорвало тьму. Свет отражался в кольце зеркал, которые она расставила посреди чердака, умножая лучи, направляя их во все стороны, рисуя ослепительную клетку вокруг девочки и стоящего рядом с ней существа. Прищурившись, Олив с трудом разглядела угодивший в световую ловушку силуэт с автопортрета Олдоса МакМартина – нечто темное, костлявое, перекошенное, едва напоминающее человека. В сгустке тени, на месте которого должно было бы быть лицо, свет отразился в двух точках – в глазах, которые смотрели прямо на нее. Но она его больше не боялась. Свет стирал МакМартина. Сияние пожирало его ноги, тело, длинные узловатые пальцы, костлявую челюсть. Когда от него остались только глаза и рот, существо издало рев, который эхом прокатился по чердаку, сметая пыль со стен, сотрясая древние серые камни. А потом оно исчезло без единого следа.

23

Олив поморгала, привыкая к свету, чтобы глаза перестали болеть.

На чердаке воцарилась тишина. Однако это больше не была та зловещая тишина, когда ждешь, как что-нибудь подкрадется к тебе сзади. Это была мирная тишина – от которой хочется свернуться клубком и спокойно уснуть. В углах, конечно, остались тени, но они безобидно задрожали и растаяли, когда девочка выпрямилась и подняла лампу. С каждой секундой воздух ощутимо теплел.

Все так же держа лампу в руке, она без сил сползла по чердачной лестнице. Дверь удалось распахнуть с первой же попытки. Свет упал на Мортона и котов, которые сидели в коридоре, прижавшись друг к другу и щурясь от ярких лучей. Мгновение никто не шевелился.

– Олив? – прошептал Мортон.

Девочка глубоко вдохнула.

– Он исчез.

Горацио и Леопольд громко взвыли от радости. А Мортон принялся скакать на месте, цепляясь за руку Олив. Его круглая голова колыхалась, будто белый шарик на веревочке. Харви носился по стенам у них над головами, между раскатами хохота выкрикивая: «Получилось, получилось, получилось!»

Первым в себя пришел Леопольд.

– Мисс, – провозгласил он, – домашняя гвардия выражает вам благодарность. Храбрость и изобретательность, которые вы проявили в этой битве… – Но тут Леопольда прервал Харви, свалившись ему на голову.

Когда оба кота выкатились сквозь раму в розовую комнату, сцепившись в шипящий и фырчащий пушистый ком, Горацио поднял взгляд на Олив и улыбнулся. Улыбнулся искренней улыбкой без малейшей нотки насмешливости.

– Поверить не могу, – признался он. – У тебя получилось. Вправду получилось.

Олив потянулась и ласково почесала Горацио между ушей.

Мортон обхватил ее тощими руками под ребра, по-прежнему продолжая скакать на месте.

– Я всем-всем на улице про тебя расскажу!

Глядя на его растрепанную макушку, Олив почувствовала, как улыбка у нее на губах дрогнула. В горле начал расти ком, но его все-таки победил упрямый зевок.

– Давайте уже вернемся домой и немножко поспим.

Девочка взяла Горацио за пушистый хвост, а Мортона – за руку, и они втроем шагнули в розовую спальню, а потом и в коридор. В рамах опять красовались картины, по всему дому горел свет.

Они остановились у пейзажа с Линден-стрит. Картина изменилась: оттенок неба стал более нежным и теплым, с краю замерцало несколько звезд. Туман, стелившийся по полю, истончился до нескольких небольших островков. В далеких окнах Олив заметила уютное мерцание огней.

– Тебе… тебе от этого, наверно, лучше не стало, – неловко откашлявшись, сказала она Мортону. – В смысле, тебе все равно не вернуться домой. В свой настоящий дом. – Девочка смотрела куда угодно, только не ему в глаза.

Он не ответил.

Олив заставила себя продолжить:

– Мортон, я пока не знаю, как тебе помочь. Я не могу сделать так, чтобы то, что с тобой случилось, не случилось.

– Я знаю, – тихо произнес мальчишка.

– Но я не брошу пытаться, – пообещала Олив. – Может, когда-нибудь… – Она умолкла. Дальше сказать было просто нечего.

– Олив, мне от этого света больно.

– Ой, извини. – Девочка нажала на кнопку. Мортон осторожно потер руку, которая была ближе всего к лампе. Пару мгновений оба помолчали.

– Но я буду к тебе приходить, – сказала она наконец. – В смысле, если хочешь. И если коты меня проведут.

Горацио с безнадежным видом закатил глаза, но кивнул.

– Хочу, – сказал мальчик. – Обязательно приходи.

– Мортон… – Олив прислонилась лбом к стене, чтобы он не увидел, если она начнет плакать. – Мне так жаль.

Мортон пожал плечами.

– Да ничего, – сказал он, очень стараясь сдержать дрожь в голосе. – Может… – Он часто заморгал. – Может, все теперь будет по-другому. Там, внутри.

– И здесь тоже, – добавила Олив. Секунду они смотрели друг на друга. Потом она отвернулась.

– Леопольд, ты не отведешь Мортона домой? – окликнула девочка, когда воющий меховой ком выкатился в коридор. Леопольд освободился из хватки Харви, отсалютовал Олив и протянул Мортону свой хвост.

– Счастливо, сэр Пододеяльник! – крикнул Харви и отвесил рыцарский поклон вслед мальчишке, который вместе со своим провожатым уже забрался в раму.

Олив тяжело вздохнула, а потом побрела в свою комнату. Она плюхнулась рядом с Гершелем на кучу плюшевых подушек и мягких, теплых одеял и, даже не успев ни о чем подумать, моментально уснула.

24

– Мы дома! – радостно крикнул мистер Данвуди от входной двери.

Олив подняла взгляд от царского завтрака из горячего какао, бананов, печенья миссис Нивенс и розовых кукурузных котят с зефиром. Миссис Данвуди влетела на кухню и поцеловала Олив в лоб.

– Как конференция? – спросила девочка.

– Просветительно, – ответил мистер Данвуди, поставив чемоданы на пол. – Мы тебе кое-что привезли.

Он демонстративно развернул футболку, на которой была нарисована курица, и показал ей.

– «Зачем курица перешла ленту Мебиуса?» – вслух прочла Олив и, после того, как отец перевернул футболку, продолжила: – «Чтобы перебраться на ту же сторону».

• Предыдущая
• 32/33
• Следующая