Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих - Страница 50

• Предыдущая
• 50/147
• Следующая

«Что же теперь делать? — спрашивал себя с отчаянием Карл Девятый, глядя насвои ноги. — Все вокруг только и носятся с кровавыми планами, только и думают отом, как бы убить, разница лишь та, что Гизы, да и моя мамаша, желают убиватьфранцузов, они желают истреблять моих подданных, а господин адмирал хочетубивать испанцев: это мне больше нравится. Правда, если он вернетсяпобедителем, тогда и я вынужден буду его бояться, ибо он окажется сильнее меня.Пока же сильнее нас обоих Гизы. Мать стоит за то, чтобы Гизы сначала напали насторонников «истинной веры». Я же должен покамест спокойно сидеть в Лувре ивыжидать. А потом мои свежие войска накинутся на ту партию, которая уцелеет, иотправят ее главарей еще тепленькими на тот свет».

Он поднял глаза, словно спрашивая, как же ему ко всему этому отнестись.Мать ободряюще кивнула. Не раз наставляла она сына, и он научился понимать ее —правда, до известной черты, а дальше — ни с места. Там она становиласьнепроницаемой, а он слабел. Быть может, он и проник бы в ее замыслы, почуял бысамое главное в ее плане, если бы что-то не мешало ему, какое-то сопротивлениеего мышления. «Самое гнусное решение они приняли только сегодня утром вподвале, — сказал себе Карл. — У меня сосет под ложечкой и все нутро холодеет,неужели никто не поможет мне?»

Едва он это подумал, как выступила вперед его сестра и твердо заявила:

— Никакого убийства не будет — я запрещаю.

Мадам Екатерина просидела несколько мгновений с открытым ртом. Что это надевочку нашло? — Ты? Запрещаешь? — раздельно повторила Медичи. Карл тожепроговорил с изумлением:

— Ты?!

— Я, — твердо повторила Марго. — А через меня некто другой. — Она имела ввиду мраморного бога с красными губами.

«Наварра начинает угрожать! — пронеслось в голове мадам Екатерины. — Темскорее я должна действовать».

— Кто может что-либо запретить королю Франции? — заметила она с холоднымудивлением.

Принцесса не ответила: она состроила капризную гримасу.

Карл спросил: — Мне тоже хотелось бы знать, кто здесь повелевает? —Неудачный вопрос, ему же во вред; но любопытство взяло верх. Да и матери всееще кажется, что она чего-то не расслышала. «Странная девочка. То сидит надкнигами, то спит с мальчишками. Уже из-за Гиза были неприятности. Что же, онаопять хочет получить порку?»

— Если ты ничего не желаешь объяснить, — мадам Екатерина все еще сохраняласнисходительный тон, — то как же ты хочешь, чтобы тебя поняли?

— Ты отлично понимаешь меня. Никаких убийств!

— Кто говорит об убийствах? Но что касается враждующих партий, то нам, ксожалению, каждый день приходится видеть, как они накидываются друг на друга:то католики твоего Гиза, то гугеноты твоего Наварры. Мне очень жаль тебя,дочка, ты, конечно, уже успела убедиться, что у каждого из них есть своипреимущества. Ну, скажи, как нам все это прекратить?

Но и зловещему добродушию матери Марго опять противопоставила повеление,полученное ею во сне. Никаких убийств! Глаза у нее были широко раскрыты, исквозь свою желто-бледную мать она словно видела лицо бога, к губам которогоприлила темно-алая кровь.

— Мы сами не должны совершать никаких убийств; тогда и партии не будутнападать друг на друга. Ведь знак-то всегда подаем именно мы.

— Мы, — повторила мадам Екатерина, уже не сдерживая своего раздражения; оначуть не задохнулась от злости. Оказывается, эта ученая особа, расходующаяслишком много постельного белья, следила за всем гораздо внимательнее, чемможно было ожидать, в те дни, когда она так безобидно держалась за материнскуююбку! И сама открыто в этом признается:

— Я ведь не дурочка, мама. И частенько слышу такие речи, истинный смыслкоторых вскрывается только потом. Моему брату, королю, вы говорите то, чего онсам еще не понимает. Но я-то ученая; я понимаю язык птиц, — добавила она, точнопо наитию. Однако это было просто воспоминанием о бесчисленных статуях из еесна, которые явственно говорили с ней, хотя они только щебетали, точно самыемелкие птички «с островов».

