Девственная селедка - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/40
• Следующая

И он пошел шататься по незнакомому, но восхитительному городу. Вот это да! Я же как пьяный, а выпил всего одну кружку пива. Часа через два он набрел на старинную пивную, зашел. Она оказалась какой-то неправдоподобно огромной. Он нашел свободный столик. Кругом было шумно, многолюдно, мужчины, женщины, старики, дети, целые семейные кланы… Подбежал пожилой официант, выслушал заказ, кивнул и унесся.

Как хорошо, думал он, прихлебывая потрясающее баварское пиво. И как славно, что она тоже любит темное пиво. Он грыз соленые крохотные крендельки, которые казались ему невероятно вкусными. Дурак ты, Родька. Совсем поплыл от счастья? Да, поплыл… А вдруг больше ничего и не будет? Ну что ж… Не будет, значит, не суждено. Но за эти минуты пусть даже призрачного счастья можно отдать все на свете. Неужто все же существует любовь? Наверное, иначе с чего бы эта эйфория? Вот уж воистину, лучше поздно, чем никогда!

Заметив, что кружка Родиона пуста, кельнер вопросительно взглянул на него, тот кивнул и через минуту перед ним уже стояла другая, полная. Боже, какое счастье!

— Лали, что случилось? — шепотом спросила Ирма.

— Потом.

Покупатели шли один за другим и поговорить не было никакой возможности.

Наконец женщины остались наедине. Но закрывать магазин было еще рано.

— Лали, ну что? — нетерпеливо спросила Ирма.

— Ты о чем? — рассеянно отозвалась Лали.

— Как о чем? Об этом мужике.

— Ирма, ты знаешь, с чем он приехал?

— Просить твоей руки?

— Да ты что!

— А мне показалось, он уже готов…

— Сейчас не до того…

И она рассказала подруге все, что произошло сегодня.

— Обалдеть!

— А что еще ты можешь сказать?

— Он мне нравится.

— Да при чем тут это?

— Ты не поняла. Я хочу сказать, что совершенно вроде бы чужой мужик так влюблен, что примчался предупредить тебя, готов взять на себя такой нелегкий разговор с твоим сыном. Это дорогого стоит. По-моему, он как раз тот человек, который тебе нужен.

— Почему ты так решила?

— Потому что ты привыкла жить за каменной стеной. Я вот для всех своих мужей сама была каменной стеной и мне в конце концов это надоело. А твой Иваныч был надежен, как скала…

— И ты полагаешь, что его можно заменить? — горько усмехнулась Лали.

— Заменить нельзя, кто бы спорил. Но он умер, понимаешь, умер? А этот живой, к тому же, готов быть для тебя этой самой стеной… Пойми, Лали, жизнь слишком длинна для одной-единственной любви.

— Это ты сама додумалась?

— Нет, где уж нам уж… Это Ремарк сказал. Но я с ним полностью согласна.

— Но я даже подумать не могу…

— Ну, во-первых, тут надо не думать, а чувствовать, и не глушить в себе зов плоти.

— Какой к черту зов, о чем ты?

— О том, что видела своими глазами. Когда вы с ним вышли на улицу, он взял тебя под руку, а ты так прильнула к нему…

— Не ври! — испугалась Лали.

— Я не вру. Врешь как раз ты! Он же тебе нравится. Сама вчера говорила.

— Я сказала только, что он приятный человек, это еще ничего не значит.

— Зачем ты врешь сама себе? Он тебе нравится, тебя к нему тянет, а ты этого боишься. Не будь дурой, такой может больше и не встретиться.

— Послушай, сейчас не об этом речь. Я не знаю, как с Петькой… Как он отреагирует… Что вообще будет?

— Да ничего особенного не будет. Он большой и умный. И надежный, в отца. Ой, что я говорю, — фыркнула Ирма. — Хотя все правильно. Иваныч же еще у тебя в пузе растил Петьку. И он на сто процентов его сын. А кто там его зачал, в общем-то неважно. Важно, что Петька вырос в атмосфере, о какой любой ребенок может только мечтать. У вас была настоящая семья. Вы любили его, он вас, и друг дружку вы любили. И Иваныч твой был ему самым настоящим отцом… Так что ему какой-то заезжий молодец?

— Ах, откуда я знаю, что из этого получится?

— Лали, этого никто не знает, но по всем показателям все должно получиться как надо. Он же нравился Петьке, этот твой Родион. И ему будет приятно обрести вдруг дядю.

— А Гамлет?

— Кто? — вытаращила глаза Ирма.

— Гамлет не любил дядю.

— Но дядя Гамлета прикончил его папашку. А Родион к смерти Иваныча отношения не имеет. К тому же Петька не неврастенический датский принц. Глупости. И вообще, это не шекспировская история. Отнюдь.

— Думаешь?

— Уверена.

— Да, знаешь, я рассказала Родиону про котенка.

— И что?

— Он попросил, чтобы я назвала котенка Родькой.

— Да? А ты?

— Согласилась, — вдруг покраснела Лали.

— Кажется, это твой единственный умный поступок за сегодняшний день. Знаешь, подруга, что бы ты ни верещала, а Родион тебе нравится. И слава Богу.

