Путь в Царьград - Михайловский Александр Борисович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/72
• Следующая

— Александр Васильевич, голубчик, честное слово, вы сообщили мне такое, чего я не мог пожелать даже в самых смелых своих мечтах! Какая радость для всех русских людей! Но вы правы… Как часто случалось так, что Россия выигрывала войны, но проигрывала мир. Как в вашем времени закончилась эта война?

— Николай Павлович, война в наше время закончилась на следующий год полным поражением турок. Доблестные российские войска, после кровопролитных боев, взяли Плевну, окружили и принудили к капитуляции турецкую армию при Шейново, вышли к Адрианополю и к Мраморному морю. В местечке Сан-Стефано, вам оно должно хорошо быть известно, турки подписали мирный договор, очень для нас выгодный. Кстати, автором этого мирного договора были вы, Николай Павлович.

Однако наши заклятые друзья — британцы и австрийцы — с помощью ваших недругов — имена их вам хорошо знакомы… — Игнатьев кивнул, и лицо его стало мрачным, — так вот, все вместе они добились того, чтобы в Берлине был созван конгресс, на котором Россию фактически лишили всех ее завоеваний. При этом ваши недруги приложили все усилия, чтобы не допустить вас на этот конгресс. Германский император даже объявил что-то вроде ультиматума: если среди членов русской делегации будет Игнатьев, то Германия откажется участвовать в этом конгрессе. Придворные интриги для ваших недругов оказались дороже крови, пролитой нашими воинами на поле брани. Честь России подверглась унижению в Берлине.

— Мерзавцы! — воскликнул Игнатьев. — Этого старого рамолика Горчакова и «вице-императора» Шувалова на пушечный выстрел нельзя подпускать к российским иностранным делам… Жаль, что государь им верит…

— Николай Павлович, я думаю, что доверие императора к названным вами лицам станет меньше, когда мы познакомим его с документами и письмами, которые подтвердят тот факт, что для этих господ так называемые «общеевропейские интересы» дороже интересов России. И что совершенные ими поступки в будущем пойдут во вред нашей внешней политике и чести нашей державы…

— А у вас есть такие документы? — с волнением спросил меня Игнатьев.

— Есть, но, конечно, не сами документы, а их копии. Сами понимаете, корабли — не плавучие архивы, и подлинники с собой не возят. Но в наших компьютерах — это такие машины, которые могут хранить огромный по объему архив — есть такое, что поможет нашей дипломатии избежать многих роковых ошибок.

— Неужели вы действительно так много знаете? — спросил меня Игнатьев.

— Действительно… — ответил ему я. — Назову вам только одну фамилию, и вы поймете, что наши знания достаточно велики, — и я произнес: — Павел Паренсов, он же — Пауль… Продолжать?

— Достаточно, капитан, — Игнатьев с интересом посмотрел на меня. — А вы и вправду можете заглядывать в будущее?

— Можем, — ответил ему я, — только ваше будущее — это наше прошлое. Только теперь мы его попытаемся изменить. Но для этого мы, точнее наш официальный представитель должен встретиться с государем. Не далее как завтра вечером — послезавтра утром до европейских столиц дойдут известия о захвате Проливов. С того момента начнется жесточайшая бомбардировка нашего МИДа дипломатическими нотами. Смею вас заверить, что как минимум Британия и Австрия будут угрожать России войной.

Исходя из сего вы, Николай Павлович, прекрасно понимаете, что встреча наших представителей с государем должна быть тайной, как и то соглашение, которое там будет достигнуто. О том, что в международную политику вмешались пришельцы из будущего, должны знать лишь самые доверенные люди.

— Это я понимаю, — задумчиво ответил мне Игнатьев, — завтра, точнее, уже сегодня, я назначен дежурным генералом к императору. Я постараюсь найти минуту, чтобы шепнуть государю пару слов.

— Поторопитесь, Николай Павлович, будет крайне неудобно, если государь узнает о случившемся последним из европейских владык. А он должен быть первым. Я думаю, что встречу организовать будет не так сложно. Дело в том, что глава нашей делегации, полковник внешней разведки Антонова Нина Викторовна — женщина.

— Как женщина! — вскричал Игнатьев. — Дама — в чине полковника?!

