Эликсир. Парижский парфюмерный дом и поиск тайны жизни - Левитт Тереза - Страница 4

Более нежным растениям требовался процесс анфлёража, при котором аромат цветка заманивался в твердый жир и сохранялся в нем. Этот основополагающий подход использовался тысячелетиями: душистые мази и ароматические масла были важным предметом торговли в Средиземноморье еще со времен Нефертити. Но грасские парфюмеры поставили этот метод на поток и создали предприятие, требовавшее большого числа работников и в корне изменившее представление об изготовлении духов.

Самым распространенным методом был enfleurage à chaud (“анфлёраж с нагреванием”), который иначе называют вывариванием или мацерацией. Очищенный жир (обычно говяжий или олений почечный) или растительное масло растапливали в бенмари – водяной бане, где происходит медленное, контролируемое нагревание при температуре ниже точки кипения воды. Парфюмер помещал цветы в расплавленный жир и оставлял томиться на медленном огне, пока из них не выходил весь аромат (как правило, на это уходило от двенадцати до сорока восьми часов). Затем из жира вынимали уже отдавшие весь свой дух цветы и клали туда новые; процесс повторялся от десяти до пятнадцати раз. Конечным результатом становилась помада, которой присваивался номер, теоретически обозначавший соотношение массы цветов, использованных при производстве продукта, и массы жира.

Илл. 3. Сцена из Граса, изображающая мацерацию, или “анфлёраж с нагреванием”, при котором цветочные лепестки нагреваются в чане с маслом.

Но методом, который принес Грасу наибольшую славу, стал enfleurage à froid (“анфлёраж без нагревания”) – еще более кропотливый процесс, получивший применение в промышленных масштабах только в Грасе. Эту технику приберегали для тех цветов, аромат которых не выносил ни малейшего нагревания, а к их числу как раз принадлежали две суперзвезды парфюмерного мира: жасмин и тубероза. Сборщики жасмина спешили в поля в предрассветное время, когда цветы испускали самое сильное благоухание. При этом им приходилось действовать крайне осторожно, чтобы не помять лепестки, потому что малейшее повреждение могло сказаться на аромате. После взвешивания корзин и оплаты труда сборщиков лепестков отправляли в le tri – на сортировку. Там они сидели среди гор лепестков, возвышавшихся над их головами, и отбирали материал: отбрасывали поврежденные лепестки, листики и любые другие нежелательные элементы. Лепестки, прошедшие отбор, высыпались на полотняные полосы, предварительно покрытые тонким слоем твердого жира. Эти куски ткани натягивались на деревянные рамы, или шасси, а те ставились друг на друга. Все это требовалось проделывать быстро, и лепестки раскладывались по тканевым полкам уже через несколько часов после сбора. Порой на работы выходил чуть ли не весь город. Когда лепестки отдавали весь свой запах (обычно у жасмина на это уходили сутки, у туберозы – два или три дня), работники выбрасывали старые выдохшиеся цветы и заменяли слоем свежих. Этот процесс повторяли неделями – до тех пор, пока слой жира не напитывался ароматом в достаточной мере.

Илл. 4. Еще одна сцена из Граса. Два человека на втором плане при помощи пресса выжимают из растений эфирные масла. Человек на переднем плане укладывает на раму ткань, смазанную жиром. Затем он выложит на нее цветочные лепестки; этот процесс называется “анфлёраж без нагревания”.

Условия труда были далеки от идеальных. При найме работников предпочтение отдавали детям – из-за маленьких пальчиков и низкого роста. Исходя из веса принесенного груза, женщинам платили вдвое меньше, чем мужчинам ¹⁴. Объем задействованного труда был колоссальным. Примерно час труда сборщиков уходил на то, чтобы добыть 4000 крошечных цветка, или фунт жасминового сырья, тогда как на производство одного-единственного фунта абсолю (абсолютного масла) жасмина требовалось 750 фунтов сырья (или 3 миллиона цветков) ¹⁵. Огромные площади, засеянные растениями, сжимались и сгущались в маленькие пузырьки, а затем отправлялись на север – к королевскому двору, становившемуся все более могущественным и все более требовательным.

