Дочка и отец-одиночка - Аверина Екатерина "Кара" - Страница 10

– В смысле?

Вот сейчас не понял. Чувствую себя полнейшим идиотом, но отчего-то решаю настаивать.

– Наталья Горина, мама девочки, была в командировке…

– Стойте-стойте, это все мне совершенно не интересно, – директор машет руками и встает. – У Антонины Гориной нет отца. Только мать.

– Но этого не может быть, – упираюсь я, основываясь на словах Царапкиной. – Посмотрите в свидетельстве о рождении.

– Хорошо.

Ильмира Исмаиловна достает папку, листает и поворачивает ее ко мне.

– Смотрите сами.

Читаю свидетельство о рождении. Полное имя девочки. Горина Антонина Кирилловна. Дата рождения. Мои данные …

– Что все это значит? – хмуро смотрю на директрису, снова чувствуя себя наитупейшим на этой планете.

– Это значит, что данные об отце заполнены со слов матери и не дают вам никаких прав на дочь, – терпеливо поясняет она. – С таким же успехом там мог быть и Иван Иванович.

– И что делать? – Очередной идиотский вопрос срывается с губ.

– А это смотря чего вы хотите. – Ильмира расплывается в какой-то странной усмешке. – Чтобы отказаться от дочери, можно просто уйти. А если решите ее забрать, тогда придется побегать, устанавливая отцовство.

Час от часу не легче. Значит, меня тупо развели? Как лоха. А я повелся. Ну идиот, конченый!

– Ясно, – разворачиваюсь к выходу и ухожу не прощаясь.

Почти дохожу до двери, как та распахивается и в мои объятия неожиданно влетает сама Царапкина.

– Кирилл? Вы… Как вы смеете… – упирается в грудь руками.

– Пошла ты, – бросаю я и выхожу из кабинета, громко хлопнув дверью.

Опешив от такой грубости, разворачиваюсь и торопливо иду за Кириллом. Он будто специально все прибавляет и прибавляет скорость.

– Метелин! – кричу ему в спину. – Мы будем играть в догонялки или все же поговорим как взрослые люди?

– Взрослые? – резко останавливается он, и я едва не врезаюсь в его спину. Отступаю на пару шагов, чтобы он мог развернуться и при этом не снести меня твоим телом. – Конечно же, это так по-взрослому, развести мужика на то, что якобы нужна помощь ребенку. – Ошалев, хлопаю ресницами, а на его красивом лице ходят желваки, и в синих глазах зарождается настоящая буря. Я впервые вижу такое. На радужку словно наползли тучи, делая ее темнее. Еще немного, и грянет гром. Мне становится не по себе. – Что вы хотели, Царапкина? – Он грубо переходит на «вы» и произносит мою фамилию так, как мужчины часто сплевывают на асфальт. – Денег?

– Да я, да вы… Кирилл, – с трудом беру себя в руки, – объясните нормально, что произошло?

– То есть вы меня нае… обманули, – с трудом сглатывает матерные слова, – а я еще и объяснять что-то должен? К директору сходите. Вы, видимо, подружки, и она в доле, а я постараюсь не подкинуть уголовное дело о мошенничестве местным коллегам. Но ничего не обещаю.

– Да как вы смеете? – вырывается у меня.

– Прощайте, Царапкина. Надеюсь больше никогда не увидеть вас.

Его жесткие шаги отражаются резкой, пульсирующей болью у меня в висках. Я ничего не понимаю. Трясу головой, чувствуя, как волосы из тугой прически опадают и щекочут горящее лицо.

Конечно, я собираюсь во всем разобраться и быстро иду обратно к кабинету директора. Она ждет меня, спокойно попивая чай, будто ничего не произошло.

– Ильмира Исмаиловна, скажите, что случилось? – упираю ладони в ее стол.

– Я объяснила мужчине, что у него нет никаких прав на ребенка. То, что записано в свидетельстве о рождении Антонины, это лишь слова матери. Чтобы он имел право на ребенка, ему предстоит сначала доказать это тестом ДНК, а затем запустить процедуру удочерения. Вы не знали? Мне кажется, я говорила вам об этом. – Она делает еще один спокойный глоток чая, будто разговаривает с неразумным ребенком.

