Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 43

• Предыдущая
• 43/122
• Следующая

— Да разве я боюсь!

Смотри, какой переулок! Почему-то называется Трамвайный.

Никаких трамваев в переулке — кривом, заросшем, с домишками и палисадниками — не было. Но он вывел нас на пригорок, где стоял заброшенный дом, похожий на маленький замок. В одном месте пригорок обрывался вниз, там среди заборов и репейников лежали рельсы и шпалы, по ним в самом деле проехал красный трамвайчик старинного вида. Сережка сказал, что это, видимо, пригородная линия, которая ведет к садам и дачам.

Он втащил меня и кресло в развалины дома, где сквозь поя рос иван-чай и темнела по углам крапива. Здесь мы нашли первую добычу — пять бутылок из-под «Столичной» и пива. Видать, местным пьяницам это место было известно. Пока Сережка обследовал закутки, шипел и шепотом ругался в крапиве, я оглядывался.

Стены были исписаны всякой гадостью, кругом полусгнившие клочья газет и мусор. Но все равно чудилась в развалинах загадочность. Солнце сквозь оконные проемы пробивалось в нежилой сумрак. Розовые цветы иван-чая светились в лучах, словно внутри их горели лампочки. Здесь был намек, ожидание чего-то необычного...

Мы выбрались наружу, пристроили сумку с бутылками на подножке кресла, у меня под ногами.

— Теперь — туда, — решительно сказал Сережка.

С пригорка видна была территория... ну, не знаю даже чего. То ли заброшенного завода, то ли каких-то баз и складов — с грузовыми эстакадами, ангарами и вышками...

— Туда, наверно, нельзя, — засомневался я.

— Почему же? Там никого нет.

— Ты думаешь, там много бутылок?

— Там много всего, — значительно сказал Сережка.

Извилистыми тротуарами Сережка скатил меня к трамвайному пути. Мы двигались сначала по траве вдоль полотна. Затем рельсовый путь раздвоился, и одна колея повела прямо к опустелым цехам и поваленным кранам.

— Разве туда тоже ходит трамвай?

— Что ты, Ромка! Смотри, рельсы совсем ржавые!

Сережка выкатил кресло на полотно этой заброшенной дороги. Меня стало потряхивать на шпалах, но не сильно — шпалы были вровень с землей. Между ними росла белая кашка и одуванчики. И вездесущие подорожники. А по краям стояли полынь и дикий укроп.

Прыгали перед нами воробьи, вскрикивали о чем-то. . Мне вдруг показалось: не просто чирикают, а стараются предупредить. Может быть: «Не ходите туда, там заколдованные места»?

Два длинных бетонных цеха с пустыми окнами, с решетчатыми сооружениями на крышах двигались навстречу, наплывали, как два океанских парохода, покинутых людьми.

А Сережка молчаливо шел сзади, толкая кресло. Мне вдруг подумалось, что он не просто Сережка. Может, он — волшебник или пришелец из какого-то Зазеркалья и хочет забрать меня с собой в другой мир?.. Ну и пусть заберет, если хочет! Значит, такая судьба! Лишь бы он, мой друг Сережка, всегда был рядом...

Я спросил шепотом, не оглянувшись.

Сережка, может, это и есть Безлюдные Пространства? — Впервые я назвал их вот так, со значением. С большой буквы.

— Конечно... — Сережка сказал это беспечно, однако среди бетонных громад отозвалось необычное шелестящее эхо.

Потом цеха кончились и перед нами открылась громадная заброшенная территория. На ней там и тут виднелись причудливые технические постройки и великанские механизмы. Стояли кирпичные башни, оплетенные трубопроводами и лесенками. Темнели похожие на уснувших китов полукруглые ангары. Словно прилетевшие в давние времена и застрявшие здесь инопланетные корабли, вздымались над кустами ржавые шары с окнами, площадками и трапами. Над рельсами — кружево мостовых кранов и арок. А на рельсах — цистерны, вагонетки, товарные платформы. А еще всюду — какие-то будки, мачты, штабеля балок и ящиков, фундаменты недостроенных зданий, транспортеры, сооружения из рычагов и зубчатых колес... И все это — обвалившееся, поросшее сорняками. Не нужное никому...