— Как ты думаешь, сын мой, не дать ли нам твоей сестрице опять маленькийурок? Он на нее однажды очень хорошо подействовал. Вы помните, сир, то утро,когда наша толстуха Марго проспала с Гизом несколько дольше, чем следовало? —Тусклые глаза из-под маски как будто слегка блеснули.

Но теперь Карл не имел желания сечь свою толстуху Марго. В голове у негокое-что кое с чем связалось; сопротивление его мышления вдруг исчезло. Онвоскликнул:

— Она права, что запрещает убийства! Я тоже запрещаю!

— Уходите! — Мадам Екатерина жестко и холодно указала им на дверь, возлекоторой сегодня даже не было охраны. Поэтому старуха опасалась худшего, и еенепоколебимое самообладание далось ей нелегко. Карл, этот потомокрыцарей-варваров, мог просто заточить ее в темницу; ведь ее сын д’Анжу, хоть оней во много раз ближе Карла, не заступится за нее; что случилось, то случилось.А в этой чересчур любознательной девице она сейчас впервые увидела для себяугрозу. Однако Екатерина не потеряла власти над собой. — Уходите! — Но, увы,они не ушли.

— Адмирал Колиньи должен жить!

— Король Наваррский должен жить!

Они крикнули это одновременно; оба имени словно старались заглушить другдруга. Старуха пожала плечами.

— Вот видите, у вас нет единодушия.

— Я хочу того же, что и моя толстушка Марго.

— Мой брат король меня поддержит.

Значит, перед ней союзники. Но как только мадам Екатерина чувствовала, чтоона уже не сильнейшая, она прибегала к хитрости.

— Давайте заключим договор, милые дети. Вы назвали два имени: ни одному изэтих лиц я не желаю никакого зла. Я пальцем не пошевельну для того, чтобкто-нибудь из них погиб. Но если один все-таки погибнет, тогда, дорогие детки,не требуйте от меня, чтобы я продолжала защищать другого. Да это было бы уже ине в моих силах, — добавила она скорее жалобно, ибо ее дочь вдруг точновыросла. Королева Наваррская стала даже выше ростом благодаря знанию иволе.

— Я понимаю язык птиц, — бросила она свысока бедной старухе. — Двуязычныеречи вашего величества надо толковать так, что вы сначала прикажете умертвитьгосподина адмирала, а затем короля Наваррского, моего супруга.

— Ну, что ты говоришь!

— Она догадалась! — вдруг радостно воскликнул Карл. — Моя толстуха Марго —умница, она все знает! Но господин адмирал должен жить. Я приказываю. Он мнеотец.

— Ну, что ты говоришь! — повторила старуха, отвернувшись от своегосына-тугодума, и обратилась к несравненно более сообразительной дочери. — Самаподумай, может ли кто-нибудь из нас запретить человеческим страстям и ненавистипартий толкать людей на убийство?

— Но не на убийство короля, моего мужа!

— Я так же мало могу воспрепятствовать этому, как и ты. Никто не знает, счего именно начнется.

— Ты знаешь.

— Ты знаешь! — зарычал Карл.

Старуха вздрогнула, потом напустила на себя скорбь, благородную скорбь;никаких слез и нытья, осанка женщины, возложившей на свои плечи тяжелый грузмногих печальных, но необходимых деяний, за которые придется нестиответственность.

— Вот тут, — сказала она, повертев указательным пальцем у виска, — стоит вовесь рост дом Валуа. Не у вас. Вы молоды и следуете своим прихотям… Я однаподдерживаю своим разумом это великое бремя, иначе все бы рухнуло — и наш домтоже.

Это было ее самой искренней минутой; и эта искренность оказала своедействие. Старуха и сама не понимала, почему после этих слов оба союзникапритихли. Это несколько сбило ее с толку, она переоценила свой успех и тут жесовершила ошибку, заявив:

— Пусть ты влюблена, но ты моя дочь. А мы знаем, что в конце концов остаетсяпосле всех наших бурь — только мы сами. Маленький Наварра, как и все твоимужчины, старается изо всех сил. Но настанет утро, когда ты уже не найдешь насвоем ложе отпечатка его тела. В первый раз ты спросишь: куда же он делся. И вовторой раз спросишь. А в третий уже не спросишь, и уже не захочешь непременнознать во всех подробностях, как он исчез.

• Предыдущая
• 50/147
• Следующая