Рыцари плащаницы - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/79
• Следующая

– Знаю, Александр Николаевич! – вздохнул генерал. – Но если б ты знал, как сердце болит за машины!

– А у меня – за них! – кивнул председательствующий на экран. – Наши люди, теплые, живые… В горах мы своих не бросали. Помнишь?

– В Афгане ты всегда мог вырвать лишнюю "вертушку"! – буркнул генерал.

– Но никогда не забывал отметить в рапорте героические действия наших ВВС, – отпарировал председательствующий и выразительно посмотрел на ряд орденских планок на груди генерала.

– Мертвого уговоришь! – махнул тот рукой.

– Что мы будем делать, когда обнаружим исследователей? – спросил строгий штатский.

– Видите ли, Семен Прокофьевич! – вздохнул председательствующий. – Сейчас этот вопрос на повестке дня даже не стоит. Дай Бог обнаружить…

Деревенский бальи был не стар: густые черные волосы, чуть тронутые сединой, полное круглое лицо и живые глаза, темные, как спелые плоды масличного дерева. Он почтительно поклонился Роджеру и встал у дверей, хитровато поглядывая на рыцаря. "Грек! – поморщился Роджер. – Что ему надо?"

– Доволен ли господин тем, как его встретили в селении? – подобострастно спросил бальи. – Хороша ли пища, которую вам подавали, почтительны ли хозяева жилищ, где встали твои воины? Что господин пожелает еще?

– Всем доволен! – отрывисто бросил Роджер. – И щедро заплачу.

Он сунул руку в кошель на поясе, но бальи упредил:

– Не надо денег, господин!

– Грек отказывается от денег? – сощурился Роджер. – Может ли такое быть?

– Я хотел бы поговорить с тобой, господин. Если позволишь.

Роджер оглянулся на стол, где они завтракали с Козмой и Иоакимом, молча указал свободное место на лавке. Бальи, не дожидаясь вторичного приглашения, сел; Роджер устроился напротив.

– Говори! – приказал хмуро.

– Вы когда уходите из селения? – спросил бальи.

– Скоро. Сразу после завтрака.

– Могу просить тебя задержаться?

– Зачем?

– Видишь ли, господин, – начал бальи, хитровато поглядывая на собеседника. – После битвы у Тивериадского озера к нам в селение стали приходить воины из разбитой армии короля. Кто раненый, кто нет… Так случилось, что наше селение недалеко от озера, и мы принимали всех. Христианин должен помогать ближнему, – бальи закатил очи горе, но по его плутовской роже было видно, что благочестие греку знакомо лишь на словах.

– Не видел я воинов в селении… – удивился Роджер.

– Они спрятались в масличной роще – испугались твоих сарацин, – пояснил бальи. – Приняли вас за отряд Саладина.

– Храбрые рыцари… Сколько их?

– Три десятка.

– Тридцать убежали от моих семерых?

– Издалека им было трудно разобрать, сколько с тобой воинов. К тому же у них мало оружия, а кольчуг и копий нет вовсе.

– Бросили, чтобы легче бежать! – хмыкнул Роджер.

– Никому не хочется в плен к сарацинам, – вступился бальи. – Ты знаешь, господин, как немилостивы они к христианам.

– Знаю! – нахмурился рыцарь. – Чего же ты хочешь?

– Уведи чужаков с собой!

Роджер изумленно уставился на грека. Тот поежился, но взгляд выдержал.

– Мы приняли этих людей, кормили и одевали, – стал торопливо объяснять бальи. – Денег с них не брали, да и не было у них денег. Мы исполнили свой христианский долг. Мы надеялись, что, окрепнув, они уйдут. Но им некуда идти.

– Разве вам не нужны мужчины?

– У нас достаточно мужчин! Это мирное селение, господин. Мы платили барону подать, и он защищал нас. Если кто из наших юношей хотел стать воином, он шел к барону и сюда уже не возвращался. Здесь есть кому работать в поле и выполнять другую тяжелую работу. А вот женщин мало…

– Понятно! – улыбнулся Роджер краем губ. – Сразиться с сарацинами храбрости не достает, а вот пригрозить мечом или ножом несговорчивому мужу…

– Дошло до дочерей, – тихо сказал бальи. – А мы, греки, ценим непорочность дев.

– Прогоните их!

