Кровь не вода (СИ) - Седой Василий - Страница 7

Он короткими рубленными фразами обозначил, что в этом году в слободу прибыли сразу два представителя уважаемых атаманов, которые зовут присоединиться к ним в походах.

Коротко поведал об этих самых атаманах, а потом и о том, куда каждый из них поведет свои отряды.

После этого, выдержав крохотную паузу, хмуро оглядел собравшихся и добавил или, скорее, напомнил, что голосовать за поход могут только те казаки, кому не нужно оставаться на охране поселения и предложил тем, кто не пойдёт в поход, переместиться на правую от него сторону площади.

Само голосование прошло предельно просто: те, кто поддержал поход с Черным, двинулись на левую сторону площади, а те, кто хотел идти к Черкашу, направились в центр.

Все прошло быстро, как-то просто, и считать, чьи сторонники победили в голосовании, особо не пришлось. Просто за поход с Черкашом проголосовали всего человек двадцать, все остальные высказали желание идти к Черному.

После этого все споры по этому поводу прекратились, и казаки начал шептаться на другие темы. Тот же рыжебородый мужик между тем обозначил время сбора отправляющихся в поход и предупредил, что наказной атаман будет выбран, когда здесь соберутся уже непосредственные участники похода.

Несмотря на принятое решение народ не торопился расходиться. Вместо этого все как-то перегруппировались, уплотнившись, и освободили довольно много места посреди площади. Там остались стоять только три седых старика и рыжебородый казак, который снова начал вещать, теперь уже не залезая на, как оказалось, приличного размера бочку.

Он позвал в круг двух казаков и, дождавшись, когда те появятся перед его глазами, начал вершить суд.

Все проходило быстро, конкретно и, как мне показалось, абсолютно непредвзято.

Казаки, для разрешения спора которых понадобился круг, спорили о своих отпрысках, которых когда-то давно обещали друг другу поженить между собой, чтобы таким образом породниться.

В общем, один предъявил другому, что он не смог уберечь свою дочь от бесчестья, и та загуляла до свадьбы, чему есть немало свидетелей, поэтому ни о какой свадьбе и речи идти не может. Собственно, другой и не спорил, единственно, о чем шла речь в этом случае — это о сумме компенсации за подаренные несостоявшейся невесте подарки.

Вот честно, слушая все это, сам не понимаю, как не стал ржать на всю площадь. Просто все это настолько комично выглядело, что удержался я только неимоверным напряжением сил. Собственно, в толпе казаков я был не единственным, кто давился смехом, стараясь не подавать виду. Многие прятали за спинами товарищей покрасневшие напряженные лица.

В общем, местный суд, как я понял, это ещё и развлечение, ну или представление, на которое люди с охотой приходят посмотреть.

Сделал такой вывод я потому, что к началу этого действа народа, которого на площади и так было немало, значительно прибавилось, что снова вызвало у меня вопрос: откуда они берутся?

После суда несостоявшихся сватов разбиралось ещё несколько спорных ситуаций, которые мне в преддверии предстоящих разборок с Прохором были не особо интересны.

В принципе, пару часов наблюдая за местным правосудием, я начал понимать, зачем Прохору так хотелось, чтобы я попал в этот круг. Понял я также, и почему такими гоголями выглядели мои оппоненты в будущем разбирательстве.

Поглумиться захотелось казаку над крестьянских сыном. Самому развлечься, ну и товарищей развлечь, отыскав для этого подходящего дурачка.

Просто априори в казачьему кругу суд крестьянина с казаком не может быть справедливым, как среди равных, в чем я имел возможность убедиться, глядя на разбирательство претензии как раз одного из крестьян с уважаемым казаком. Крестьянина просто никто не хотел слушать и не слышал, вот и вся справедливость.

В принципе чего-то подобного нужно было ждать, соответственно, и смысла для меня в этом судилище как такого нет, если только не считать дополнительных неприятностей, без которых, судя по всему, не обойдётся. Но и заднюю сейчас теперь давать поздно. Не поймут.

