Девственная селедка - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/40
• Следующая

— И еще — найди себе девушку в России. И пусть ваш ребенок говорит по-русски. Тогда на старости лет он не покажется тебе чужим. Я знаю, что говорю. Поверь, я желаю тебе добра.

— Черт, я что-то окосел…

— Хочешь кофе?

— Хочу.

— Тогда идем на кухню.

Они перешли на кухню. Вир тоже явился за ними.

— Умница, — потрепала пса за ухом Лали и включила кофеварку.

— Он что, охраняет тебя?

— Да.

— А я внушаю ему опасения?

— Любой пьяный внушает ему опасения.

— Вон даже как… И ты что, одна в этом домище?

— Да.

— И тебе не страшно? Или у тебя тут любовник прячется?

— Никто у меня не прячется.

— Ну да, твой любовник в Москве. А он как, устраивает тебя в постели?

— Тоник, замолчи. Уши вянут.

— А с моим братом у тебя ничего не вянет, все только расцветает? Да?

— Пей кофе. И я вызываю такси.

— Я тут останусь.

— Нет, тут ты не останешься!

— Боишься?

— Тебя? Нисколько. Ты не страшный зверь, Тоник.

— Ага, значит боишься за свою репутацию в глазах соседей? Здесь же соседи всегда начеку. В случае чего всегда донесут, расскажут мужу.

— Боже, как ты пьян!

Она взяла телефон и вызвала такси.

— Гонишь?

— Гоню.

— Ладно, я поеду… Но не рассчитывай на Родьку. Он такой бабник… Поматросит и бросит. Ты ему, видно, еще не дала, вот он и ярится…

— С чего ты взял, что он ярится? Я об этом ничего не знаю.

— Зато я знаю. Он когда о тебе речь заходила, просто стойку делал… И пустил меня по ложному следу, как последний идиот! И вообще, он холодный, расчетливый гад. Я приехал к нему после стольких лет, а он почуяв, что я могу быть ему соперником, тут же подложил под меня свою девку, Фаину, чтобы отвлечь от тебя. Разве порядочные люди так поступают? А девка любит его так, что на все для него готова…

Лали вздрогнула. Известие о какой-то Фаине неприятно ее поразило.

— А ты, конечно, воспользовался?

— Почему бы и нет? Она настоящая красотка и моложе тебя. Но я не люблю трахать баб, которые любят других.

— А тебя, Тоник, кто-нибудь любит?

— А мне не надо! Я вообще всю эту хренотень про любовь не признаю, выдумки! Думаешь, я тебя любил? Ни фига, мне просто казалось, ты красивая была, тело опять же. И удобно, с квартиркой… Да, хотел жениться, чтобы трахать сколько захочу…

— Тоник, хватит, машина пришла. Пойдем, провожу тебя. — Ей было его безумно жаль.

— Ладно, я… я, кажется, проиграл…

— Ты еще выиграешь, какие твои годы.

Утром Лали позвонил сын.

— Мамочка!

— Да, Петенька. Как все прошло?

— Странно, но никак. По-моему, мы друг дружке не понравились. Было ощущение какой-то ненужности для нас обоих… Что-то такое лишнее, обременительное… Хотя я честно пытался… Он тоже… Но ничего не высеклось… Никакой искры. А вот с его братом я сразу, еще на Корфу, что-то почувствовал, какое-то родство…

— Петенька, этого не нужно тоже.

Родион маялся. Новый год прошел как-то вяло. Большинство гостей у Долговых было ему незнакомо. Обычно душа компании, на сей раз он был молчалив и невесел.

— Родя, что с тобой? — спросила его Вавочка. — Твоя Фаина просто прелесть, красоточка.

— Да, бесспорно, и прелесть, и красоточка.

— Я тебя не узнаю. Где прежний огонь?

— Огонь? Да погас, видно.

— Погас? Не верю. Вот что, Родька, валика ты в Мюнхен, чего время зря теряешь?

— Вавочка, милая, я знаю, ты мне добра желаешь.

— Факт. Желаю. Хоть и не разделяю твоего восторга по поводу этой Лали. По-моему Фаина лучше. И любит тебя.

— Это что, так заметно?

— Невооруженным глазом. Как, впрочем, и то, что эта любовь без взаимности.

— Вот ты все и сказала.

Фаина, в начале вечера сиявшая красотой, тоже вдруг сникла.

— Родь, я хочу уйти, что-то я неважно себя чувствую.

— Я тебя отвезу и тоже поеду домой.

— Ты же пил. Давай поймаем машину.

