Бесит в тебе - Сакру Ана - Страница 6

Еще и свято уверен, что и для других я такое же ничто!

Кладу чайный пакетик в пустую чашку и гипнотизирую взглядом закипающий чайник, пытаясь унять внутреннюю нервную дрожь.

Меня задело, эмоции захлестывают, а хочется выглядеть спокойной и невозмутимой. Чайник шумит, выключается. Наливаю кипяток и, сглотнув, ровным голосом интересуюсь, не смотря на Ивана.

– Ты серьезно считаешь, что я и понравиться не могу никому?

– Почему же никому? Просто не Марку, – расслабленно отбивает Ваня, – Вот если бы тебе сейчас тот сутулый чувак с хвостом облезлого металлиста конфеты притащил, я бы даже не удивился… Как его… На кафедре крутится…

– Елисей? – догадываюсь, что он об аспиранте Бессонова.

– В точку, Елисей, – щелкает пальцами Чижов, улыбнувшись.

– Очень интересно…– присаживаюсь на диванчик у журнального столика и пододвигаю к себе печенье и конфеты, – А почему не удивился бы? – щурюсь, – Потому что думаешь, что он мне подходит? Подходит, потому что страшный?!

– Ахах, не-е-ет! – веселится Чижов, раскачиваясь на стуле, в то время как у меня внутри кипит уже все.

Была б моя воля – вцепилась бы уже в глаза его горящие наглые, а потом еще и все кудри бы повыдирала! Смирение смирением, а у нас в деревне и за меньшее палками по хребту получали. И уж только потом отмаливали грех с чистой совестью.

А Иван тем временем развивает свою мысль.

– Нет, дело не в "страшная" а…потому что… бл… – и тут он впервые за этот разговор мнется, стараясь подобрать мне определение. Черные сверкающие глаза впиваются в мое лицо гарпунами словно сканируют, – Ну что ты сама не знаешь, Лиз, что фриковатая?!

Что? У меня от шока и обиды отвисает челюсть. Ну спасибо, уж подобрал слово так подобрал!

– Это не плохо, нет, – а Чижов только еще хуже делает, продолжая нести все эти оскорбительные помои, – Просто Линчук и ты.... Он не может тобой заинтересоваться. Это какая-то херня. Может, я не гений социологии, но в реальном социуме понимаю уж точно побольше тебя, Лизка. Он же показушник, помешанный на статусе и деньгах. Для него все, у кого предки не долларовые миллионеры хотя бы, вообще второй сорт. Он со мной то общается только из-за того, что мы играем в одной команде, и я как игрок покруче, чем он. А так бы… Я для него тоже потенциально его дворецкий. А такие как ты и вообще…даже сортировке не подлежат. Ты ведь не просто монашка. Ты – бедная, не статусная монашка из какой-то глухой деревни. Короче на грани фрика или городской сумасшедшей. Все бы над ним ржали, а Линчук бы никогда такого не допустил – он себя слишком любит. Не удивлюсь, если надрачивает на себя в зеркало по утрам… Кхм…Прости… – сбивается Чижов, видя, как я мгновенно ярко вспыхиваю от его последнего замечания. Слегка нахмурившись, продолжает, – Вот он сейчас сделал вид, что типа за помощь в учебе конфеты принес, как только меня спалил. Если бы ты ему реально нравилась, он бы это не скрывал, ведь так?

– Так он может и скрывает, потому что будут издеваться над ним, – не выдерживаю я, прерывая Ванькин монолог. В горле ком уже размером с кулак стоит, говорить выходит сдавленно, с надрывом, – Такие как ты в первую очередь! Что, скажешь, не стал бы его доставать, узнав про меня? Высмеивать?! Ты же это любишь!

– Да, стал бы. Стал бы! А почему нет? – запальчиво повышает голос Ваня, подаваясь в мою сторону, – Но, если бы я оказался на его месте, я бы просто набил любому "шутнику" морду, чтобы в следующий раз хорошенько подумал, что молоть, а по большому счету мне бы было вообще плевать, кто там что говорит.

– Не все такие как ты. Не всем плевать, – обхватываю горло дрожащей рукой, не зная, как от спазма избавиться. Нос щиплет подступающими слезами.