– Нет, таких нюансов вы мне не озвучивали, – присаживаюсь на край стула. И Виталий тоже…

– Может быть, вам просто не хотелось это слышать? – Ильмира Исмаиловна кладет пышную грудь на свои предплечья и подается вперед. – Вы, Полина Сергеевна, нарисовали себе легкую и идеальную картинку счастливой семьи, но в реальности все гораздо прозаичнее. Жизнь, знаете ли, сложная и жестокая штука, – понижает она голос. – И девочку вы выбрали проблемную. Она подрастет, и вы замучаетесь вытаскивать ее из полицейского участка, если уже сейчас девчонка выкидывает такое.

– Что она сделала? – устало вздыхаю.

– Она украла мобильный телефон и забралась на дерево. Это вопиющее безобразие! – Она хлопает ладонью по столу.

– Я могу поговорить с Тосей? – Кирилл со своей истерикой отходит на задний план. Ребенок важнее всего. Мне не верится, что она способна на такое, а даже если она это сделала, у нее должны быть очень веские причины.

– Попробуйте, но разговоры не помогают. Иногда ребенка нужно наказывать, только это работает.

Я зажмуриваюсь, чтобы не ругаться с ней. От этой женщины так много всего зависит, что проблем с удочерением может стать еще больше. И я просто жду, когда ко мне приведут мою малышку.

– Поля. – Тося кидается мне на шею. Крепко-крепко сжимает и трется носиком о щеку, как маленький котеночек. – А ко мне приходил дядя Кирилл, – шепчет она мне на ухо. – Он сказал, что твой знакомый. Это правда?

– Да, детка, – глажу ее по спинке, – правда. Мы с ним действительно знакомы.

– Ну тогда ладно. Ты меня опять не заберешь, да? – Она с тоской в красивых синих глазках смотрит на меня.

И такие глаза я уже точно видела сегодня. У Кирилла Метелина. Неужели он как опытный опер не заметил такого сходства? Или это я выдаю желаемое за действительное, как думает директор детского дома?

Я просто очень устала за последние несколько дней. Когда все закончится, попрошу у Виталика организовать для нашей семьи отпуск где-нибудь у теплого моря.

– Ты же знаешь, что пока у нас есть только выходные. Сегодня не выходной, – нажимаю подушечкой пальца на кончик ее носа, как на кнопку. – Расскажешь, что за история с телефоном?

– Я его не брала, – шепчет она.

– Мне сказали, телефон был у тебя, и ты залезла на дерево, – строго говорю ей, ведь надо показать, что это не шутка, а серьезный проступок, за который люди всегда несут ответственность.

– Это правда, но я не крала телефон, мне его дал Миша, чтобы я позвонила тебе, а меня заметила воспитательница, опять хотела запереть, и я сбежала. Они мне не верят, – опускает она голову. – А ты?

– Я всегда тебе верю. Как ты думаешь, где Миша взял телефон? – продолжаю расследовать это странное дело.

– Не знаю. – Тося пожимает плечами. – Глупые дети всегда делают гадости, чтобы я сидела наказанная.

– Давай договоримся с тобой: если в следующий раз такое случится…

– Не случится. Я надаю по голове этому дурачку, и все, – фыркает маленькая хулиганка.

– Нет, – останавливаю ее. – Людей бить нельзя.

– Жалко, – вздыхает Тося.

Если вспомнить Метелина, то я согласна с утверждением малышки, но все же я должна воспитывать ее правильно.

– Тось, людей бить нельзя. Нужно немедленно позвать взрослых и рассказать, что случилось, а взрослые смогут разобраться в ситуации, и тогда никого не накажут, – кошусь на Ильмиру Исмаиловну.

– Все равно накажут. Меня всегда наказывают, – упрямится Тося.

– Пообещай мне, что будешь делать так, как я тебе сказала, – прошу крестницу.

– Ладно, – сдается она, – обещаю.

– Умница, – целую ее в лобик. – Мне нужно уехать. Я должна решить наши с тобой проблемы.

– Когда уже ты меня заберешь? – дует губки малышка.

– Надеюсь, что скоро, – отвожу взгляд.

Мы обнимаемся с ней, а затем ее уводят в группу, а я сухо прощаюсь с Ильмирой Исмаиловной и, пока иду по коридору детского дома, вызываю такси и заказываю ужин для Виталика. Он не любит, когда я готовлю еду, поэтому у нас ресторанная или от его мамы. Вот ее он просто обожает. Это избавляет меня от проблемы с готовкой и освобождает время для других дел.