Старые недобрые времена 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 22

Заметив в конце улочки маленькое непритязательное кафе, он обрадовался и поспешил к нему.

— Кофе, — коротко приказал он подскочившему к нему мужчине средних лет, оторвавшемуся от приятельской беседы с одним из клиентов.

— По-венски, месье? — поинтересовался тот таким тоном, что не согласиться с ним Ежи не смог.

' — Да чтоб тебя, — расстроено думал он, — нахлобучивает-то как! В Петербурге, когда ходил по лавкам по поручению Бориса Константиновича, как-то проще было. Будто он за спиной стоит. А когда сам…'

Поймав себя на вылезшем невесть откуда лакействе, озлился сам на себя.

' — Борис Константинович, фу ты ну ты!' — и, дрогнув рукой, поставил чашку на блюдце, чтобы не пролить. Настроение стремительно скатилось вниз, начались дурацкие копания в себе и в прошлом, и вопрос, как ему (мысленно!) называть бывшего хозяина казался сейчас необыкновенно важным.

Борис Константинович? Вроде и верно… но хочется как-то сепарироваться от прошлого, от лакейства, от всего того…

Бориска? Борис? Да не выходит как-то… Он вор, мошенник, казнокрад и кто угодно, но — Борис Константинович!

Бывают такие люди, что чуть не с рождения по имени-отчеству зовут, и чуть ли не мать с отцом. Не выходит как-то иначе…

— Вам не понравился кофе, месье? — материализовался подле него гарсон, он же, судя по всему, и владелец.

— Кофе? — недоумённо уставился на него попаданец, — Ах да, кофе…

Он наконец пригубил его и одобрительно кивнул.

— Прекрасный кофе! А это… не обращайте внимания, месье, прошлое пытается пролезть в настоящее.

Заказав вторую чашку кофе и свежую газету, он несколько запоздало спохватился, что вот эта вот привычка — чуть что, искать ближайшее кафе, дабы приземлить задницу, может в будущем, и не таком уж уже дальнем, стать основой для нездоровых привычек.

Но… куда уж теперь! Кофе-то заказал уже, да и газета…

Да и с другой стороны — это, если подумать, далеко не самое страшное! Приключений в его жизни и так-то хватает, а последние недели на голову свалилось столько всего, что аукаться ещё, наверное, будет долго.

— Ещё и магазины эти, — на французском пробурчал он, раскуривая дарёную сигару — достаточно дешёвенькую, но раз уж халява…

— С другой стороны, может, и к лучшему, — философски заметил он, и замолк при виде приближающего хозяина кафе.

' — К лучшему! — уже мысленно подытожил он, — На кой чёрт меня вообще понесло? Давал же себе зарок, что спешить не буду, и на те! Облапошили бы меня, как есть облапошили бы! И лишнего бы накупил, и не того, и втридорога!

— Лучше… — пыхнул он сигарой, — с Анет пойду за покупками! И повод, да…'

Стряхнув пепел с сигары, он развернул газету, принявшись читать, испытывая острое чувство ностальгии. Это, конечно, не как когда-то, за ноутбуком дома или в кафе, но…

' — Русский канцлер Нессельроде…' — прочитал он, и ностальгия, Анет и прочие переживания пошли к чёрту!

Политика, чёрт бы её подрал… К Российской Империи он испытывает сложные, и, пожалуй что, не родственные чувства. Тем более, что и речь идёт о территориях и вещах, которые в его времени уже давно не орбите российской политики, но это, чёрт бы её побрал, всё равно — Россия, её интересы…

… или всё-таки нет?

Так и не разобравшись ни с политической ситуацией вокруг переговоров, ни с собственным отношением ко всему этому, он расплатился, несколько скомкано попрощался и удалился, прихватив, разумеется, газету с собой.

Судя по всему, пытаясь выбраться, он свернул куда-то не туда. Это ещё не трущобы, но контраст между торговыми улочками, где ради посетителей поддерживают чистоту, и где не стоит опасаться за свою безопасность, разителен!

Прежде всего — совсем другие лица, куда как более угрюмые, озлобленные, и…

… сифилис!

