Селфхарм - Горошко Ирина - Страница 6

«Содержимое посылки: реквизит для перформанса.

Муляж внутреннего органа человека – сердце. 1 шт.

Муляж внутреннего органа человека – печень. 1 шт.

Муляж внутреннего органа человека – почки. 2 шт.

Искусственная кровь – 2 л.

Муляж человеческой головы – 4 шт.

Муляж человеческой руки – 8 шт.»

– Что это за ересь написана? Что это вообще значит? Зачем это? Кому такое надо?

дыши

– Наш фестиваль «Искусство ради искусства» проводится при поддержке Департамента искусства. Вот ходатайство от Департамента с просьбой к таможенным органам содействовать ускоренному прохождению таможенных процедур, – без запинки тараторит Аня и протягивает документ.

– Да, конечно, я в курсе, – инспектор даже не смотрит на бумагу, – я про другое. Знаю я про ваше это «Искусство ради искусства», только не понимаю, кому это вообще надо? Нормальным людям зачем такое? Кровавые какие-то, как вы их называете, «перформансы», кино ни о чём, как будто бы намеренное идёт разложение нации, почему нет красивого ничего, почему всё какие-то выставки о чьих-то якобы угнетённых правах, всё какие-то люди голые корчатся в муках, это разве искусство? Это от лукавого, это разложение!

Аня молчит, упёршись взглядом в портрет президента на стене.

– Иван Никифорович, разъясните мне, пожалуйста, каков ход моих действий, что я могу предпринять, чтобы всё-таки получить посылки?

– Ничто тебе, дурочка, не поможет. Каждый отвечает за деяния свои, помни.

Он погрузил свою тушу на стул и гаркнул:

– Свободна!

Аня умчалась прочь, избивая пол ногами.

В пятницу она успела снова заполнить три копии заявления, снова подать в специальное окошко. Просидела на таможне весь день, ожидая, что её позовут.

За десять минут до закрытия выловила барышню в форменном костюме.

– «Арт энд блад»? Идите домой уже – не рассмотрят сегодня вашего заявления, – глядя мимо Ани, сказала барышня.

В восемь утра в субботу на таможне суетно. В каждое окно для приёма заявлений выстроилось по огромной очереди, кто-то мнёт во влажных ладонях свои бумаги, кто-то громко говорит по телефону. Аня протискивается к вожделенной папке с заявлениями, перебирает их – «Арт энд блад» там нет.

Вдыхает, выдыхает, направляется к известному кабинету. Как только приближается к двери, из кабинета вываливается инспектор с пухлой папкой в руках. Покачиваясь на носках, молча смотрит на Аню сверху вниз поверх очков.

– Ну и что там? Отменили сатанизм свой?

– Перформанс сегодня, – выдыхает Аня. – Все билеты проданы.

– На, – инспектор протягивает Ане документы с такой неприязнью, словно там фекалии.

Аня молча смотрит на печать на заявлении. ВЫПУСК РАЗРЕШЁН. Фигура инспектора стремительно удаляется по коридору.

его голова взрывается тело падает на пол лужи красного на стенах и потолке красной стала форменная голубенькая рубашечка папка и все бумаги в ней пропитались кровью

Пожилая сотрудница склада в вязаном свитере приволакивает по полу огромный обмотанный целлофаном и скотчем чемодан.

– И как вы его попрёте? Ручек нет, ничего нет.

Аня просит ножницы, взрезает целлофан и скотч, высвобождает чемодан от обёртки. Бордовый, старомодный, неудобной прямоугольной формы, из толстой кожи, с массивными пряжками. Ну теперь хотя бы есть ручка. Кое-как поднимает его, от трения ручки ладонь горит.

Ближайший поезд через пятнадцать минут, ну конечно, как всегда. Бегом, бегом, но скоро всё закончится!

Успела! Ворвалась в вагон за несколько секунд до отправления.

В поезде Аня прислоняет спину к вертикальному поручню, прикрывает глаза. Наконец сердце не вылетает через горло, да и голова зафиксировалась на месте. Неся чемодан перед собой, словно тушу, Аня находит место, садится.

