День на Каллисто (антология) - Вейс Ярослав - Страница 17
- Предыдущая
- 17/87
- Следующая
— Господин прокурор, — серьезно ответил доктор Бергсон, — смею вас заверить, что практически весь изготовленный в институте препарат был уничтожен, уничтожены также все лабораторные журналы с записями опытов и сами мы не приняли никакой дозы антиментона. Да и зачем нам нужно было это делать — ведь мы действовали в полной уверенности, что угрызения совести нас мучить не будут.
— Ну и как, не мучают? — испытующе глянул на посетителя прокурор Классен.
— А вы мучились бы угрызениями совести, господин прокурор, будучи убеждены, что действуете в интересах человечества?
— Милый доктор Бергсон, — усмехнулся прокурор, — хотя по некоторым вашим высказываниям сразу видно, что вы не юрист, я все же хотел бы вас кое о чем спросить. Уверены ли вы, что где-нибудь в другой стране, в какой-либо другой лаборатории в это же самое время или, допустим, в ближайшем будущем не будет создано нечто подобное антиментону?
— Думаю, что именно так оно и будет, — ответил доктор Бергсон, вялым движением рук как бы расписываясь в собственной беспомощности. — Вероятно, в научных исследованиях каждый полученный результат можно использовать как на благо человечества, так и во вред ему. Правда, как только где-нибудь произойдет нечто подобное, люди сразу должны выступить против этого.
— Но, господин доктор, — возразил прокурор Классен, — как можно с самого начала знать, принесет данное открытие пользу или вред? Или что из них окажется более важным? Это все равно, как если бы мы рассуждали об атомной энергии, имея в виду лишь атомную бомбу, а не, к примеру, радиоактивные материалы, используемые для облучения опухолей. Где тут граница? Если позволите, то как юрист я бы сказал, что фактически у нас с вами достаточно близкие взгляды на вещи, хотя в целом ряде вопросов мы несколько расходимся. Итак, вы пришли сообщить мне, что у меня остается двенадцать часов на размышление, чему отдать предпочтение, причем, как я понимаю, передо мной стоит выбор: либо присоединиться к вашей точке зрения, которая, вообще говоря, не является достаточно общим решением вопроса, и забыть о том, что на свете существуют право, законность и все остальное, либо действовать сообразно духу своей профессии и начисто забыть о мотивах, которые вы мне здесь привели.
Доктор Бергсон поднялся с кресла и с достоинством поклонился.
— По-моему, все сформулировано абсолютно точно. У вас действительно есть двенадцать часов на размышление. Простите, господин прокурор, что отнял у вас слишком много времени.
— Мне было интересно выслушать вас, господин Бергсон, — сказал прокурор. — Поверьте, я вполне допускаю вашу точку зрения и рад, что вы меня тоже поняли. Уверяю вас, что постараюсь продумать создавшуюся ситуацию до конца. Хотя, конечно, любое решение выдвинет перед нами новые проблемы.
— Понимаю, господин прокурор, — сказал доктор Бергсон уже у самой двери. Потом полез в карман и вынул оттуда маленькую пробирку. — Понимаю, — повторил он, — принять правильное решение всегда трудно, особенно в таком деле. А на вас падает огромная ответственность. Видите ли, пока мы здесь рассуждали, все было более или менее ясно, поскольку нам вовсе не приходило в голову, что можно что-нибудь забыть. Ведь для нас очевидной казалась только наша правда. А теперь, если позволите, я хотел бы вручить вам единственную оставшуюся у нас порцию антиментона. Он действует вполне надежно и, кроме того, совершенно безвреден. С вашего разрешения, через двенадцать часов я позвоню вам, чтобы узнать, воспользовались вы им или нет. До свидания, господин прокурор.
Он поклонился еще раз. Потом приоткрыл дверь и, прежде чем покинуть кабинет, обернулся и проговорил слегка извиняющимся тоном:
— А теперь, представьте себе, господин прокурор, что в этой пробирке вовсе не антиментон, а всего лишь «плацебо» — не оказывающий никакого действия, полностью безвредный препарат, и что я вам солгал. Естественно, я не утверждаю, будто это именно так. Однако, если бы это было так, вам пришлось бы очень трудно… Не правда ли, господин прокурор? — и доктор Бергсон тихонько притворил за собой дверь.