Повязку на лице у женщины, прикрывающую нос и рот, попаданец опознал несколько запоздало, и потому шарахнулся в сторону несколько более резко, чем нужно. Дама, обиженная подобной реакцией, выдала хриплым голосом несколько фраз, в которых говно было перемешано с говном, а потом, не удовлетворившись этим, сдвинула повязку вниз, обнажив безобразные язвы, и плюнула в сторону Ежи. Благо, тот был уже достаточно далеко, да и плевок по большей части повис на подбородке женщины, но… впечатлило.

Один из обитателей гетто, обожженный жизнью и алкоголем почти до потери человеческого облика, рассмеялся забавной сценке, и, насмешливо смерив взглядом залётного, повернулся куда-то в провал стены, и, судя по всему, поделился своим мнением с товарищем.

' — Будет всякая шваль…' — озлился Ежи, и, совершенно бестрепетно встретив его взгляд, сам, в свою очередь, уставился на него, постаравшись передать всё то, что может глазами выразить человек, прошедший войну и лично, в рукопашной, убивший более дюжины человек.

Абориген выдержал едва ли много больше секунды-другой и отвёл глаза. А потом, наполовину шутливо, отсалютовал на французский манер, как старшему по званию.

Кивнув в ответ, Ежи неторопливо пошёл дальше, поглядывая по сторонам — как в поисках выхода, так и из чувства самосохранения. О криминальном мире Парижа он слышал и читал немало интересного, и то, что по воровству, грабежам, и пожалуй что, убийствам, этот город совершенно точно лидирует в Европе, знает хорошо.

Есть, правда, ещё Лондон… но это другая история, и там, по крайней мере, люди не пропадают среди бела дня, отойдя чуть в сторону от улиц, которые хотя бы с натяжкой можно назвать приличными. Ну, не часто… не слишком часто.

Правда, это не заслуга лондонской полиции и недоработка парижской, а скорее особенности французской столицы, источенной катакомбами так, что куда там швейцарскому сыру!

Обходя подозрительного вида лужи, не забывая вертеть головой по сторонам и предупредительно щурясь подозрительным типам, многозначительно покачивая тростью, попаданец шёл по улочкам, и всё никак не мог найти этот чёртов выход!

Это ещё не гетто в настоящем, здешнем, парижском смысле этого слова. Живут здесь не только, и даже не столько воры, грабители и проститутки, а в основном обычные низкооплачиваемые специалисты и подённые рабочие, берущиеся за всё подряд. Но проникаться их жизнью и трудностями, равно как и бродить здесь с этнографическими целями, попаданцу решительно не хочется!

Даже если отрешиться от ветхости домов, от провалов в стенах, от потёков мочи и кучек говна по углам, от запахов, от сифилиса и алкоголизма, проникаться решительно не получается. Может быть, всё дело в восприятии, но для него это выглядит ни черта не живописно и кинематоргафично, а мрачно и депрессивно.

Экскурсия по трущобам? Спасибо, нет, идите вы на…

… и старческая рука, покрытая пигментными пятнами, выплеснувшая сверху содержимое ночного горшка, укрепила это его мнение! Он успел…

… почти. Брызги, и далеко не шампанского, запятнали его ботинки и брюки внизу.

А бедолага, не успевший среагировать вовремя, и не отскочивший, как Ежи, длинным прыжком тренированного фехтовальщика, сейчас… да, натурально обтекает. С ног до головы.

Было… много! Это не привычный ему детский горшок почти невинный, это, чёрт подери, почти антикварная посудина из тех, куда ходят всей семьёй едва ли не неделю!

— Чёрт… — подавив рвотный позыв, попаданец поспешил уйти, не забывая поглядывать теперь не только вверх, но и по сторонам.

А бедолага, впавший в священную боевую ярость, этаким вонючим берсерком уже пытается взять штурмом твердыню, долбя дверь попеременно то плечом, то ногами. Дверь, потрепанная временем и битвами ветеран, носящая следы многих невзгод, держится стойко.

— Мадам Беатрис! — взвился яростным кличем женский голос откуда-то из подземелья, — Вы опять со своим чёртовым горшком! Да сколько можно…

— … карга старая! — ревёт внизу берсерк, — Убью! На каторгу пойду, на эшафот, но тебя…

— Клодетт! Угомони своего племянника! — хлопнув ставней, высунула щекастую физиономию дама в папильотках, — Клодетт!