Никому? Нет, оказалось, что это нужно нам с Сережкой. Мы окунулись в забытую людьми страну, словно в джунгли и скалы необитаемого острова. «Остров» окутывала солнечная тишина. Из живых существ здесь водились только воробьи да бабочки. Травы тут вымахали выше головы. Было очень много мелких желтых цветов и розового иван-чая. Пахло теплым ржавым железом, но этот запах вовсе не казался противным. Наверное, потому, что смешивался с запахом чертополоховых джунглей...

Да, безлюдно было. И все же порой казалось, что есть тут кто-то, кроме нас. Этот «кто-то» был большой и невидимый. Он снисходительно следил за двумя мальчишками, которые без спросу забрались в его владения. «Ладно уж, не жалко...» Мы ощущали присутствие хозяина и говорили полушепотом.

— Сережка, что здесь было раньше, а?

— Говорят, военные заводы. Потом они сделались не нужны, а на мирные переделать их не смогли. Вот и забросили...

— Ты же говорил, что люди уходят, а душа на Безлюдных Пространствах остается...

— Ну да.

— Но на военных заводах душа не может быть добрая. Оружие — оно же для смерти... А почему тогда здесь так хорошо?

Сережка подумал.

— Наверно, потому, что душа Пространства теперь отдыхает. Может быть, она измучилась от того, что столько здесь было всего... убийственного, и нынче довольна, что все это позади... Знаешь, Ромка, я в какой-то книжке читал: «Нет более мирных мест, чем заброшенные крепости и форты, где на солнце спят старые, никому не нужные пушки...» Вот и здесь так же...

Мне такое объяснение показалось очень-очень правильным. И захотелось еще дальше в глубь пустынной страны...

Ох, сколько мы тут лазили, бродили, пробирались! Сережка даже затащил меня на решетчатую эстакаду, протянувшуюся от похожей на домну башни к полуразваленному цеху. Мы заглядывали в люки подземелий, качали скрипучие рычаги громадных насосов, старались повернуть ржавые шестерни непонятных машин...

Из бетонной будки высовывалась и уходила в землю широченная, с меня толщиной, труба. У ее изгиба, в метре от земли, приделано было колесо с ручками. Как штурвал. Я взялся за рукоятку, Сережка за другую. В трубе что-то ожило, словно хрипло вздохнул мамонт. И вздох этот отозвался под землей и, кажется, прошел по всему Пространству. Мы отдернули руки. Глянули друг на друга — перепуганно. Сережка мигнул и засмеялся:

— Наверно, какой-то старый гидронасос...

— Конечно, — торопливо сказал я. А сам подумал: «Уж не рассердили ли мы задремавшего «Кого-то»?.. Ой...»

Но солнечная тишина быстро успокоила нас. И мы двинулись дальше — наугад среди зарослей, буераков и штабелей полусгнивших шпал. Кресло буксовало, Сережка усердно толкал его, я вертел колеса изо всех сил, и руки у меня уже гудели от усталости.

— Сережка, ты же замаялся со мной...

— Ни чуточки... — Но дышал он часто.

— Давай отдохнем.

— Ладно... Эй, смотри, вон еще бутылка! — И он выудил из лопухов новую добычу.

Надо сказать, что здесь, в этом безлюдье, мы набрали около десятка бутылок. Сумка у меня под ногами отяжелела и брякала.

Мы устроились на бетонном блоке в тени съехавшего с рельсов товарного вагона. Неподалеку торчала из земли изогнутая железная трубка с медным колесиком крана. Из трубки капало. Сережка покрутил колесико, и ударила тугая струя. Сережка брызнул в меня, я обрадованно захохотал. Он тоже засмеялся и стал смывать с колен пятна ржавчины.

Меня-то Сережка во время путешествия всячески оберегал, а сам порядком извозился. Особенно, когда лезли через широченную, метрового диаметра трубу, в которой хило гулкое эхо. Сережка тащил меня на спине, а сам полз на четвереньках.

Теперь, глядя на него, я понял, что никогда уже не смогy жить без этой дружбы.

Сережка словно услыхал меня, взглянул мне в лицо. На его ресницах дрожали брызги, и в брызгах горели искры. Я заморгал, закашлялся и ворчливо сказал, что самое время вымыть бутылки.

— Правильно, Ромка! А то кто же их примет, такие грязные!

Я подавал Сережке бутылку за бутылкой, а он мыл их под упругой струей, бултыхая внутри травяной жгут.

• Предыдущая
• 43/122
• Следующая