Розовый Дождь (СИ) - "Skyrider" - Страница 70

  Но учитель не стал дожидаться, пока его постигнет печальная участь противников Айстульфа, а, недолго думая, кинул стул в окно, стекло разбилось вдребезги, а учитель, совершенно несвойственным для его положения образом, подобрав полы своей длинной одежды, запрыгнул на подоконник и спрыгнул на улицу. А потом бросился к конюшне.

  - Корвин! Ату к колокольне, бей в набат! - закричал брату Айстульф, а сам вместе со своими товарищами сорвал изуродованный портрет короля Гастона, бросил его на пол и смачно плюнул в его едва узнаваемое под чернильной кляксой лицо, растерев плевок своим деревянным башмаком...

  ...В два часа пополудни на центральной рыночной площади "Искры" собралось все село - мужики, бабы, дети. Побросав работу, они сгрудились вокруг простой крестьянской телеги, выполнявшей теперь роль трибуны. На неё взгромоздился почитаемый всеми за строгую и воздержанную жизнь настоятель местного храма Создателя - преподобный отец Сильвестр. Его уважали в селе все, хотя бы за то, что тот никогда не ел мяса и не пил вина - попробуй-ка, поживи так! Даже на Совет Содружества пару с лишним месяцев назад от села выбрали именно его, а не какого-то купчишку или эсквайра...

  Высокий, худощавый, жилистый как жердь, в длинном плаще с капюшоном, закрывавшим почти все лицо - кроме острого бритого подбородка и бледных губ - он, отчаянно жестикулируя длинными пальцами, произносил какую-то речь то лающим, то каким-то каркающим голосом... Смысл её был малопонятен для простых селян, а потому они лишь бессознательно кивали своими головами, выхватывая из общего потока только отдельные слова "чернокнижник", "самозванец", "еретик"... После каждого такого слова святой отец воздевал правую руку с вытянутым указательным пальцем в небо, как бы ставя на языке жестов своеобразные восклицательные знаки к этим уничижительным прозвищам, которыми он награждал ненавистного нового короля, или призывая гнев небес на лицо, которое скрывалось под этими именами.

  Более понятной речь святого отца стала только к концу:

  - ...А это ненавистное самим небесам новшество, учить баб, мужиков грамоте, оторвать от родителей их чад, жен от мужей, мужей от работы? Где это видано, чтоб мужики учились грамоте? Где? Покажите мне в Писании, где написано, чтобы мужики были грамотеями, где? Ничего там не найдете, ни-че-го... - сам отвечая на свой же вопрос, кричал с пеной у рта отец Сильвестр, с торжеством вынимая из кармана толстый томик в кожаном переплете со знаком Создателя на обложке и показывая его всем, будто бы неграмотные селяне могут собственными глазами увидеть, что на обложке действительно ничего подобного не написано...- Наоборот, как сказано в Писании? "Трудом своим зарабатывай хлеб свой"! Как сказано, а? Трудом? Слышали? А где написано про грамоту? Где? Я вас спрашиваю!

  А посмотрите отцы и матери на ваших детей... Видели ли вы их спины, их руки... Все в синяках, побоях! Сколько можно над детьми издеваться, а? (это фраза вызвала бурю поддержки среди присутствующих, женщины одобрительно закивали головами). Изверги, изуверы! Вредители!

  Нет, вы как хотите, дорогие мои братья и сестры, но я вам скажу, что король этот - не настоящий, не настоящий он! Я, священник Сильвестр, лично видел, как на коронации корона сама вылетела из рук Его Святейшества и опустилась на голову этого чудовища. Я сам, сам видел! - забил себя в грудь отец Сильвестр. - А потому я вам говорю, не настоящий он король, не настоящий, чернокнижник, колдун, знается с нечистой силой! Вот и детей наших и жен наших решил он извести при помощи грамоты! А как? Да очень просто! Мужик грамотный перестанет слушать господина, перестанет слушать священника, будет считать себя умнее всех, жены перестанут слушать мужей, а дети - родителей!..

  И тут же, без всякого перехода...

  - А Создатель познается только верой, только молитвой, только сердцем смиренным и сокрушенным, грамота тут не нужна, не нужна, братья и сестры!..