Пальто подрагивает на соседнем кресле, в окне зеленеют возрождающиеся из небытия деревья. Аня достаёт из рюкзака каталог.

Фестиваль визуальной культуры и перформанса «Искусство ради искусства»

Минск, апрель-май 2015

Проводит ладонью по обложке. Раскрывает, вдыхает запах. Открывает на последней странице, раздел «Команда». Вот оно:

Специалист по таможенному оформлению: Анна Горелочкина

И фото рядом.

Врывается в галерею за полчаса до начала перформанса. Прямо у входа стоит облачённая в глухое чёрное платье в пол художница Барбара. Длинные красные волосы собраны в высокий хвост.

– Oh yes, sure it’s you, – мягко улыбается Барбара, словно они знакомы много лет, и протягивает руки забрать у Ани чемодан.

– I am so sorry I made you wait for so long! – начинает бормотать Аня, но Барбара движением руки просит Аню замолчать.

– Do not worry, it’s just life, shit happens. But we are here, we are alive, and that’s what we should be grateful for.

Барбара улетает куда-то вглубь галереи, и кажется, что лишь чемодан в руке не даёт ей воспарить.

– Ну что, наша Аня добыла посылку? Живая? – плечо Венеры оттягивает огромная жёлтая сумка.

– Ага, живее, чем когда-либо.

– Ну, отлично! Анька, осталось продержаться две недели, две недели! У нас ещё всего три серьёзные посылки, ты же следишь, да? Другие фестивали ждут наши отправки, всё под контролем у тебя?

Аня энергично кивает.

– Ну хорошо. Иди, садись, занимай место. Мы же зрителей ещё не запускали, тут будет переаншлаг, Барбара очень крутая!

Аня приоткрывает рот, она же ни на какой перформанс не собирается, она же обещала себе, что устроит выходной, поедет домой, поспит. Но вместо этого занимает стул по центру третьего ряда, кладёт локти на колени и обхватывает ладонями голову.

Прямо над ухом Аня слышит:

– О, Дубовский, глянь. Ходит как именинник: каждый год у нас обязательно выступает Барбара, и пресса захлёбывается похвалой, как снова она саму себя превзошла.

Пётр Дубовский облачён в длинный чёрный плащ, как у Нео в «Матрице». Он энергично наговаривает в протянутый к его лицу массивный микрофон с логотипом телеканала. Журналист усердно кивает и улыбается.

Джульетта плюхается на соседнее кресло, взгромождает на колени объёмный кожаный портфель, а две полотняные сумки пытается уложить сбоку.

– Давайте мне, – Аня бережно берёт сумки с логотипом «Слёз Брехта».

Джульетта делится с ней наблюдениями о Дубовском. Джульетта садится именно рядом с ней, с Аней, хотя могла бы найти любое место из забронированных для спонсоров, которые никогда не приходят. Но Джульетта выбрала именно её. В районе живота что-то сильно сжимается, сразу расслабляется, а потом разбухает и заполняет всё тело. Что-то розовое, воздушное, невозможно приятное.

Пальцы Джульетты, как всегда, нервно теребят ручки сумки. Хочется положить ладонь на эти пальцы, хочется медленно поглаживать их, пока напряжение не уйдёт, пока Аня не заберёт, не растворит все тревоги этой женщины.

Зал заполняется зрителями, нарастает гул голосов, воздух пропитывается ароматами и трепетом ожидания. Кто-то рядом кричит в трубку: «Да, проходите, проходите, сейчас всё начнётся, это прямо в галерее, я в четвёртом ряду! Женщина! Это место занято, занято!»

Аня вертит головой, рассматривает публику. Рядом с коротко стриженными зелёноволосыми девочками в кедах восседают дамы в вечерних платьях. Мелькают смутно знакомые лица: художники, актёры, режиссёры.

Свет тускнеет, очертания предметов размываются, гул затихает.

– Эй, Аня! – Джульетта наклоняется и шепчет: – А у тебя планы есть? После окончания контракта? Работу какую-то уже ищешь?

Аня качает головой. Джульетта, какая работа может быть после «Арт энд блад»? А вы что, вы готовы от меня отказаться, отфутболить неизвестно куда?