– Да, не все. Вот Линчуку не плевать, и именно поэтому ты ему точно не можешь нравиться! Я хз, чего он к тебе прицепился, но… Хотя… Не хочешь – не слушай меня, – отмахивается, – Мне на самом деле по фигу, твоя жизнь. Но когда ты в итоге влипнешь из-за Линя в какую-нибудь дерьмовую историю, я с удовольствием первым скажу "я же говорил", – пожимает плечами Ваня и, крутанувшись на стуле, отворачивается к компу, показывая, что разговор окончен.

Смотрю на его широкую спину, коротко стриженный затылок, копну тугих черных кудрей на макушке, и картинка плывет перед глазами. Вдохнуть не могу, потому что понимаю, что тихо не выйдет – всхлипну. На губах солоно. Через несколько секунд все-таки делаю судорожный вдох, и выходит шумно, как я и боялась.

Чижов моментально поворачивает голову.

– Эй, ты чего? Ты там плачешь что ли? – испуганно. Вскакивает со стула и в один шаг оказывается рядом. Плюхается рядом на диван и обнимает меня левой рукой за плечи, впечатывая в свой бок. Ручища у него горячая и тяжелая, как раскаленным ломом придавил, – Блин, Шуйская, не надо. Зачем ты меня слушаешь вообще?! Я же придурок, не знаешь что ли?! У кого хочешь спроси! – тараторит хрипло и виновато.

И мне только хуже от его неуклюжего утешения. Слезы катятся – не успеваю смахивать, каждый вдох и выдох – надрывный всхлип. Встать бы и убежать, а сил почему-то нет оттолкнуть. Тело будто не мое, ватное.

– Ну все…Лиза… Не надо.... – бормочет Чижов. Шарит глазами по лаборантской, словно ища помощи, натыкается взглядом на несчастные конфеты Линчука, – Слушай, а не поскупился, вроде ручной работы. Можно?

– Б-бери, – шмыгаю носом.

Хватает одну и отправляет в рот, озорно поглядывая на меня.

– И вообще, Елизавета, давай лучше чай пить. И налопаемся этих чертовых конфет. Какую тут кружку взять можно?

Показываю ему. Отвлекаюсь.

А через пару минут и вовсе успокаиваюсь, потому что Чижов, не замолкая, очень весело рассказывает про то, как вчера Богдану Фоменко чуть дважды не сломали нос мячом на тренировке. А конфеты оказались действительно вкусные.

Вот только привкус от них на языке горький. И еще остро хочется доказать, что Чижов не прав.

В раздевалке шумно, тесно, пахнет носками и резким мужским потом, усиленным разнообразными дезиками, а ведь мы только переодеваемся на тренировку. После нее же здесь будет стоять такой смрад, что без противогаза и не зайти.

Да, у меня пунктик на всякие неудобоваримые ароматы. С детства тошнота подкатывает от любых сладких духов или чьих-то давно немытых подмышек, что, конечно является не самым удачным качеством для парня, половину своей жизни проводящего в спортзале или на тренях, но уж как есть. Каждый раз перебарываю себя.

Привычно занимаю самую дальнюю лавку и расчехляю свою спортивную сумку, чтобы достать форму.

– Чиж, здоров! … Здоров!…Здорова!…– хлопки по спине и плечам выстреливают пулеметной очередью.

Рядом со мной кидает свою сумку Эмиль, мой друг.

– Здоров, – тянет руку.

Пожимаю. Разорвав рукопожатие, Караев тоже начинает шустро переодеваться.

– Тебя после трени домой подкинуть? – спрашивает Эмиль, стаскивая джинсы.

Это его самый частый задаваемый мне вопрос.

Квартира, доставшаяся мне от лучшей подруги бабушки, так как своих родственников у Клавдии Михайловны не было, а я последние пять лет ее жизни по просьбе бабули таскал ей продукты по звонку, запускал стиралку, помогал платить коммуналку и даже иногда мыл полы, находится в одном районе с домом Эмиля.

Так что, когда моя тачка накрывается медным тазом, а в последнее время это почти каждый месяц, Караев – мое бесплатное такси после тренировок.

– Да не, спасибо, бро, я на колесах сегодня, вчера вечером из сервиса забрал, – качаю головой, надевая майку.

– А-а-а, – тянет Эмиль, – Хорошо, а то у меня планы на вечер, в пробку бы встали – огреб от Малька, – говорит про свою теперь уже невесту.

– Что за планы?

Караев ловит мой взгляд и страдальчески вздыхает, прежде чем податься поближе, чтобы тихо пробурчать.

– Малина тащит меня на балет, – скорбно поджимает губы, поглядывая на остальных пацанов, чтобы не услышали, – На "Золотого петушка"…!