— Не надо так кричать, Николай Павлович, хочу вам напомнить, что нас с вами разделяет более ста лет. И за это время многое в нашем мире изменилось. К тому же смею вам напомнить, что в России была женщина, которая носила звание полковника Преображенского полка. Это была императрица Екатерина Великая. И поверьте мне, ни у кого из ее современников не закралась бы в голову мысль о том, что зазорно подчиняться женщине-полковнику… Я думаю, что когда вы поближе познакомитесь с Ниной Викторовной, ваше мнение о ней изменится.

— Так как же вы хотите познакомить вашу мать-командиршу с императором? — спросил у меня Игнатьев. — Да еще так, чтобы наш двор, полный англоманов и франкофилов, ничего не заподозрил.

— Довольно просто. Даже в нашем будущем хорошо известно, что государь-император Александр Николаевич был, как бы так сказать помягче, большим донжуаном. Мы, точнее вы сообщите всем, что из далекой страны приехала женщина, которая мечтает познакомиться с государем поближе. Я думаю, что все поймут. Проведете ее в резиденцию под плащом с капюшоном, как это обычно делается. Вот и все.

— Гм, в вашем предложении действительно что-то есть… Надо его как следует обдумать, — Игнатьев достал из жилетного кармана часы и посмотрел на циферблат: — А, все равно поспать мне сегодня не удастся… Да и вряд ли бы я уснул после всего от вас услышанного… Капитан, вы не против продолжить нашу беседу?

Получив от меня согласие, Игнатьев позвонил в колокольчик. Вошедшему слуге он приказал:

— Три кофе — крепчайших, по-турецки, — и заговорщицки подмигнул мне. — Вы не против того, чтобы пригласить к нашему позднему чаю цесаревича Александра Александровича, с которым я состою в большом приятельстве?

Я посмотрел на часы.

— Ваше сиятельство, действительно, уже пятнадцать минут третьего ночи. Наверняка цесаревич, устав с дороги, давно уже спит. Да и нет в нашей встрече пока особой срочности. Как в народе говорят — утро вечера мудренее…

— Ах, так жаль, так жаль! — Игнатьев с сожалением глянул на колокольчик. — Наверное, вы правы — это дело может подождать и до утра.

6 июня (25 мая) 1877 года, ночь, Плоешти, дом генерал-адъютанта Игнатьева.

Капитан Александр Тамбовцев.

Мы втроем с наслаждением прихлебывали настоящий турецкий кофе. Потом, когда в уставших за эти бурные сутки мозгах немного прояснилось, Игнатьев неожиданно спросил:

— Александр Васильевич, а где вы и ваши люди остановились в Плоешти?

— Пока нигде, Николай Павлович, мы только что прилетели и, как говорится, попали с корабля на бал.

— Так-с, — сказал Игнатьев, — это непорядок. Евгений Максимович, я попрошу вас взять моего слугу и завтра поутру отправиться с ним к командующему Императорской главной квартирой графу Александру Владимировичу Адлербергу и попросить предоставить жилье на… Сколько у вас человек? — спросил он у меня.

— Считая со мной и с уважаемым Евгением Максимовичем — чуть больше двух десятков бойцов.

— Придется вам пожить в спартанских условиях, сейчас в Плоешти тесновато, и хоромы я вам не обещаю.

— В тесноте, да не в обиде, Николай Павлович. Мы люди ко всему привычные, было бы куда прилечь, а остальное — уже сибаритство.

Игнатьев нацарапал карандашом несколько строчек на листке бумаги и передал его майору Леонтьеву.

— Господин майор, договоритесь о постое, приведите в отведенное вам помещение всех сопровождающих Александра Васильевича. А пока отдыхайте. Завтра вам рано вставать. Мой слуга постелет вам в гостиной. Спокойной ночи!

Когда Леонтьев ушел, Игнатьев повернулся ко мне и, хитро улыбнувшись, сказал:

— А вот теперь мы побеседуем с вами, капитан, без посторонних, с глазу на глаз.

— Всегда готов к откровенному разговору, господин генерал, — ответил я Игнатьеву, давно уже разгадав его незамысловатую хитрость по удалению «третьего лишнего».

• Предыдущая
• 38/72
• Следующая