  - Так в огонь её - и все тут! - вдруг раздался чей-то голос из толпы.

  - Правильно, сжечь все книги - и дело с концом!

  Случайно сказанные слова тут же завладели толпой и вот уже все закричали "Сжечь! Сжечь их! На костер!" и с десяток охотников - мальчишек - бросились в разгромленное здание школы, располагавшееся тут же, у площади, и стали охапками тащить из неё порванные учебники, тетрадки и бросать их к телеге, на которой ожесточенно жестикулировал оратор...

  Толпа тут же расползлась кто куда, каждый спешил к себе домой, чтобы вытащить из дома ненавистную тетрадку с несделанными или недоделанными домашними заданиями, учебники с непонятными словами, перья... и все это притащить сюда, к ногам преподобного отца Сильвестра, чтобы все это сжечь, сжечь дотла. Бородатые и усатые мужики в шляпах, дородные их жены в длинных платьях, тонкие юноши и девушки, дети несли и несли из домов ненавистную бумагу. И скоро на площади была уже целая гора из рваной и потоптанной макулатуры, а Айстульф уже бежал с горящей головней.

  - Да свершится великий почин! - заверещал отец Сильвестр, воздевая к небу свои тощие кулачки и энергично взмахивая черными рукавами сутаны, придававшими ему сходство с черной вороной, махающей крыльями - Да возгорится из искры пламя! Да будет сей костер началом великого очищения нашего древнего королевства от скверны! Да будет!

  В этот момент Айстульф кинул головню в бумажную кучу, и пламя веселыми язычками заплясало, превращая в черный пепел то, над чем трудились селяне на протяжении двух месяцев обучения в школе. А селяне, схватив друг друга за руки, бросились на радостях в пляс вокруг костра, как на празднике сбора урожая вокруг снопов с убранной пшеницей. Конец ненавистной школе, конец скучным урокам, конец, конец, конец...

  - Только верой, только верой!... - истерично кричал отец Сильвестр, напоминая чем-то древнего языческого жреца, в каком-то наркотическом экстазе выкрикивавшем заклинания во время ритуальных плясок дикарей вокруг костра, - Буква убивает, вера животворит! Буква убивает, убивает, убивает!

  А неугомонные мальчишки, видя, что костер стал затухать (бумага горит, как известно, довольно быстро...), вооружившись дубинами, уже бросились к домам, где, как известно, были книги...

  Вот уже выбита бревном дверь с петель в доме у купца третьей Гильдии Горзая, вот уже разбит дубинками полированный розовый шкаф... И несмотря на истерические крики купца и его жены, на коленях умолявших их остановится, здоровенные верзилы-мальчуганы тащат все новую и новую пищу огню...

  Тома в зеленой кожаной обложке по истории Целестии, красивые разукрашенные детские книжки с картинками по флоре и фауне различных стран Целестии, личные записки купца - любителя попутешествовать, даже бухгалтерские книги, с многолетними записями приходов и расходов... - все составило пищу для беспощадного огня.

  А потом пришла очередь дома сквайра Эрменгарда... Не пощадили даже семейной генеалогической хроники... А потом других домов, где жили грамотеи... - сельские старосты, служители местного храма Создателя, купцы...

  Везде одно и то же - выбивается дверь с петель, а где дверь прочная - мальчишки тут же подставляют лестницу и как при штурме настоящего замка ловко забираются на второй этаж и выносят окна дубинками - дальше - с диким гоготом носятся по дому, переворачивают вверх дном семейные сундуки, разбивают зеркала, переворачивают кровати, шкафы...

  Когда старый сквайр Эрменгард обнажил свой старый, дедовский меч и замахнулся на разгулявшуюся детвору, его просто подняли насмех и дали дубинками хорошенько по спине, а его визжащих жену и дочь - заперли на засов в чулане. А когда Айстульфу удалось добраться до семейной библиотеки... Здоровенные шкафы из красного дерева, высотой до потолка, до отказа набитые книгами составили пищу для костра на несколько часов подряд ...

  Горело все - личные дневники и детские книжки, финансовые документы и копии древних хроник - огонь, самый великий демократ на свете, не делал различий между ними - он поглощал все с одинаково утробным ревем, отрыгивая клубы черного дыма в воздушное пространство...