Барон Дубов 12 (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 6

Я молчал. Просто наслаждался паром, позволяя разным полезным веществам восстанавливать тело. Схватка с той тварью не прошла для меня даром. Через моё тело такое количество маны прошло, что удивительно, как оно не отказало. Снова. Но всё было хорошо: видимо, я стал сильнее, да и лес не пытался меня убить. Теперь он остался в хороших руках.

От этой мысли я улыбнулся.

— Слушай, Коля, что это за чувство, когда в животе всё немеет, мысли скачут, а тело пробирает дрожь? И сердце колотится… — спросила Мита.

— Зависит от того, когда ты его испытала.

— Когда… Когда та тварь появилась из-под земли. У неё не было глаз, но я чувствовала, как она смотрит на меня, заглядывает прямо в… душу? Если она у меня, конечно, есть… и… Это трудно объяснить. Как будто я на миг стала частью чего-то очень большого. Большого и ужасного. И захотела просто пожрать всё живое. Как в тех снах, что я видела, пока спала. Если вообще спала… Я теперь ничего не знаю! И это чувство… оно преследует меня.

— Это страх, — просто сказал я. Нащупал в паре, сменившем цвет на бирюзовый, девушку и привлёк к себе. — Это называется страх. Мы постоянно его испытываем.

— То есть… это нормально?

— Да. Главное, не поддаваться ему. Ты ведь не поддаёшься? — покрепче обнял девушку. Она буквально трепетала в моих руках.

— Нет… Но я не знаю, смогу ли выдержать ещё раз такое. Смогу ли сопротивляться этому зову. Меня ведь звали. Будто домой звали. Я не слышала голос, просто ощущала его, как… туго натянутый поводок.

— А сейчас ощущаешь?

— Нет.

— Вот и хорошо. Значит, ты справилась. Дала отпор. Если всё повторится… когда-нибудь… ты снова справишься. Ну а если нет, знай: я рядом. И всегда готов отлупить тебя по заднице.

Я не видел Миту, но грудью (потому что её голова находилась примерно на этом уровне) ощутил, как она расслабилась, а потом затряслась. Захихикала.

— Звучит не так уж грозно!

Вот она. Старая добрая Мита. Слышу её!

— Это ты просто по жопе от меня не получала!

Девушка в ответ засмеялась пуще прежнего. Но вообще, это неплохая идея…

Я отлепил её от себя, потому что мы слиплись из-за грязи, что покинула наши поры, и положил на верхний ярус.

— А? — не поняла она. — Я же не боюсь больше! Не надо меня лупить! Спасите!

Кричала явно больше для проформы. Так что я вышел ненадолго из парной и вернулся с веником, запарил его, а затем на ощупь стянул с девушки полотенце. И нет, на ощупь совсем не потому, что туман был такой густой, хе-хе-хе…

— Коль, а может, не надо? — уже с большим ужасом в голосе спросила фиолетовая.

— Надо, Мита, надо… — ответил я, а затем свистнул веник, опускаясь на сочную в бирюзовом тумане попку. В нём она казалась тёмно-коричневой.

— Ай! Мама! Мама! — повторяла она услышанную где-то фразу.

Через пару минут пар рассеялся, я подбавил ещё, но уже без добавлений, и снова попарил Миту. Вскоре вместо неё на верхнем ярусе полога лежала безвольная тушка с выражением полного кайфа на лице. Губы расслаблены, глаза прикрыты, а рот приоткрыт, и из него свешивается язык.

— А-а-а… — улыбаясь, выдохнула девушка.

Сейчас бы ещё массаж, но вместо этого нас ждало большое джакузи. Только сперва смыли с себя грязь, и лишь потом залезли в тёплую воду.

— Бли-и-ин… я думала сначала, что умру, но потом стало так хорошо! А это лучше, чем секс?

От такого вопроса я аж поперхнулся пивом. Нашёл в холодильнике пару баночек ледяного. Знает князь Онежский толк в отдыхе.

— Кому как… — только и смог сипло выдавить я.

— Хм… Надо самой проверить… — призадумалась девушка.

Вскоре банные процедуры закончились. И нам должны были принести ужин, так что мы быстро оделись в чистое и вернулись в основную комнату, где ждали все остальные. Ну, кроме Паши: он летел на дирижабле своего брата. И явно был этим недоволен, когда поднимался на борт. А Верещагин попросил отдельную каюту. Ему выделили какую-то мелкую на третьем ярусе. И почему-то он был этому очень рад…

— А вы где были? — с прищуром спросила княжна Онежская.

