Проклятие любви - Гейдж Паулина - Страница 64
- Предыдущая
- 64/135
- Следующая
В конце концов она забылась глубоким сном. Пробуждение было тягостным, звуки флейты и лютни медленно и тяжело проникали в сознание. Когда она открыла глаза, Пиха поднимала занавеси на окнах, музыканты, исполнив свои обязанности, кланялись и выходили. Дневная жара уже не давала дышать, лазурная синева неба, проглядывавшего в окно, приобрела оттенок бронзы. «Исповедь отрицания» все еще была у нее в руках. Она прижала ее к щеке и затем бросила под кровать.
Через два часа остатки малкаттского двора – свита Тейе, несколько придворных, решивших остаться, и старшие женщины гарема – собрались на ступенях причала, чтобы проводить фараона. Тейе сидела на троне в редкой тени балдахина, корона с рогатым диском и двойным пером давила на ее мокрый от пота лоб с такой силой, будто вместо короны у нее на голове была сама империя. Канал от причала до реки был забит различными судами, на всех реяли яркие флаги, они были заполнены смеющимися, толкающимися людьми. Те, которые стояли позади Тейе, молчали, и до нее медленно доходило, что ее и сопровождающих отделяет от сотен возбужденных людей гораздо больше, чем несколько шагов по траве и горячим камням. С болью в сердце она всматривалась в толпу. После смерти Осириса Аменхотепа она много раз улавливала отблеск гребня невидимой волны, эта далекая тонкая линия несла предупреждение и тоску; это вздымалась пучина самого времени, и вот уже волна поглотила ее. Тейе огляделась, сидя на троне. Повсюду она видела лица, в той или иной мере отмеченные возрастом, тусклые глаза, ослабевшие, согбенные тела тех, кому простые движения уже давались с трудом и болью. Не имело значения, что в этих телах обитали ка, всегда жизнерадостные и полные молодой силы. Желаниям духа противостояла стареющая плоть, и только глаза, где временами вспыхивал прежний блеск, все еще выдавали не тронутую временем душу. Тейе поймала себя на том, что разглядывает Тиа-ха – маленькую толстую женщину с чрезмерно накрашенным лицом, которая кланялась и улыбалась, как юная кокетка. Она быстро отвела взгляд, но тут же встретилась со спокойным и внимательным взглядом Нефертити. Высокая и стройная, парик убран золотой спиралевидной сеткой, вьющейся поверх локонов до самой талии и завихряющейся ниже плавного изгиба бедер до самых колен. А она женщина, – горько подумала Тейе – Двадцати восьми лет. Как так могло случиться? Новая беременность Нефертити была уже заметна, и молодая женщина, казалось, олицетворяла собой все, что Тейе – она знала это – утратила навсегда. Нефертити торжествующе улыбнулась тетке и исчезла в темноте занавешенной кабины.
Эхнатон шагнул вперед, двойная корона на нем сияла, фараонская бородка из плетеного золота и ляпис-лазури ярко вспыхивала. Струйки фимиама поползли вверх, и жрецы Атона приступили к молитвам за удачное путешествие. Эхнатон взял Тейе за руки, когда она поднялась.
– Ты знаешь, что я дал обет никогда не возвращаться в Фивы, – спокойно сказал он. – Если ты пожелаешь увидеть меня снова, тебе придется приехать в Ахетатон. Матушка моя, для нашего возлюбленного Египта наступает новая эра, и через десять тысяч хенти, когда почитание Атона распространится по всему миру, люди забудут о том, что когда-то существовали Фивы с их богом. Но они всегда будут помнить, что меня родила ты, и будут с почтением произносить твое имя.
Она нежно коснулась его щеки.
– У тебя сегодня снова болит голова.
Он закивал, поморщившись от боли, которую причиняло ему каждое движение.
– Да. Снова меня касается божественная рука, но, когда Фивы скроются из виду, я смогу поспать.
Больше говорить было не о чем. Тейе откинулась на троне, а Эхнатон отправился перерезать горло быку, уже связанному и спокойно ожидавшему своей участи на переносном алтаре. Струи вина и искупительного молока полились на ступени причала. Чаши с кровью передавали из рук в руки среди толпившихся перед дворцом и среди тех, кто уже занял места на судах, но никто не поддался безумному порыву помазать себя, как обычно во время ритуала благодарения в былые дни. Двор Эхнатона научился сдержанности.
