Длинная тень - Хэррод-Иглз Синтия - Страница 33

• Предыдущая
• 33/91
• Следующая

– Да, время шутит шутки со всеми из нас, моя дорогая, – произнес он. – По крайней мере, у вас есть дети, которыми вы можете гордиться. Это все, что дарит нам время.

Король вновь посмотрел на Арабеллу, и Аннунсиата поняла, насколько эгоистично было чувствовать себя несчастной, когда рядом находился король, у которого вообще не было законных детей.

– А как поживает ее братец в Оксфорде? – спросил король.

Аннунсиата поджала губы:

– По-моему, пустился во все тяжкие. Но у него есть друзья из хороших семей, поэтому я надеюсь, что он хотя бы обретет лоск, если и не наберется ума. Вряд ли у него есть время, чтобы заниматься как следует при таком множестве соблазнов.

– Надеюсь, он нагуляется и образумится, – успокаивающе сказал король. – Наверное, ваш второй сын не доставляет вам такого беспокойства.

Аннунсиата улыбнулась:

– Джордж – подарок для меня. Сейчас решены проблемы с его здоровьем, и он приносит мне только радость. Хочется верить, что его болезнь была вызвана летней жарой. С тех пор как наступила осень и похолодало, у него не было ни одного приступа.

– Замечательно! А теперь мне пора идти начинать бал, – сказал король и, подумав, добавил: – А вы, мадам, получше присматривайте за дочерью. Я вижу, к ней направляется Этередж, а вам, по-моему, не очень понравится, если она хотя бы один из своих танцев отдаст этому юному повесе.

– О, Господи! Спасибо, ваше величество, – ответила Аннунсиата, и пока король, улыбаясь, уходил прочь, поспешила к дочери, чтобы найти ей более достойного партнера для танцев.

Ноябрьская погода настолько плотно обволокла беспросветной серостью Акомбские торфяники, что, казалось, весь мир завис где-то между днем и ночью. Облака опускались так низко, что касались верхушек деревьев, а коснувшись, проливались вниз большими, тяжелыми каплями дождя, которые ложились на ковер из опавших листьев, укрывавших землю. Пожухлая, бурая трава сиротливо прижалась к земле, как будто спасаясь от этого нескончаемого дождя. Там, где кончались Акомбские леса, небо было чистым, словно на краю света, но под деревьями темнота была холодной и пугающей.

Элизабет плотнее закуталась в плащ и поежилась от холода. Место, куда она направлялась, находилось за лесом, но войти в черную, мрачную полосу деревьев или преодолеть безжизненную, плотную серость горизонта казалось одинаково страшным. Она суеверно подумала, что действительно пересекла границу реальности. Ее окружала трясина, имя которой вероломство. Земля уходила из-под ног, ярко-зеленая, словно ненастоящая трава цеплялась за одежду, и блуждающие огоньки подчеркивали иллюзорность происходящего. Эта местность была населена духами, сказками, призраками и безымянными существами, и Элизабет понимала, что лучше было бы вообще не приходить сюда. Она пришпорила пони, и он, словно только этого и ждал, охотно развернулся, но позади спустилось туманное облако, казавшееся еще более плотным и непроходимым, чем то, что было перед нею. Элизабет, вскрикнув от досады, натянула поводья, а пони тряхнул головой и заржал. Этот звук был настолько обычным, повседневным, что Элизабет успокоилась, расслабилась и рассмеялась, отбросив дурацкие страхи. Это место было знакомо ей с детства, она тысячи раз охотилась здесь. Нельзя превращаться в суеверную дуру из-за небольшого дождя и тумана. Элизабет снова повернула к лесу, чтобы продолжить путь. Когда она выезжала из дома, ее обрадовала сумрачность – ни к чему, чтобы кто-нибудь знал, куда она направляется. Она окружила все тайной: если бы ее увидели, то наверняка начали задавать вопросы, стыдить – она просто выглядела бы смешной. Чтобы избежать лишних осложнений, она выждала нужный момент, когда закончился обед и все дела были переделаны. Обычно в это время Элизабет отдыхала в своей спальне или сидела за шитьем. Иногда в спальне к ней присоединялся Ральф, и эти моменты она любила больше всего. Но сегодня он сразу после обеда направился в Твелвтриз, где провел и все утро. Его ненаглядный Варвар неизвестно отчего захромал, а Ральф обычно не находил себе места, зная, что его любимец страдает. Посему вряд ли он будет искать Элизабет, а никто другой не посмел бы побеспокоить ее до часа молитвы или до тех пор, пока она не выйдет сама.