Переполненный счастьем и баварским пивом Родион притащился в гостиницу. Уже в дверях он подумал, что надо было бы купить цветочков милейшей фрау Марианне, но сил уже не было. К тому же за стойкой сидел молодой человек. Успею еще, решил Родион и шагнул в лифт. Ах, хорошо! — мысленно произнес он, войдя в уютный номер. Едва он снял куртку, как в кармане зазвонил мобильник. Кому это неймется? Фаина!

— Родька, ты где?

— Привет, девушка, с наступающим тебя!

— Я спрашиваю, ты где? Дома тебя нет, мобильник был отключен.

— А, ну да, я в Мюнхене.

— В Мюнхене? Ты вроде не собирался.

— А вот собрался.

— Новый год где встречаешь?

— А что?

— Хотела пригласить к себе.

— Увы, я вернусь только третьего.

— А это что, каникулы или командировка?

— Командировка, — сам не зная почему соврал Родион.

— Как жалко… Родька, мне грустно, слушай, а может, я махну к тебе? Встретим вместе Новый год, это так романтично!

— С ума сошла! Нет, Фаина, это невозможно.

— Ты не пугайся, я не буду посягать на твою невинность. Просто мне плохо, и, кстати, по твоей вине.

— То есть?

— А твой братишка изрядной скотиной оказался.

— Фаина, ты все-таки учти, что я за границей, и мобильник жрет деньги немерено. Вот я приеду и ты мне все расскажешь.

— Нет, я просто сейчас же спущусь вниз и положу бабки на твой мобильник. Никогда не знала, что ты жлоб! — в ее голосе уже слышались истерические нотки.

— Хорошо, что сделал мой брат?

— Он со мной переспал, а потом, еще в постели начал мне заливать, что приехал в Москву найти свою любовь по имени Ева, которая, как выяснилось, родила от него. Как тебе это нравится? Ну разве не скотина?

— Скотина. Но ему ты об этом сказала?

— Можешь не сомневаться, я ему все сказала и выгнала взашей.

— Ну и молодчина! Хотя так скоро прыгать к нему в койку не следовало бы, подружка.

Она задохнулась от возмущения.

— Ты такая же скотина? Сразу валишь баб в койку, а потом читаешь им мораль? Да пошли вы все! Я думала ты другой, а ты… Знать тебя не хочу!

Она отключила телефон.

Он почувствовал неловкость. В самом деле, не надо было бы этого говорить. Ему вовсе не хотелось ее обижать. Но куда больше его сейчас занимала мысль о том, что Платон вовсе не забыл о Еве. И если уж в такой ситуации заговорил о ней, значит, эта мысль его действительно точит. И он, конечно же, разыщет Лали. Но сейчас, когда он принял меры предосторожности, его куда больше пугала другая перспектива. А вдруг Лали опять западет на Тоника? Ведь запала же она на него когда-то? Если он поведет себя не по-хамски. Но с Фаиной он был откровенным хамом. Бедняжка… Она права, это я виноват. Но ничего, я вернусь, привезу ей какой-нибудь подарок, выслушаю ее сетования, и она успокоится. И почему такой прелестной женщине так не везет с мужиками? Видно, с ней самой что-то не так…

Он принял душ, завалился в постель и заснул почти сразу. Ему ничего не снилось.

Жизнь слишком длинна для одной любви… Надо же… И почему это все так хотят пристроить меня? А я вот не желаю, хотя, не буду притворяться, мне приятно, что этот человек в меня так влюблен… Но что у нас может быть? Он же брат Тоника. Они общаются, а из-за меня может начаться вражда… Это плохо. Брат мой, враг мой… Был такой роман, кажется? Или это из Библии? Не помню… Да и неважно… И вообще… Он живет в России, у него там дело, а я в Германии, и у меня тут свое дело. Он не бросит Москву, а я не брошу дом, который построил Иваныч. И Петьку. Что у нас может быть? У нас может быть только роман… И чем же это плохо? Это совсем неплохо… вдруг мелькнула у нее крамольная мысль. Это, собственно, единственное, что может быть… Так пусть будет… У меня же толком не было романа… Тоник не в счет. А с Иванычем романа не было. Все с налету, по безумной страсти… Он же тогда сразу стал мне как муж, хоть мы и расписались только через месяц… Но как же это было прекрасно! Нищие, веселые, полоумные от любви, нам все было в радость… Помню, когда он на другой день уехал в Ленинград, я хотела связать ему свитер, но поняла, что не успею за два дня, и решила связать жилетку. Связала, успела! В каком же он был восторге, как гордился ей. А дни, как назло, стояли жаркие, толстую вязаную жилетку не наденешь, как же он расстраивался… А как изменились у него глаза! Из них ушла та тяжесть взгляда, которая поразила меня при первой встрече, они стали веселые и какие-то чертячьи. Я нередко смеялась: «Иваныч, я всегда думала, что чертячьи глаза черные, а не голубые!» А он смеялся: «А я вообще нетипичный! Такой вот голубоглазый черт. Это оттого, что влюблен до чертиков!»

• Предыдущая
• 30/40
• Следующая