Наконец фараон воздел окровавленную руку и, пройдя по сходням, исчез в кабине. Прозвучал приказ кормчего, и судно отчалило. Весла с плеском ударились о воду, и «Хаэм-Маат» отчалила от берега Малкатты.
Тейе не стала задерживаться на причале, а, сделав знак Хайе и своей свите, медленно направилась во дворец, миновав огромную приемную залу, теперь пустую и безжизненную, потом залу для личных приемов фараона, и вышла в сад. Здесь она поднялась по ступеням, прилегавшим к внешней стене дворца, и взошла на крышу. За полоской пальм, покачивающих сухими кронами, виднелась скученная масса судов, стремящихся занять позицию позади царской ладьи, которая уже повернула на север. Весла погружались и поднимались. Реяли флаги на мачтах. Островки, которых было много по Нилу между Фивами и Малкаттой, постепенно становились различимы, по мере того как корабли один за другим расходились в стороны и в просветах между ними заблестела вода. В этот день тумана на реке не было. Пилоны и башни Карнака врезались в синее небо, и справа и слева от них по линии горизонта простирался, казалось, бесконечно огромный город.
– Тысячи людей выстроились вдоль причалов и стоят в воде, – обратилась Тейе к Хайе некоторое время спустя. – Они высыпали даже на крыши. Однако я не слышу их голосов.
– Это потому, что они молчат, императрица, – сухо ответил Хайя. – Невеселый для них день. Я не видел ни одного жреца Амона на причале Карнака.
– Они не хотят смотреть на эго.
Тейе заслонила гядза рукой. Неровная коричневая масса была необычайно неподвижна и молчалива, и постепенно враждебность горожан передалась Тейе как предчувствие возмущения и затаенной, бесцельной жестокости.
Хайя тоже почувствовал это и, засуетившись рядом с ней, отступил от края крыши и обтер лицо.
– Думаю, что они пока не понимают, что произошло, – заметил он, когда Тейе тоже отошла от низкого парапета. – В Фивах не будут больше закупать еду, вино и предметы роскоши, потому что все торговцы теперь, конечно, переместятся на север, в Ахетатон, вместе с иноземными посланниками. А значит, прекратится торговля, с которой в Малкатту поступало большинство иноземных товаров, не говоря уже об урожаях зерна из личных угодий знати. И фараон больше не будет строить в окрестностях города. Будет много голодных, люди остались теперь без работы.
– Есть еще жрецы, у них можно найти работу, – раздраженно бросила Тейе. – В Карнаке больше двадцати тысяч жрецов, и с их имуществом тоже нужно управляться. Фивы пострадают, но не погибнут. Послушай, какая пустота вокруг, Хайя! Я, наверно, просплю весь остаток дня.
Было хорошо лежать в тихой, затемненной комнате, закрыв глаза. Она проспала до рассвета следующего дня, потом завтракала в постели под сладкоголосое пение артистов. Потом, неторопливо одевшись и накрасившись, вальяжно прохаживалась по дворцу, непринужденно болтая со своими людьми. Комната за комнатой приветствовали ее гулким равнодушием. Двери стояли открытыми, гладкие мраморные полы пустых зал были залиты солнечным светом. Узоры, которых она давно не замечала, вдруг проявились на стенах, больше не заслоненных мебелью, цвета и четкие линии в пустых комнатах выглядели странно яркими и свежими. Шаги Тейе гулко раздавались в пустых коридорах, в застывшей неподвижности спален уже начала скапливаться пыль. Огромная зала для приемов с помостом и украшенным бордюром балдахином казалась средоточием всей этой пугающей пустоты, где в извечном полумраке еще витали ароматы воспоминаний. Потрясенная Тейе приказала запечатать все пустые комнаты во дворце.
После полудня она посетила палаты управителей, где тоже царила атмосфера покинутости. Рабы еще не успели убрать их, и казалось, что люди, которые работали здесь, вот-вот возвратятся, потому что повсюду были разбросаны свитки, перья, пустые чернильницы и глиняные таблички, на которых ученики архитекторов выцарапывали свои наброски. Палата Туту стояла в руинах поспешного бегства. Тейе подобрала среди груды обломков разбитую табличку, с трудом разбирая язык официальной переписки. «К ногам моего владыки семь и семь раз падаю ниц…» Глубоко вырезанные аккадские знаки обрывались там, где раскололась табличка. Вздохнув, Тейе повторила приказание опечатать двери и отправилась искать утешения в гареме у Тиа-ха.
- Предыдущая
- 64/135
- Следующая
