Путь в Царьград - Михайловский Александр Борисович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/72
• Следующая

Ночь. Спят в своих шатрах турецкие аскеры, уставшие после изматывающего дневного марша. Но не спит Мухтар-паша. Заняв своими войсками позицию за глубоким оврагом, он ждет — придет ли русский генерал Лорис-Меликов. Тот не может не прийти, поскольку силы Мухтар-паши угрожают его войскам, осадившим неприступный Карс. Но овраг непроходим для русской кавалерии, да и пехоте нелегко будет его пройти. Паша доволен — завтра-послезавтра по дну оврага потекут ручьи, но не воды, а крови неверных собак. Наверху назойливо зудит комар. Не найдя в плотном шатре зловредное насекомое, Мухтар-паша выходит на улицу. Высоко в небе ползет яркий светлячок — надоедливое гудение, похоже, исходит от него.

Паша не знает, что истекают последние мгновения его жизни, и на спящий турецкий лагерь со скоростью звука, в полном безмолвии накатывается строй истребителей-бомбардировщиков. Выпущены тормозные щитки, двигатели на несколько секунд включились в режим реверса, пилотов бросило вперед на привязных ремнях, и на спящий турецкий лагерь пал гром. Эффект от обратного прокола звукового барьера дюжиной ударных самолетов на малой высоте — вещь страшная. Сотрясения воздуха порой не выдерживают барабанные перепонки.

Но это еще не все. Самолеты резко сбросили скорость. Со сверхзвуковой до пятисот-четырехсот километров в час. Самое то для прицельного бомбометания. Густой дождь кассетных бомб, раскрывающихся на высоте двести метров. По земле из конца в конец лагеря катится огненная волна, турецкие аскеры погибают, зачастую даже не успев выбраться из шатров. Им уже никогда не удастся ворваться в мирные селения Армянского нагорья или цветущие долины Грузии. Турецкий лагерь накрыла прилетевшая с неба смерть.

Генерала Лорис-Меликова разбудил далекий гром. «Неужели началась гроза?» — подумал он. Выйдя из шатра, генерал с удивлением увидел чистое звездное небо над головой и мечущиеся в районе Зивина зарницы. «Наверное, действительно настает конец света, — решил он, — сначала нечто, летающее по небу, а теперь этот гром без грозы».

Четыре часа спустя ночную тишину над Карсом взорвал страшный грохот. Он был похож на удары по огромному турецкому барабану. Из шатров в русском лагере высыпали все — от генерала Лорис-Меликова до самого последнего нижнего чина.

То, что происходило в Карсе, напомнило генералу картину художника Карла Брюллова «Последний день Помпеи». Крепость превратилась в Везувий. То, что с ней происходило, не было похоже на самую жестокую орудийную бомбардировку, даже если бы в ней участвовало несколько тысяч осадных орудий.

Возвышающаяся над долиной неприступная цитадель была охвачена огнем и пламенем. От страшного грохота хотелось зарыться, спрятаться под землю. Земля ходила ходуном… Даже русские войска, которые были только зрителями этого жуткого спектакля, пришли в ужас от увиденного. А каково было туркам?..

Малые форты, вынесенные на равнину, тоже подверглись бомбардировке, и вскоре превратились в груды битого кирпича. Досталось турецким укреплениям и на том берегу реки. Приглядевшись, генерал заметил в лучах луны и отблесках пожара смутные тени, молниями пронзающие небеса над Карсом. После каждого их пролета ослепительные вспышки и тяжкий грохот возвещали о том, что еще одна позиция турецких войск перестала существовать.

Адское пламя полыхало над Карсом около четверти часа. Потом все стихло, и только огненные языки освещали окрестную долину. Крепости Карс больше не существовало. Остатки турецкого гарнизона, бросив в развалинах раненых и убитых, в панике помчались в русский лагерь сдаваться в плен. Они в ужасе падали на колени перед урусами, моля спасти их от огня, выплеснувшегося из преисподней, который, появившись по зову колдунов гяуров, пожрал тысячи правоверных. Замок, запиравший ворота пути в Анатолию, был сбит одним богатырским ударом.

6 июня (25 мая) 1877 года, ночь, Плоешти, дом генерал-адъютанта Игнатьева.

Капитан Александр Тамбовцев.

