Имперский детектив КРАЙОНОВ. ТОМ I (СИ) - Родович Арон - Страница 1

«Купим волосы дорого».

И номер телефона.

И ещё один номер ниже.

Да где же я согрешил? Почему с утра? Почему со мной? И почему в первый день?

Я стоял и смотрел на свою вывеску — «Детективное агентство КРАЙОНОВ». Теперь она читалась как «РАЙОНОВ»: какой-то умник прилепил объявление ровно на букву «К». Из двух десятков табличек на кирпичной стене он выбрал именно мою. Прекрасно.

Надо было попробовать отодрать. Я потянул пальцем за угол — не оторвалось. Ещё раз — без толку. И тогда сработал дар. Снова не вовремя. Врезалось чужое состояние: усталость, раздражение, желание дождаться конца смены и уйти домой. Не злость и не издёвка — обычный человек, которому надоело начальство и бумажная беготня. Я поморщился и только тогда заметил: весь клей размазался по ладони. Ну, отлично.

Дар оказался инструментом полезным. Чувствовать эмоции, оставленные на вещах, в моем деле было то, что нужно. Будь у меня это раньше, я бы половину дел в прошлой жизни закрыл быстрее. Хотя и без него справлялся: подготовка для ФСБ учила смотреть правильно — жест, пауза, дыхание, как держат плечи и как «молчит» лицо. Поведение читалось проще, чем новостные каналы. Тогда я не успел открыть своё агентство — не дожил. Теперь был второй шанс. Новый мир, те же привычки. Только уже без приказов сверху.

Злость уходила, но осадок оставался. Хотел начать по-человечески, а в итоге — клей по локоть. И кому я здесь был нужен в первый день? Выпускник полицейской академии с табличкой на стене. Я посмотрел на пальцы — они блестели и липли друг к другу. Класс. Поднял взгляд. На кирпичном фасаде видавшего виды здания были вывески: «Аптека», «Ремонтная мастерская», «Дом быта», а также мелких контор и моя табличка. И всё же объявление прилепили именно сюда. Карма.

Здание гордо называли «бизнес-центром». Стоило обернуться — и напротив был уже другой — настоящий: стекло, металл, отражения. Империя как она есть. Я открылся в Серпухове и жил тут же. От Москвы — чуть больше сотни километров, а картинка была другая. «За Москвой — темнота и волки воют», шутили раньше. Мы же стояли на волоске от того, чтобы перестать числиться столичной областью. Контраст через дорогу: бедные и богатые смотрели друг на друга сквозь витрины.

Хватит рефлексировать — надо отмывать руки. Сначала я пошёл к Серёге в «Ремонтную мастерскую»: вдруг у него есть средство, которое оторвёт эту дрянь. Я зашёл в здание. Запах старого дерева, сырости и тонкая нотка растворителя. За стеной что-то шуршало, отвёртка дребезжала, тихо постукивал молоток — у Серёги работа была всегда. Я прошёл три двери и вошёл.

— Здорово, Серёг, — сказал я.

Серёга поднял глаза от стола, отодвинул лупу, наморщив переносицу и тут же улыбнулся.

— О, Ромчик, привет. Чего хмурый такой? — спросил он.

— На мою табличку объявление прилепили. Прямо на букву.

— Видел, когда пришел, — кивнул он, усмехнувшись одним уголком губ. — Хотел зайти предложить средство. Клей снимет как миленький.

— Руки им можно? — показал я ладонь; пальцы были склеены и блестели.

Серёга сразу поджал губы и мотнул головой.

— Не стоит. Жечь будет, кожу добьёшь. На вывеску — да. А для рук вот это, — он вытащил из тумбы другой флакон и бумажную салфетку и поставил ближе, — мягче, но сушит. Крем потом не забудь.

— Выручил, спасибо, — сказал я.

— Пожалуйста, — усмехнулся он шире. — Спасибо, конечно, на хлеб не намажешь.

— Тогда угощу кофе, — предложил я.

— Если из аптечного кофе аппарата — пощади, — фыркнул он, машинально тронув грудной карман. — Один раз выпил — три дня изжога мучила. Тогда хватит и устного спасибо, и иди с миром.

— Не, возьму нормальный, через дорогу, из той модной кофейни, — ответил я.

