Девственная селедка - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 31

• Предыдущая
• 31/40
• Следующая

И глаза у него оставались молодыми до самой смерти. Он и сам был молодой, душой и телом. Оттого его смерть стала таким ударом… О чем я, дура, думаю! О каком романе? Зачем он мне? Жизнь длинна для одной любви… Так это смотря какая любовь. А если она такая, как у нас с Иванычем? Девятнадцать лет счастья… Многим и двух лет не выпадает…

Они договорились с Родионом, что сначала он встретится с Петей с глазу на глаз, а она появится через полтора часа. На полутора часах настоял Родион. Ему казалось, что за час он не управится, а за полтора может.

— Уйди с глаз долой! — сердилась Ирма, потому что у Лали все валилось из рук. Она даже сломала застежку на аметистовой брошке.

— Не страшно, я сейчас поставлю новую.

— Вот и сиди в мастерской, а то у тебя такое непраздничное выражение лица, что ты распугаешь покупателей.

— Я все равно ничего не смогу делать…

— Тогда пойди и прошвырнись по магазинам. Сейчас такие распродажи…

— С ума сошла? Я накуплю какой-нибудь дряни.

— Тогда пойди в кафе и нажрись пирожных.

— Зачем? — искренне удивилась Лали.

— Чтобы совесть замучила. Все-таки отвлечение.

— Не могу.

— Хорошо, тогда скажи…

Но тут вошел покупатель. Лали быстро ретировалась, но не могла найти себе места. Тогда она оделась и вышла.

— Я пойду… — бросила она Ирме.

— Иди-иди!

— Если будет много народу, позвони.

— Всенепременно.

Родион пришел первым. Он тоже волновался. И почти сразу появился Петя.

— О, Петр! Рад! Рад!

— И я!

Они даже обнялись.

— Садись, Петя.

— А где мама?

— Мама придет позже. Петя, я не буду тянуть резину, как у нас говорят. У меня к тебе разговор.

— Да? — удивился Петя. — О маме? — с улыбкой предположил он.

— И о маме тоже.

— Я не понял.

— Сейчас поймешь. Ох, трудно…

Петя заволновался.

— Родион Николаевич, что-то случилось?

— Пока нет. Но в любой день может случиться. Это, так сказать, превентивная мера, чтобы уберечь маму от мучительного выбора…

— Какого выбора? Вы с мамой хотите пожениться? И мама не может выбрать между мной и вами?

— Если бы все было так просто… О каком выборе может идти речь в подобной ситуации? Любая нормальная мать выбирает сына, но…

— Но я уже взрослый и я даже хочу, чтобы мама вышла замуж.

— Петя, я был бы самым счастливым человеком на свете, если бы речь шла об этом.

— Тогда я ничего не понимаю.

— Петя, поверь, мне и самому трудно… Попробуй выслушать меня, не перебивая.

— Простите. Только еще один вопрос. С мамой что-то не так? Она больна?

— Да ты что! Слава богу нет.

— Тогда все. Я слушаю вас.

— Петя, жизнь порой преподносит самые невероятные сюрпризы. Короче говоря, мы с тобой, как оказалось, состоим в некотором родстве… Иными словами, я твой родной дядя.

— Дядя? Как это может быть? Вы… насколько я понимаю, дядя — это брат отца или матери. Вы папин брат?

— Я не папин брат… Ох, черт…

— Но у мамы нет братьев и у папы тоже.

— Я не папин брат, я брат твоего отца.

— Что? Как это брат отца, но не папин… — Паренек вдруг страшно побледнел. — Вы хотите сказать, что папа… мне не отец? Так?

— Петя, я хочу сказать, что папа тебе не биологический отец. Но, разумеется, самый настоящий отец. Однако зачат ты был не от него.

— А он… Он знал?

— Разумеется. Когда они встретились с твоей мамой, она еще не знала, что беременна. А узнав, тут же призналась мужу. И он настоял на том, чтобы мама родила и, как она мне сказала, любил тебя еще задолго до твоего появления на свет. И, поверь, если бы не роковая случайность, никто об этом не узнал бы… Но…

— А что этот самый… биологический… Он жив?

— Жив.

— Но он же мне никто.

— Естественно. Но дело в том, что он в любой момент может здесь появиться. И мама безумно боялась, что он сам тебе это скажет… Так сказать, без подготовки. Знаешь, женщины… они часто все слишком усложняют. Она боялась, не знала, как тебе об этом сказать, опасалась, что ты не так ее поймешь.

