Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 (СИ) - Громов Ян - Страница 25

— На реке? — переспросил Егор, почёсывая затылок. — Так там песок бедный же будет. Не то что в глубине.

— Будет беднее, — согласился я. — Но живыми останемся. А ещё у меня есть идея, как увеличить выход.

Вечером в бараке стоял гвалт. Мужики были расстроенные. Лишиться «жирного» места — это как у ребёнка конфету отобрать.

— И чё теперь? — бубнил кто-то в углу. — Сидеть, ждать, пока земля просохнет? Так это до июня можно куковать. А жрать что? А доля?

Я вошёл в барак. Разговоры стихли, но напряжение осталось висеть в воздухе, плотное, хоть ножом режь.

— Чего приуныли? — громко спросил я. — Помирать собрались?

— Так работы нет, Петрович, — подал голос Архип. — Земля плывёт. А золото там осталось. Душа болит.

— Душа у тебя болит, потому что ты дальше своего носа не видишь, — усмехнулся я. — Мы не кроты, чтоб только под землёй рыться. Река вскрылась? Вскрылась. Вода есть? Есть. Или вы до этого зимой всегда золото мыли? А? Хоть кто-то из вас делал так?

Я прошёлся по проходу между лавками.

— Так вот. Завтра ставим бутару. В Сибири так моют, и мы будем.

— Да ну, — скептически протянул Федька. — Это ж пески мыть. Там золота с гулькин нос. То ли дело в шурфе — там самородки!

— В шурфе ты за день куб породы перелопатишь, и то если пупок не развяжется, — парировал я. — А бутарой мы десять кубов прогоним. А то и двадцать. Золото любят не за размер куска, а за общий вес.

Я развернулся и зашагал к конторе. Игнат поспешил следом, настигая меня у крыльца.

— Какая идея? — спросил он тихо, когда мы остались наедине.

Я прошёл к столу, развернул лист бумаги, макнул перо в чернильницу.

— Бутара, — сказал я, начиная набрасывать схему. — Помнишь, Архип делал промывочный барабан для мелкой фракции?

— Помню. Штука громоздкая, но работает.

— Вот именно. Сейчас мы её поставим прямо на реке. Будем промывать речной песок в два этапа — сначала шлюз, как обычно, потом бутара для дополнительной промывки. То, что раньше уходило с водой, теперь будет оседать в барабане.

Игнат склонился над чертежом, разглядывая мои каракули.

— И сколько это даст?

— Точно не скажу. Но если верить тому, что я читал… — я осёкся, вспомнив, что никаких книг по золотодобыче в этом веке я читать не мог, — … что я слышал от старых старателей, процентов двадцать-тридцать к общему выходу прибавится. Может, больше.

— Двадцать процентов — это хорошо, — кивнул Игнат. — Но река ведь вскрылась. Вода идет большая.

— Поэтому нам нужно поймать момент. Недели две-три у нас есть, пока половодье не началось. За это время надо взять максимум.

На следующее утро работа закипела с новой силой. Архип с помощниками выволокли из сарая «монстра», которого мы собирали ещё зимой, в свободное от мин время. Это был деревянный барабан, окованный железными обручами, весь в дырках, как решето. Внутри — лопасти, чтобы грунт разбивать. Всё это крепилось на валу с ручкой.

— Тащите к шлюзу! — командовал я. — Ставим прямо над головой желоба!

Конструкция была примитивной, но в этом и заключалась её прелесть. Мы установили барабан на козлы так, чтобы вода из отводного канала падала прямо в него, а всё, что просеивалось через дырки, летело на наш старый добрый шлюз с сукном и трафаретами.

Через час вся артель собралась у главной конторы. Человек сорок, если считать «волков» Игната и новоприбывших. Все они знали, что весна означает большую воду, а большая вода намывает золото из верховьев.

Я встал на крыльцо, окинул взглядом людей.

— Слушайте сюда! — сказал я. — Работа в тепляках закончена. Земля поплыла, работать опасно. Михея чуть не схоронили сегодня — это последнее предупреждение. Кто хочет рискнуть башкой ради лишнего золотника — флаг в руки, но не на моей земле.

Михей, сидевший на бревне, виновато опустил голову. Самогон сделал своё дело — он уже не трясся, но лицо всё ещё было мрачным.