Серёга одобрительно кивнул и большим пальцем показал «супер».

— Вот это разговор. Мне, как обычно, американо и два сахара. И скажи им, пусть на стакане что-нибудь смешное напишут — как я люблю.

— Договорились, — ответил я.

Серёге было около сорока-пяти. Спокойный голос, открытый взгляд, движения без суеты — верил ему сразу. Пенсионеры ходили к нему с мелочами; он брал по-человечески или вовсе ничего не брал. «Ремонтный Робин Гуд»: богатым и аристократам цену накручивал, старикам скидывал. Когда-то он был «мастер на все руки» в столице — и часы, и техника; не сложилось — переехал сюда.

Я вытер ладони его «мягким» средством. Серёга поставил рядом тюбик крема и постучал по нему ногтем.

— На, не забудь. Использовать строго по назначению, увлажнять только руки и ничего больше. А то я знаю вас, молодых. Вам только крема для рук давай. Пустые тюбики потом только и приносят, — зачитал как инструкцию и подмигнул Серега.

— Исключительно по делу, — усмехнулся я.

— Вот и славно. Заглянешь за тем, что на вывеску, после кофе.

— Забегу, — кивнул я и вышел.

Через мутное стекло видно было улицу. По узкой дороге, не снижая, проехала чёрная отполированная иномарка: герб на номере, водитель в перчатках, лицо каменное. Короткий ленивый гудок тому, кто не успел отскочить на край тротуара. У аристократа только путь вперед — остальным можно потерпеть. Империя как она есть.

Ну что, за кофе. Я всё равно был идиотом: банку растворимого вчера не купил. Аптечный автомат даже не рассматривал: кипяток со вкусом пластика — спасибо, нет. Через дорогу было другое дело. Серёге я доверял и в вопросе изжоги, и во вкусе.

Внутри было модно и глянцево: чистые столы, пахло кофе и выпечкой. У стойки стояла знакомая бариста. Улыбка у неё была широкая, но уголки губ тянулись вниз. Пальцы дрожали, когда она набирала сумму; взгляд метался то к витрине, то к двери. Лицо улыбалось, глаза — нет. Она боялась. Не «казалось», а это был факт.

— Доброе утро, — сказала она и почти по-свойски кивнула.

— Доброе, — ответил я. — Латте с двойной порцией.

— Молоко обычное или альтернативное? — спросила она.

— Обычное, — буркнул я.

— С вас триста пятьдесят. У нас свежие круассаны: с чёрным, белым, молочным шоколадом; с мясом, с курицей; есть вегетарианские, — предложила она.

— Спасибо, без выпечки, — сказал я.

— Ещё маффины по акции: при покупке кофе — за полцены, — добавила она.

— Я уже позавтракал, — ответил с небольшой раздраженностью в голосе.

— Как вас записать? — она показала белый брендированный стакан, держа в руке маркер.

— Роман.

Бариста взяла стакан и написала имя. Держала ровно, но маркер всё равно чуть дрожал. По старой привычке я мог назвать чужое имя, но теперь можно было и своё — никаких грифов, никаких легенд. Раньше всё было иначе. Когда отправляли в командировки или на задания, мы никогда не назывались настоящими именами. У каждого — своя маска, свой паспорт, своя история. Некоторым, особенно тем, кто работал в долгих операциях, делали даже пластику — чтобы не узнать, не связать, не вернуть обратно в прошлое.

Это была обычная мера безопасности. Не ради паранойи — ради защиты близких и снижения риска. Если ты «Виталий» из Москвы, то в условной Америке ты становишься Джоном из Манчестера, который любит виски и футбол. Смешно, но работало. Любая легенда — щит. Твоя настоящая жизнь оставалась где-то за занавесом, и чем дольше служил, тем тоньше становилась грань между тем, «кем ты работаешь» и тем, «кто ты есть».

Я за эти годы кем только не был: охранником, журналистом, представителем МИДа на Востоке. Каждая роль временная, но имя в ней постоянное — чужое. Так и жил, под чужими именами, пока собственное не стало казаться чем-то вроде старого документа, который больше не нужен. Поэтому сейчас, когда можно просто сказать своё имя и получить кофе, это ощущается странно. Будто впервые за долгое время говоришь правду, пусть и касающуюся такой мелочи, как стакан с надписью.