Элизабет продвигалась сквозь лес, держась ближе к деревьям, не желая углубляться в темноту. Когда ее силы были уже на исходе, Она увидела то, к чему так стремилась: низенькую избушку, притаившуюся на краю болота, как раненое животное. Элизабет на мгновение остановилась, передохнула и пошла искать дверь, так как окон в этом строении не наблюдалось. Дверной проем был темным и угрожающим, он словно смеялся над ней, оскалив пасть. Туман, поглотивший болото, оставил отпечаток и на стенах дома. Даже дым из единственной трубы не поднимался над крышей, а как бы вытекал из нее, спускаясь вниз и переваливаясь через край, чтобы смешаться с туманом. Элизабет чувствовала себя ужасно одинокой и маленькой, и, хотя ее плащ, пахнущий домашним уютом, был теплым и плотным, она не могла отделаться от ощущения, что туман словно приковал ее к себе, лишив свободы.

Но ее страхи были напрасны. Старуха не была ведьмой – только необразованные бедняки верят в ведьм. Большинство слуг считали ее мудрой, и хотя никто из них не наведывался к ней, но каждый знал хотя бы одного человека, пользовавшегося ее услугами. Элизабет подъехала ближе, но в призрачном свете казалось, что дом не приближается, пока он неожиданно не вырос перед ней на расстоянии вытянутой руки. Звонка на двери не было, но рядом с проемом стоял могучий мертвый ствол дерева, на котором была укреплена веревка с колокольчиком. Элизабет спешилась, отпустила пони и слегка тронула колокольчик. Звон, прозвучавший в тумане очень неуместно, заставил ее вздрогнуть. Она отбросила последние сомнения и страхи и с горячей надеждой, согревавшей душу, подошла ближе. Открытая дверь напоминала западню, улавливающую частицы света уходящего дня. Пока Элизабет стояла в раздумье, с черных кривых ветвей засохшего дерева, под резким порывом ветра, на ее голову и плечи обрушилась лавина обжигающе холодной воды. В доме было темно, она едва различала очаг, а запах крайне удручал: отталкивающий дух запущенного человеческого жилья, запах нищеты, смешанный со сладковатым легким ароматом трав и далеким, как дыхание свежего воздуха, запахом чеснока. Неожиданно раздался голос, настолько близко, что, резко повернувшись на его звук, Элизабет чуть не свернула шею.

– Входи или уходи, – проговорила хозяйка странного жилища. – Ты крадешь мой свет, стоя в дверях.

Элизабет все еще колебалась:

– Я тебя не вижу, – сказала она.

– Зато я вижу. Входи, госпожа, если хочешь.

– Это ты – мудрая женщина? – спросила Элизабет, внимательно всматриваясь в полумрак. Ее глаза смогли, наконец, различить некоторые детали, будто слабый свет коснулся их поверхности, но это не успокаивало. Наступила долгая минута молчания, потом последовал ответ:

– Кто знает? Одни называют меня так, другие иначе. В любом случае, проходи. Или уходи. Мне все равно.

Собрав все свое мужество, Элизабет переступила порог, войдя под низкий свод этого так называемого дома, окутанная запахами, которые тут же ударили ей в нос, заполнив легкие и перебив дыхание. Постепенно глаза немного привыкли к темноте, и она смогла разглядеть кое-что еще. В доме был очаг с низким, красным и дымным пламенем. Над огнем на треножнике висел железный котел, закрывающий и без того скудный свет, исходящий от огня. Элизабет осмотрелась, и именно в этот момент ее посетило неясное, странное ощущение чего-то живого, заставившее ее вздрогнуть и обернуться. С замиранием сердца она различила рядом с собой какой-то расплывчатый контур, отдаленно напоминавший человеческую фигуру.

– Ну, ты ведешь себя, как мышь, увидавшая тень совы, – проговорил голос. Он был ни женским, ни мужским – каким-то бесполым, безучастным, тонким и тихим, как шелест листвы.

– Я не вижу тебя, – словно оправдываясь, проговорила Элизабет. Голос от неожиданности прозвучал слишком громко, что никак не вязалось с этим забытым Богом местом.

• Предыдущая
• 33/91
• Следующая