— С завтрашнего дня переходим на реку, — продолжил я. — Будем мыть речной песок. Да, там выход меньше, чем в глубоких слоях. Но у нас будет преимущество.

Я кивнул Архипу.

— Архип, покажи им.

Кузнец поднялся, неся под мышкой свёрнутый чертёж. Развернул его, показывая людям схему бутары.

— Это барабан промывочный, — объяснил он грубым голосом. — Я его зимой делал, по указке Андрея Петровича. Ставится на берегу, крутится от водяного колеса. Внутрь засыпаем песок с первой промывки — то, что со шлюза идёт. Барабан крутится, вода через отверстия проходит, вымывает лёгкие частицы, а золото на дне оседает.

— И что, помогает? — скептически спросил Семён.

— Зимой пробовали в тепляках, — ответил я вместо Архипа. — Даёт прибавку процентов на двадцать-тридцать к общему выходу. То золото, что раньше утекало с водой, теперь будет в наших карманах.

Люди загудели, переглядываясь. Двадцать процентов — это серьёзные деньги.

— Как работать будем? — спросил Егор.

— Разделимся на бригады, — ответил я, разворачивая список, который набросал ещё вчера. — Первая бригада — под командой Михея — копает песок на берегу, где намыло за зиму. Вторая — под началом Кузьмы — таскает песок к шлюзам. Третья — Семён командует — промывает на шлюзах. Четвёртая — Архип с помощниками — обслуживает бутару. Остальные — на подхвате, подменяете уставших.

Я обвёл взглядом артель.

— Работаем с рассвета до темноты. Времени мало — недели три, не больше. Потом вода поднимется, и всё затопит. Надо успеть выжать максимум. Кто хорошо отработает — получите премиальные, как обещал.

— А волки? — спросил кто-то из задних рядов. — Они тоже мыть будут?

Игнат хмыкнул.

— Волки охраняют, — ответил я. — Штольц никуда не делся. Весна — самое время для нападения. Так что днём у нас четыре поста по периметру, ночью — шесть. Игнат, ты распределишь караулы.

— Есть, — коротко бросил он.

— Вопросы? — я подождал, но народ молчал. — Тогда разойдись. Отдыхайте сегодня, завтра начинаем.

— Ну, с Богом, — сказал я, когда всё было готово. — Архип, Сенька — на ручку. Федька, Кузьма — грунт кидайте. Воду пускайте!

Заслонку открыли. Поток ледяной весенней воды хлынул в желоб, ударил в барабан.

— Крути! — крикнул я.

Архип и Сенька налегли на рукоять. Барабан со скрипом провернулся раз, другой, потом пошёл веселее. Федька с кряхтением кинул первую лопату речного песка в жерло.

Внутри загрохотало. Камни забились о стенки, вода забурлила, превращая песок в мутную жижу. Мелочь пролетала сквозь отверстия и падала на шлюз, а крупные камни, отмытые до блеска, выкатывались с другого конца барабана в отвал.

— Ещё! — азартно крикнул я. — Не жалей!

Работа пошла конвейером. Двое крутят, двое кидают, один отгребает пустую породу. Шум стоял такой, что уши закладывало: грохот камней, плеск воды, скрип вала, тяжёлое дыхание людей.

Это была не ювелирная работа в шурфе. Это была промышленная переработка. Мы брали не качеством грунта, а количеством. Бутара пожирала песок с жадностью голодного зверя. То, что раньше промывали бы в лотках полдня, здесь пролетало за десять минут.

К обеду мужики взмокли, несмотря на прохладный ветер.

— Подмениться! — скомандовал я. — Свежую смену на вал!

Игнат, наблюдавший за процессом с винтовкой на плече (береженого Бог бережет, а Штольц не дремлет), подошёл ко мне.

— Ловко, — оценил он, глядя, как мутная вода бежит по шлюзу. — Только есть ли толк? Грязи много, а золота не видать.

— Золото тяжёлое, Игнат. Оно не плавает, оно прячется. Вечером увидим.

Вечер наступил быстрее, чем обычно. Солнце покатилось за верхушки елей.

— Стоп машина! — крикнул я. — Воду перекрыть!

Поток иссяк. Барабан остановился. Наступила звенящая тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием рабочих. Все собрались у шлюза. Даже дети — Мишка, Матвей и Тихон — прибежали смотреть.

Я подошёл к колоде. На дне лежало серое сукно, забитое чёрным шлихом — тяжёлым песком.