Все это понимая и осознавая, я почему-то совсем не волновался. Поймал настроение, когда все пофиг и цеплялся за него, как за спасательный круг. Ну или, может, помогало сохранять некоторое спокойствие то, что я уже по дороге на площадь начал чувствовать себя ведущим бой, как когда-то на ринге.

Как бы там ни было, а когда пришло время вступить в круг, вышел я туда без колебаний, с гордо поднятой головой и сразу же нарвался на странный вопрос от рыжебородого:

— У тебя, паря, правда есть претензии к обществу?

В голове, работающей подобно разогнанному компьютеру, за секунду пронеслась тысяча мыслей. «Фига себе заход, а ведь вопрос на самом деле не прост», — подумал я, глядя на улыбающиеся глаза вступившего в круг с противоположной стороны Прохора, и ответил не задумываясь, по большей части действуя по зову интуиции и опираясь при этом на молнией мелькнувшие воспоминания почившего парня.

— Шел сюда без претензий к обществу, но если вы ставите вопрос подобным образом, то позвольте спросить: положена ли доля от добычи семье погибшего участника похода, который отправился в этот поход вместе с представителями этого самого общества?

На площади мгновенно наступила гробовая тишина, веселье из глаз Прохора пропало напрочь, а и так хмурый рыжебородый ещё больше потемнел лицом.

Я между тем, пользуясь моментом, спросил ещё:

— И второй у меня есть вопрос. Позволено ли будет сыну этого погибшего участника похода защитить свою честь на глазах собравшихся, наказав в честном поединке трусливых отпрысков некоторых уважаемых казаков?

Рыжебородый то ли прохрипел что-то, то ли прокашлялся и, прочистив таким образом горло, спросил:

— Ты точно знаешь, что твоя семья не получала долю? Может, тебе просто не рассказали об этом?

— Точнее некуда, и некоторые присутствующие здесь участники того похода прекрасно об этом знают.

Тут из толпы прозвучал голос невысокого подвижного казака с бегающими глазами.

— Он же казаком не был.

Похоже, зря он это сказал. Один из троицы стариков вдруг сильным густым голосом прогудел

— Штаа? Ты, Ерема, сейчас в круге хочешь сказать, что мы должны нарушить все устои боевого братства, только потому что человек, проливший вместе с нами кровь, не был казаком?

Он грозно оглядел присутствующих из-под хмурых густых бровей злым взглядом и добавил:

— Требую на правеж наказного атамана, который возглавлял поход.

Хрен его знает, что это за дед, но требования его выполняются мухой. Не успел он закончить фразу, как из толпы вышел весь из себя ладный казак, который ещё шагая начал говорить:

— Святозар, поход был неудачным и…

Старик тут же перебил его, задав вопрос:

— Добычу взяли?

— Да, но…

Старик снова перебил:

— Неважно, вы должны были выделить долю вдове, как и всем остальным казачьим семьям.

Я невольно подбросил дровишек в разгорающийся костёр, сказав:

— Нету вдовы, есть только бабушка, я и трое малых детей

Взглядом, который старик бросил на вышедшего в круг казака, можно было костёр разжигать, но говорить он начал спокойно и размеренно. Только вот от этого его спокойного тона, почему-то мороз по коже шел.

— Это что получается, братья, человек из пришлых пошёл с нами в поход, а это уже ПОСТУПОК, и погиб, при том что таких первоходов стараются беречь. Сделал он это, как я понимаю, чтобы прокормить выводок детей-сирот, и при этом эти дети сейчас остались без помощи круга? Я все правильно понимаю?

Он оглядел собравшихся строгим взглядом и, посмотрев на меня, спросил:

— После гибели отца у тебя появился наставник?

Я с недоумением на него посмотрел и ответил слегка с сарказмом. Ну не удержался, чтобы не съязвить:

— Не знаю, может, он и есть, но я его не видел.

Старик как-то одобрительно кивнул, нашёл глазами невысокого живчика и прошипел:

— Ерема, не тебе ли общество доверило воспитание молодёжи? Поясни кругу, что происходит и почему у него… — он некультурно тыкнул в меня пальцем, — нет наставника? Законы забыл? Так я напомню…