— И попросила вас?

— Нет. Ей это даже в голову не пришло. Я сам вызвался. Хотел уберечь ее от этого тяжелого разговора.

— Постойте, так вы действительно мой дядя? Этот самый… биологический… он ваш брат?

— Да. Такова ирония судьбы.

— Он, что, бросил маму, когда узнал, что она ждет ребенка?

— Нет. Просто мама встретила твоего отца и безумно влюбилась. Это мама бросила моего брата. Он ничего не знал.

— Откуда же узнал?

— Петя, поверь, это слепой случай. Я не общался с братом много-много лет. Он живет в Америке. И вдруг он приехал в Москву. И увидал у меня на столе портрет твоей матери.

— У вас стоит мамин портрет? Вы ее любите?

— Да, — развел руками Родион. — Люблю. Я ни о чем не подозревал. А брат вдруг спросил, кто это. Я сказал: Лали. А он как закричит: это не Лали, это Ева. Я пытался его разубедить, но… Я упомянул, что у Лали есть сын. И он стал уверять меня, что это его сын. По срокам, он нашел какие-то старые дневники. Тогда я посмотрел на твою фотографию и обнаружил несомненное сходство. Но брату об этом не сказал ни слова. Я всячески избегал этой темы. Но он стал меня расспрашивать, в каком отеле я жил, я соврал. Но ты же понимаешь, несложно найти, если задаться такой целью. Хотя я не сказал ни фамилии, ни города. Но это дело времени. Я испугался и приехал сюда. Предупредил маму, ну и вот… Собственно, я все уже сказал. Признаюсь, с меня сошло семь потов.

— Родион Николаевич… Но зачем ему искать нас? У него что, нет других детей?

— Нет.

— Но я вовсе не хочу его знать. У меня был необыкновенный отец и другого мне не нужно.

— Не нужно и прекрасно. Просто мы с мамой решили, что лучше, чтобы ты узнал об этом не от него.

— Да, наверное, вы правы. А мама?

— Что мама?

— Почему она так испугалась?

— Знаешь, Петя, эти истории с тайной усыновления бывают совершенно непредсказуемы. Вот мама и испугалась, что ты можешь как-то не так отреагировать. Понимаешь, Лали напрочь забыла о моем брате. Тебе скоро двадцать, ее муж растил тебя как родного, обожал тебя, у вас все было прекрасно и вдруг… Совершенно чужой по сути человек может ненароком поломать эту идиллию, может настроить сына как-то не так, как ей хотелось бы… Мама потеряла мужа и боится потерять тебя.

— Потерять меня?

— Да.

— Глупость какая… Женщины, одно слово, — вдруг широко улыбнулся Петя. — Я ж не идиот, не беспамятный кретин. Я что, могу забыть папу? Могу забыть, как он со мной возился, как учил меня, например, ловить рыбу, ездить верхом, играть в преферанс… Да мало ли чему он меня учил! О таком отце можно только мечтать, а каким отцом был бы ваш брат, извините, это еще большой вопрос. Да и вообще… Странные люди эти женщины…

Родион улыбнулся. До чего ж хороший парень его племянник!

— Петя, не надо сердиться на маму.

— Да я же не сержусь, я удивляюсь.

— И удивляться не нужно. Пойми, твой отец, судя по всему, был сильным человеком, мама была за ним, что называется, как за каменной стеной. И вдруг такой поворот, она просто растерялась. А мне невыносимо было думать, что слабая женщина…

— Родион Николаевич, вы не совсем правы. Мама вовсе не слабая женщина. Нет. Отец, конечно, был для нее каменной стеной, но… Он всегда знал, что уйдет рано и старался сделать маму достаточно стойкой. Он настоял, чтобы она приобрела профессию, научилась работать, научилась сама справляться со всеми трудностями. Он никогда не лез в ее бизнес. Говорил: «Девочка, это только твое». Хотя любил ее как ненормальный… И мне года за два до смерти сказал: «Когда умру, дай маме погоревать годик, а потом скажи ей, пусть живет на всю катушку…»

— Твой отец был болен?

— В том-то и дело, что нет. Но видно предчувствовал. Родион Николаевич, а ведь это странно… Вы — мой дядя… С ума сойти.

— Не знаю, как ты, а я рад, что у меня такой племянник, — улыбнулся Родион.

• Предыдущая
• 31/40
• Следующая