Проклятие любви - Гейдж Паулина - Страница 65

• Предыдущая
• 65/135
• Следующая

Она нашла царевну, уверенно пробирающуюся сквозь неимоверную неразбериху из подушек, сброшенных платьев и надкусанных фруктов и сладостей.

– Дворец уже удручает меня, императрица, – сказала она Тейе. – Теперь, когда фараон забрал всех молодых женщин в свой новый гарем, а мы, старые жены, остались здесь, Малкатта стала похожа на уютную гробницу.

– Значит, ты все-таки хочешь удалиться в Дельту.

Тейе сидела на ложе, следя за бликами света, а Тиа-ха расхаживала перед ней взад-вперед.

– Если моя богиня будет так добра отпустить меня, – выпалила Тиа-ха на одном дыхании и вскинула руки. – Мне осталось так мало времени. Я думала, что это будет забавно – наблюдать за правлением твоего сына, но оно оказалось спокойным, предсказуемым, без единого крупного скандала. Кроме твоего с ним бракосочетания, конечно. – Она искоса бросила на Тейе взгляд, исполненный теплоты. – Я не могу больше выносить жару Верхнего Египта. Могу я послать своего управляющего на север, чтобы он приготовил мой дом?

– Конечно. – Тейе выдавила улыбку. – Год назад я предлагала тебе свободу. Твой муж умер. Ты вдова. Может быть, ты снова выйдешь замуж.

– Нет, – ответила Тиа-ха, останавливаясь и глядя в окно. – Не после Осириса Аменхотепа. Это будет развлечение, но не любовь. Здесь меня удерживаешь только ты. И тебе тоже нечего делать в Малкатте. Поезжай в Джаруху. Не надо оставаться здесь. Эти пустые покои начнут преследовать тебя во сне.

– Я все еще императрица, – раздраженно напомнила ей Тейе. – Малкатта более подходит для меня, чем личное имение.

– Конечно. – Тиа-ха повернулась к ней и покаянно поклонилась. – Я говорила опрометчиво, заботясь о тебе. Могу я диктовать письма, пересказывая тебе все сплетни, которые мне удастся раздобыть в провинции?

– О Тиа-ха! Ну как же я смогу прожить, не получая от тебя ни слова! Да приумножит Хатхор твои силы!

– А подходящий мужчина сделает это лучше. – Тиа-ха рассмеялась. – Идем, Тейе. Давай проведем вечер за сенетом, и, может быть, ты окажешь мне честь отпраздновать последние события со мной в саду, как только Ра опустится за горизонт.

– Я буду скучать по тебе, – сказала Тейе, не отвечая на приглашение.

Тейе больше ни разу не навестила подругу, и они не простились официально, но неделю спустя Хайя доложил, что покои Тиа-ха опустели. Узнав это, Тейе поднялась на крышу и сидела в сгущающихся сумерках, борясь с печалью, вызванной отъездом царевны. Для нее это было не только потерей старого друга, они могли обмениваться письмами и подарками в любое время. Тейе знала, что причина ее боли в общем прошлом, когда они с Тиа-ха были молоды и Аменхотеп еще был в расцвете своей мужской силы. Мы были так счастливы тогда, – думала она, а темнота тем временем сгущалась, на небе начали появляться звезды. – Все эти годы я редко размышляла над своей судьбой, а когда такие мысли посещали меня, я представляла, что дальнейшая моя жизнь пройдет в окружении плодов моих усилий, это будет время удовлетворения и дружеского общения. Никакие предчувствия никогда по-настоящему не тревожили мои юные сны. Теперь все уже в прошлом, все минуло, как проблеск лунного света на водной ряби, и если я хочу быть храброй, я не должна оглядываться назад. Я одинока, в будущем – только пустота, мой титул императрицы больше ничего не значит. Но все же я богиня Солеба, и жрецы еще отправляют службы перед моим бессмертным изображением, и мой храм полнится фимиамом. Я должна помнить об этом. Даже если грядущие годы принесут только нежеланный покой наступающей старости, я всегда буду достойна поклонения.