Она была в голубом банном халате и с таким же полотенцем на голове. К слову, все были одеты так же.

— Купались! — чуть не подпрыгнула радостная Мита.

— Купались, значит… — теперь прищурилась Лакросса.

— Бедная девочка… — покачала головой Лиза и тоже прищурилась.

Да блин, за кого они меня держат вообще? Я уже собрался устроить воспитательную экзекуцию, но в дверь постучались. Это принесли ужин. Много ужина! Несколько плотно забитых блюдами тележек ввезли внутрь, и чего там только не было. Даже и не перечислишь всего. От морских гребешков и свежих устриц до баранины в собственному соку. Для дриады приготовили несколько блюд вообще без мяса.

И мы все наелись до отвала. А когда я сытый, я добрый, так что «забыл» про воспитательную экзекуцию и лёг спать, укрывшись усталыми женщинами. Так хорошо я давно не спал…

Наутро мы уже прибыли в академию. А там… целая толпа журналистов у дверей академии. При виде их Маша аж передумала сходить на землю.

— Ваша Светлость, — обратилась она к князю Онежскому, когда мы все собрались на прогулочной палубе, — а вы до Питера не подбросите?

— Отчего же не подбросить? Подброшу, как раз на денёк нужно заскочить к Императору. Соберём делегацию, которая будет принимать капитуляцию Османской империи. От дриад тоже кто-нибудь понадобится.

— Прекрасно! — с облегчением выдохнула Маша. — Всё лучше этих падальщиков…

— Сволочи… — покачал я головой. — Нас на амбразуры бросаете, значит? Бессердечные…

Князь Онежский провёл рукой по синим волосам и улыбнулся одновременно торжествующе и виновато:

— Вы теперь герой, барон Дубов! Наслаждайтесь…

А меня аж перекосило. И глаз задёргался, стоило ещё раз на пёструю толпу внизу глянуть. Ужас, короче.

— Пока, папочка! — Княжна, одетая в лёгкое не по погоде пальто с милым голубым шарфиком и чепчиком, привстала на цыпочки и поцеловала князя в щёку. — Рада была повидаться!

— Да, Ваша Светлость, мы рады были повидаться, — одними губами улыбнулся я князю и приобнял его дочь за талию чуть ниже, чем положено по приличиям, когда настала пора спускаться по трапу.

Пусть у него теперь глаз дёргается.

Папарацци и в самом деле оказались настоящими падальщиками. Лезли фотоаппаратами в лицо, стреляли своими вспышками так, что в глазах рябило, и спрашивали, спрашивали, спрашивали… Их вопросы слились в какой-то монотонный гул, похожий на ор чаек. Пришлось их как следует припугнуть, что если не отвалят, то я решу, что они на меня нападают. Чтобы получилось доходчиво, послал Альфачика порычать. Лютоволк отвёл душеньку. Рыкнул так, что у некоторых сорвало шляпы, а первый ряд забрызгало слюной. Красота! Смыло почти всех!

Кроме одного…

— Барон Дубов, барон Дубов, — подпрыгивал мерзкий мужичок со скабрезной ухмылочкой и фотоаппаратом в руках, — правда ли, что лично вы расстреляли миллион османских граждан и изнасиловали два миллиона османок?

— Чего-о-о⁈ — хором офигели мы все.

Это что ещё за агент иностранного влияния?

— Ау? — склонил голову набок Альфачик, сев на задницу.

А журналист продолжал. Ещё и постоянно вспышкой тыкал в лицо.

— Или это были не лично вы, барон Дубов? Я пишу статьи для газет «Медуза Горгона» и «Свобода Империи». Самые правдивые и честные газеты! Ваше интервью прочтут сотни тысяч читателей!

— Не надо, Коля, — обхватила мою руку графиня Вдовина. — Эти газеты читают или умственно отсталые, или калеки. Что, впрочем, одно и то же.

— Да я и не собирался… — начал было я, внутренне закипая, но этот хрен меня перебил:

— Правда ли, что вы обесчестили княжну Онежскую ещё не будучи бароном? И её распутство бросило тень на род, поэтому Светлейший князь отрёкся от дочери?

— Мудак, я вообще-то здесь стою! Как ты смеешь! — взбесилась Василиса, превращаясь в ледяную фурию.

Идиот защёлкал вспышкой, выкрикивая:

— Княжна Онежская угрожает журналисту! Княжна Онежская…