Иван Изакович{*}.
Одиночество{8}
(перевод А. Машковой)
Одиночество равносильно смерти…
— Алло? «Санди таймс»? Дайте шефа, дорогуша. Его нет? Кто? Это Смит, ну да, Джолион Смит. Первая полоса готова? Еще нет? Тогда слушайте: у меня сенсационный материал. Бенст, ну, тот самый мореплаватель нашелся. Вернее, наоборот, его уже нет. Официально подтверждено… Алло, алло, вы дадите мне секретаршу? Это Уинфред? Диктую. Заголовок: «Трагедия или несчастный случай?» Вопросительный знак. Текст:
«Вчера вблизи Азорских островов французский корабль «Бордо» обнаружил парусное судно, которое не отвечало на сигналы. Точка. Как выяснилось, это судно принадлежало английскому мореплавателю Дональду Бенсту. Точка. Обнаруженных на борту запасов продовольствия могло бы хватить еще на добрых пятьдесят дней, питьевой воды — на сорок. Точка. Последние слова Бенста в судовом журнале, который он вел на протяжении двухсот сорока дней, были, кавычки: «Я знаю, что ровно в одиннадцать часов двадцать минут должен кончить эту игру».
Кавычки. Конец… Написали? Все. Пока. Дайте мне старика.
Газеты уже не раз писали об английском мореплавателе Дональде Бенсте. Да и сам Смит совсем недавно опубликовал о нем статью, полную всяческих догадок. Однако на сей раз он узнал о судьбе Бенста из официальных источников. И первый! Ему помог друг детства, майор Герон, морской летчик, который недавно оставил службу, найдя себе приличное место в Министерстве морского флота.
Последняя запись в дневнике Бенста не нравилась Смиту. Снова и снова возвращался он к мысли о том, что же могло приключиться с Бенстом. «Я должен кончить эту игру». Какую игру? И что означает столь точное время? Одно было ясно: на Джеймса Герона он, Смит, мог положиться.
Не желая говорить о подробностях по телефону, Герон намекнул на некое загадочное обстоятельство. Оно, мол, в судовом журнале Бенста, который Герон на одну ночь «позаимствовал». Позже, сидя рядом со Смитом, Герон листал страницы журнала и негромко комментировал их.
Вначале Смит не обнаружил в дневнике ничего особенного. Обычные аккуратные записи, иногда краткие, порой более подробные. В них Бенст сообщал о мелких неполадках, которые мучили его с первых же дней пути, указывал местонахождение судна, отмечал неисправности в приборах собственной конструкции. Когда отказал генератор, Бенст остался без электричества, без радиосвязи, без метеосводок. Он стал подумывать о возвращении. К тому же судно дало течь…
— Он начал строить свою посудину слишком поздно, — вслух размышлял Смит. — Он был упрям, как все одиночки.
— Разумеется, ведь речь шла о его престиже… Читай дальше.
«Сегодня мне опять пришлось черпать воду и конопатить днище. Кошмар. Все ненадежно. Сплю урывками. Судно разваливается. И все должен я сам…»
Последнюю фразу Смит невольно прочитал вслух.
— Почему же он продолжал плавание? — недоумевал Герон.
— И это спрашиваешь ты, витязь «Бостонской регаты»? — удивился Смит.
— Да, но ведь со мной все было совсем иначе, — задумчиво произнес Герон. — Он отлично знал, что два его соперника перевернулись, что лишь благодаря счастливой случайности им удалось спастись. Неужели он не понимал, что с такой развалюхой его затея обречена на провал?!
Смит ткнул пальцем в последнюю строчку и испытующе посмотрел на приятеля.
«А что, если бы я вот так, вдруг, появился в Англии?.. Нет, необходимо продолжать плавание. Если я сейчас смалодушничаю, десять лет каторжного труда пойдут насмарку. Я докажу! Уж если какой-то чех, который видел Атлантику только в кино, сумел переплыть океан в одиночку, то я…»
- Предыдущая
- 17/87
- Следующая