В течение следующих месяцев Тейе не раз вспоминала предупреждение Тиа-ха о том, что пустые комнаты Малкатты будут преследовать ее во сне. Закрытые и опечатанные двери стали терзать ее воображение. Она могла лежать ночами без сна, думая о темных коридорах за многочисленными опечатанными дверями, и, если она осмеливалась представить себя идущей по ним, неизменно видела открывающиеся одна за другой пышно убранные комнаты, полные зловещих тайн. Днем она все реже и реже входила в неохраняемые двери, ведущие в покои фараона, или в анфиладу комнат царицы, или в места публичных приемов. Она начала устраивать свои собственные скромные пиршества в обеденной зале, приглашая своих инженеров, архитекторов, управителей вместе с ней насладиться трапезой и искусством музыкантов и танцоров, но несколько сотен присутствующих не могли разогнать огромные тени, а их веселье казалось натянутым и неестественным. Вскоре Тейе стала трапезничать в своих покоях, предоставив гостям большую часть прежних палат Нефертити, потому, что не могла больше видеть незанятые места за столами и высокие колонны, отбрасывающие сплошные тени в желтом свете ламп.

Вскоре пришли сообщения от брата и Мутноджимет. Она не доверила писцу чтение свитка Эйе, это сделал Хайя, который опустился перед ней и сел на полу, скрестив ноги. Эйе писал сам, не иероглифами, как обычно, а четкими и ровными знаками иератического письма, которым пользовались торговцы.

«Моей дражайшей сестре и вечно живущей императрице, приветствия. Пусть Мин дарует тебе молодость, силу и благословляет во всех начинаниях. Спешу сообщить, что моя жена и твоя подданная Тии пребывает в добром здравии и целует твои ноги. Далее спешу сообщить, что визирь Юга, Рамос, умер и теперь его место занял Нахтиаатон, который некогда был жрецом Амона, но с тех пор узрел истину Атона.»

Тейе мрачно улыбнулась про себя, когда Хайя прервался чтобы сдержанно откашляться. Нахтиаатон был довольно приятным молодым человеком, но более чем несведущим в том, что входило в обязанности визиря.

«Фараон немедля сделал его персоной злата. Действительно, с тех пор как фараон переехал сюда, золото милости распределяется с величайшей щедростью. Я сам тоже удостоен чести быть осыпанным золотом милости, и я теперь личный царский писец».

Небольшое предостережение, – подумала Тейе. – Как за наиболее доверенным писцом фараона за Эйе будут постоянно шпионить завистники, те, кто подозревает его в сношениях со мной и кто боится за безопасность Эхнатона.

«И еще спешу сообщить, что сам Азиру снова ведет переговоры о мире и союзничестве с Суппилулиумасом. Война Суппилулиумаса против северной Сирии и наших вассалов там заканчивается, потому что он вышел победителем. Целую твои прекрасные ноги и молюсь перед твоим святым изображением, о богиня Солеба, да славится твое имя вовеки».

Хайя положил свиток, и тот начал с шуршанием сворачиваться.

Тейе молчала. Бессмысленно терзаться беспокойством о разрушении империи, – думала она. – Я больше ничего не могу сделать, так что хорошо бы мне выбросить все это из головы. Определенно, мой сын никогда не позволит, чтобы все зашло так далеко, что Египту пришлось бы воевать на своей собственной земле! Даже теперь еще не слишком поздно, нам необходимо снова обрести хоть каплю былой мощи и авторитета. Где-то побряцать оружием, кое-кого казнить… Коротко рассмеявшись, она пришла в себя.

– Сожги свиток в жаровне, прежде чем уйти, Хайя, и пришли ко мне немого слугу.

Он поклонился и, сунув аккуратно написанное письмо Эйе в оранжевое пламя, вышел.

Позади нее открылись двери, и с поклоном вошел немой слуга, он опустился на пол и пополз, чтобы поцеловать ей ноги. Она жестом велела ему подняться, подошла к столу и обмакнула перо в чернила. Она протянула ему перо, и на мгновение их глаза встретились. Тейе смотрела в лицо человеку, который убил Ситамон. Она не сожалела о том, что взяла его работником на свою кухню и потом научила писать. Немые слуги были большой редкостью. Он взял перо, подождал, пока она отойдет на положенное расстояние, и принялся писать. Сообщение было недлинным. Тейе взяла свиток со стола, куда слуга аккуратно положил его.

«Весь Ахетатон взбудоражен тем, что Великий Храм здесь действительно имеет свой Бен-бен, в отличие от незаконченного храма Атона в Карнаке, – молча прочла Тейе. – Это священная стела. На ней вырезаны изображения фараона, царицы и царевны Мериатон».

• Предыдущая
• 65/135
• Следующая