Производство духов в Грасе разрасталось одновременно с ростом могущества французской короны, и королевское владычество последовательно мобилизовало парфюмерное дело на службу своих интересов. В XVI веке, когда Екатерина Медичи только приехала во Францию, трон все еще делил власть с представителями влиятельных семейств. Эти аристократы с большим подозрением смотрели на надушенные итальянские перчатки королевы и распускали слухи, будто она пользуется духами, чтобы перебить запах яда: якобы одну пару таких перчаток ее величество отослала в подарок своей сопернице Жанне д’Альбре, после чего та скончалась. Но прошел еще век, и Людовик XIV, взойдя на трон, сосредоточил в собственных руках почти всю государственную власть. К тому времени надушенные перчатки распространились уже повсюду – и были лишь вершиной благоуханного айсберга. “Еще никто и никогда так не любил ароматы”, – писал о короле герцог де Сен-Симон. И Версальский дворец, выстроенный Людовиком XIV как памятник абсолютизму, был ими буквально пропитан ¹⁶.

Почти все в Версале источало благоухание. Одним особенно ценным предметом – настолько ценным, что часто его дарили друг другу государи, – был тонко надушенный кусок ткани, называвшийся toilette – это уменьшительная форма от слова toile, означавшего по-французски “ткань”. Появилась новая мода: застилать такой тканью стол, на котором перед зеркалом расставлялись многочисленные баночки и скляночки, использовавшиеся для ухода за собой. Она-то и дала имя и столику, и процессу: la toilette – “утренний туалет”. В Версале же этот процесс сделался самым сложным и долгим.

Тремя главными компонентами туалетного ритуала были мази, порошки и помады, и все они были очень сильно ароматизированы. Мази, или густые кремы, наносились на кожу. К ним относились белила (blanc), которые осветляли кожу, и румяна (rouge), придававшие щекам розоватый оттенок. Порошки, или пудры, делавшиеся из тонко перемолотого крахмала, впитывали аромат свежих цветочных лепестков. К популярным ароматам относились роза, мускус, нарцисс и дубовый мох. Порошки наносили на кожу (для придания ей бледности) и на волосы. Топленые жиры вроде очищенного свечного сала или околопочечного жира, насквозь пропитанные ароматами, становились помадами для придания форм прическам и надушивания волос.

Этот тщательный уход, как хорошо известно, не включал в себя мытья. Воды, в особенности горячей, избегали, считая ее вредной для здоровья: она якобы открывала ворота болезням. Но хотя Людовик XIV и не принимал ванны, от него всегда пахло так хорошо, что его даже прозвали “сладкоцветочным”. Чтобы очистить кожу, он часто втирал в нее ароматизированный esprit de vin, винный спирт. Другим распространенным средством очищения был уксус, а также разные вида мыла, например savonnettes de Bologne – с маслом апельсина, розовой водой и множеством других запахов ¹⁷. Тело обтирали специальными кусочками ткани, так называемыми mouchoirs de Vénus (“носовыми платками Венеры”), заранее обработанными особыми составами, куда входили, например, лимон и гвоздика.

Телесные выделения впитывало надушенное льняное нижнее белье, которое переменяли несколько раз в день. Прачки короля выдерживали его нательное белье в особой жидкости – aqua angeli, в состав которой входили розовая вода, росный ладан, жасмин и флёрдоранжевая вода. Придворные подвешивали к своей одежде маленькие саше с ароматными цветами и прятали в волосы розовые лепестки. Обязательным атрибутами были надушенные носовые платки и веера, и вокруг их применения буквально вращался весь придворный этикет. Лекарь короля изобрел особое устройство – cassolette royale, “королевскую курильницу”, которая распыляла ароматы при помощи пара, поднимавшегося от кипевшей воды. Король любил, чтобы каждый день его покои пахли по-разному, и это правило соблюдалось до тех пор, пока на склоне лет у него не развилась повышенная чувствительность: тогда ему сделались противны все запахи, кроме аромата апельсиновых цветов, собранных с его собственных деревьев в парке Версаля.