— Давай.

Ему вдруг страшно захотелось домой. Они тихонько вышли, оделись. Олег застал их уже в дверях.

— Смываетесь, собаки? — он был изрядно пьян. — Так нечестно.

— Олежек, прости, мы хотели по-английски…

— Все, умолкаю, никаких претензий. По-английски так по-английски. С Новым годом, с новым счастьем.

Первого января Родион проснулся в своей постели, но совершенно больной. Неужто подцепил грипп? Ну и ладно. В Москве сейчас никто работать все равно не будет еще две недели, первый номер давно сдан, второй на подходе, можно и поболеть в свое удовольствие. Ни о чем и ни о ком не думать. И не отвечать на телефонные звонки, чтобы Фаина не узнала, что я болен, а то примчится за мной ухаживать, а я не могу теперь чувствовать себя с ней так, как раньше. Ее видная всем любовь слишком напрягает… Господи, другой был бы счастлив, а мне не надо. Позвоню Валентине Ивановне. Надеюсь, хоть она в меня не влюблена. Хотя вот Лали тоже в меня не влюблена. Или все-таки влюблена, а я не понял? Я ж ничего, как выяснилось, в этом не понимаю. Кто в кого влюблен или не влюблен. Значит, надо это выяснить… Я вел себя не как любящий мужчина, а как последний дурак. Права Фаина, я ее даже ни разу не поцеловал… А ну их всех, спать хочется. Он повернулся на другой бок и заснул.

Прошло десять дней. Он давно выздоровел, и одиннадцатого января вышел на работу. Пора было сдавать второй номер. И поскольку каникулы были длинные, то и раскачивались люди с трудом. Он был зол и раздражен. Заглянула секретарша.

— Родион Николаевич. Билеты доставили.

— Какие билеты? А, в Большой, что ли? Так отдай их Елене Игоревне. Это для нее.

— Родион Николаевич, это билеты на семнадцатое. В Мюнхен. На три дня. Туда и обратно. И ваучер на гостиницу.

— В Мюнхен? Ничего не понимаю, — а в груди помимо воли поднималось ликование. — Таня, а на чье имя?

— Так на ваше. На чье же еще? Так вы будете брать?

— Кто принес?

— Какой-то парень. Позвать?

— Позови.

В кабинет вошел парнишка лет двадцати, вполне отмороженный, с плеером в ушах и жвачкой во рту. Увидав солидного дядечку в крутящемся большом кресле, он вытащил наушник и языком двинул за щеку жвачку.

— Ну чего, билеты брать будете?

— А ты откуда?

— Из турагентства.

— Как называется?

— Вип Трэвел.

— И что?

— Да ниче. Спрашиваю, билеты брать будете? Мне-то по фигу, но вы тогда распишитесь, а насчет отказа с менеджерами разбирайтесь. Мое дело маленькое.

— Да нет, нет, я беру! Беру! — неожиданно сам для себя выкрикнул он. — Сколько я должен?

— Так уплочено уже.

— Кем? — вконец растерялся Родион.

— Да почем я знаю. Вами, наверное. Говорю же, с менеджерами разбирайтесь.

Родион ничего не понимал. Отпустив парнишку, он открыл конверт. Там лежал билет на рейс до Мюнхена и ваучер на номер в гостинице «Астор», в той самой, где он останавливался в прошлый раз. Хотелось бы знать, кто это для него так постарался? И кто мог знать название отеля? Неужто Олег? Но Олегу я не говорил про этот отель… Фаина? Это что, такой подвиг любви? Но откуда она знает про отель? А может, я сам заказал, когда был болен? Нет, не так уж я был болен. Да и с какой стати мне пользоваться совершенно неведомым турагентством? Но кто-то же заплатил за все? Про Мюнхен знают только Олег с Вавочкой и Фаина. Тоник? Неужто он? Неужто решил заманить меня в ловушку? Чушь какая! Надо позвонить… Но кому? В агентство!

— Таня! Позвони в агентство вот по этому телефону на конверте и выясни, кто заказал этот тур!

— Так разве не вы?

— Не я.

— И вы не поедете? Да? У нас же семнадцатого…

— Я поеду, Таня. Мне необходимо. Все.

Спятил он, что ли? — подумала секретарша. — Билеты незнамо кто прислал, а он поедет. Ему, видите ли, нужно. А почему тогда сам билеты не заказал? Странно. Пил небось без просыпу и забыл.

— Родион Николаевич!

— Что, Таня?

• Предыдущая
• 38/40
• Следующая