– Мои поселяне не воины, я говорил тебе. Чужаки только насмехаются над ними. Они не работают, потому что считают, что воину это зазорно, пьют, едят на дармовщину, а теперь добрались до наших женщин. Скоро мои люди не выдержат, и все кончится большой кровью. Я не хочу, чтобы в моем селении христиане убивали христиан.

– Ты считаешь, что чужаки пойдут со мной?

– Ты рыцарь, а рыцарей они чтят. Они не боятся поселян и деревенского бальи, но перед своими вождями трепещут – я слышал это от них много раз. К тому же, – прищурился грек, – у тебя есть для них одежда, оружие и кони. Они будут рады надеть доспехи и обрести господина.

– Сочувствую тебе, но… – начал Роджер.

– Не торопись, господин! – упредил его грек. – Вот! – он снял с пояса большой кожаный кошель и разом высыпал его содержимое на стол. В кучке потемневшего серебра кое-где тускло поблескивали желтые монеты. – Это на жалованье и оружие твоим воинам.

– Не бедно живете! – удивился рыцарь.

– Мы отдавали барону половину урожая, – сказал грек. – Но барон со всей челядью сложил голову под Тивериадой, отдавать стало некому. Мы отвезли урожай на рынки Сирии и выгодно продали. У нас теперь нет хозяина.

– Сарацины придут.

– Им мы скажем, что барон забрал подать и уплыл за море, – хитровато сощурился грек. – Они не смогут это проверить, да и не станут. Они будут рады, что им досталось такое богатое селение. Мы поладим. Бери деньги, господин! Не отвечай сейчас! – заторопился бальи, видя, что Роджер нахмурился. – Скажешь потом.

С этими словами грек торопливо выбежал за дверь. Иоаким протянул руку, взял из кучки на столе горсть монет и, не спеша, рассмотрел.

– Серебряные милиарисии, равные римскому денарию, серебряные куфические дирхамы, у нас известные как куны, – стал перечислять он по-русски, – золотые византины, или безанты, как их здесь называют. Проще говоря, солиды. Твердая валюта всей Европы на тысячу лет. Солиды в будущем станут образцом для европейских золотых монет, того же венгерского дуката. Правда, венгры один грамм золота на своем дукате замотают. Хорошая коллекция…

– Положи обратно! – сказал Роджер, настороженно прислушавшись. – Мы не возьмем эти деньги.

Иоаким высыпал монеты обратно в кучку и даже встряхнул ладонями, показывая, что ни одна не прилипла.

– Почему ты не хочешь взять воинов? – спросил Козма у рыцаря.

– Это не воины. Сброд. Они бежали с поля боя, бросив оружие!

– Разве только они? Куда делись те, кто не погиб или не попал в плен?

Роджер засопел.

– Ты непочтителен, чужеземец, – сказал он после недолгого молчания. – И не сведущ в воинском деле. Эти люди долгое время отъедались здесь, пили вино, приставали к женщинам, вместо того, чтобы пробиваться к своим… Они перестали быть воинами! Судя по рассказу бальи, это пехотинцы. Пехота подвела нас под Тивериадой, отказавшись поначалу идти в бой. На этих трусов нельзя положиться.

– Думаю, что ты не прав, – строптиво возразил Козма. – Люди просто потерялись. На поле боя у них были вожди, которые говорили, что надо делать, куда идти и с кем сражаться. Они привыкли подчиняться, но их господ убили. Воины растерялись. Нового вожака не обрели.

– Почему так думаешь?

– Если б у них был вожак, они перерезали б нас этой ночью, взяв богатую добычу. А бальи, вместо того, чтобы жаловаться, привел бы свою дочь к главарю. И долго кланялся, чтобы тот оказал милость…

Роджер засопел еще громче.

– Эти люди утратили свои навыки, – сказал он сердито. – Они не упражнялись с оружием, не ходили строем и не стреляли из лука. Но я не хочу их брать даже не поэтому. Десять воинов – это малый отряд, которому легко проскользнуть мимо дозоров. Полусотня сразу привлечет внимание.

– То-то мы продвигаемся тихо! – всплеснул руками Козма. – Подумаешь, зарезали сначала семерых, а потом еще пятьдесят! Никто нас не видел и не слышал…

– Ты дерзок! – усмехнулся Роджер, – Но многого не понимаешь. Зачем, по-твоему, мы полдня хоронили сарацин у башни?

• Предыдущая
• 25/79
• Следующая