Получив приглашение от слуги, я вошел в комнату. За столом сидели двое: майор Леонтьев и хорошо знакомый мне по фотографиям легендарный разведчик и дипломат генерал-лейтенант Николай Павлович Игнатьев.

Я вежливо поклонился и представился:

— Капитан Тамбовцев, Александр Васильевич. Честь имею. Здравствуйте, Николай Павлович!

Генерал был взволнован, хотя и старался скрыть свои чувства. Я его прекрасно понимал — вот так, из ниоткуда, вдруг появляются люди, которые знают все, что произойдет на этом свете на сто с лишним лет вперед. К тому же эти они походя захватывают столицу огромной империи, берут в плен султана. Этим поступком перемешиваются все фигуры на европейской, да и не только европейской, политической шахматной доске. Как опытный дипломат, Игнатьев привык считаться с существующими реалиями, и поэтому крах этих реалий вызывал у него что-то вроде легкой паники.

— Скажите, господин капитан, кем вы были в вашем времени? — неожиданно спросил у меня Игнатьев.

Я усмехнулся.

— Николай Павлович, наша с вами профессия еще не скоро станет ненужной. Разведчики были, есть и будут. Я занимался внешней разведкой, изучая возможности наших потенциальных врагов. Поверьте мне, и в XXI веке у России будет немало противников, мечтающих с ней покончить.

— Что вы намерены делать дальше? — спросил у меня Игнатьев. — От Евгения Максимовича я уже узнал, что вами освобожден от турок Константинополь, и мой подчиненный, поручик Никитин, назначен его военным комендантом. Скажу прямо, мне очень приятно то, что именно он стал хозяином, хотя, конечно, временным, древнего Царьграда.

Я решил пошутить:

— Николай Павлович, в знак этой победы, в которую ваш подопечный тоже внес свой вклад, причем немалый, мы согласны, чтобы он, как легендарный князь Олег, прибил к воротам бывшей столицы Византии свой погон. Ну, а если говорить серьезно, то планы наши одним Константинополем не ограничиваются. По дороге сюда наши корабли уничтожили военно-морскую базу турецкого флота Варну. Два отряда кораблей эскадры отправились добивать турецкий флот, спрятавшийся от неминуемой гибели в портах Черного моря. На очереди — Сулин и Батум. А насчет Варны — вот Евгений Максимович своими глазами видел, как это все было проделано…

Сидевший за столом и внимательно слушавший нашу беседу майор Леонтьев кивнул и от себя добавил:

— Блестящая победа… Всего какой-то час обстрела из ваших корабельных чудо-орудий, и ни кораблей, ни укреплений в Варне не осталось…

Я продолжил:

— Сегодня рано утром наши боевые летательные аппараты тяжелее воздуха — самолеты — совершили боевой вылет в Закавказье. Бомбо-штурмовым ударом разгромлена и обращена в бегство группировка турецких войск под командованием Фаик-паши, которая собиралась напасть на отряд русских войск, вышедших из крепости Баязет. Полковник Пацевич опрометчиво вывел из крепости свой отряд навстречу десятикратно превосходящим силам турок. Но теперь, я думаю, к Баязету побоится приблизиться хотя бы один турецкий аскер или курдский бандит.

Кроме того, на эту ночь нами запланированы два массированных авианалета на Закавказье. Их цели — лагерь турецкого командующего Мухтар-паши и крепость Карс. Думаю, где-то между обедом и ужином в Ставку придет телеграмма великого князя Михаила Николаевича с описанием всех этих событий. Можно смело сказать, что после этого русским войскам на Закавказском театре боевых действий будет просто нечего делать. Ну, если только гонять по горам шайки разбойников.

Господа, перед вами открыт путь на Антиохию, Дамаск и Иерусалим. Места, по которым ходили Иисус Христос и апостолы. Мы, конечно, далеко не крестоносцы, но надо не упустить открывающихся перспектив.

Николай Павлович, я думаю, что и здесь, на Балканах, и на Ближнем Востоке время владычества Османской империи закончилось. «Больной человек на Босфоре» умер… Пора думать о том, как поделить его наследство.

Игнатьев, слушавший как завороженный мои слова, встрепенулся. Лицо его озарила усталая недоверчивая улыбка. Я понимал его — что еще должен чувствовать человек, у которого неожиданно сбылись самые сокровенные мечты! Так неожиданно, что даже и не верится.

• Предыдущая
• 37/72
• Следующая