Спецназ. Притворись моим (СИ) - Вайн Лана - Страница 8

Легко сказать «приедете»!

— А как нам приехать? — не выдерживаю я. — Нам нужно быть там завтра!

— Завтра? Ну разве что на метле. И то реактивной. Следующий поезд в вашу сторону только утром. В восемь тридцать.

Утром…

Я чувствую, как земля уходит из-под ног.

Завтра утром — это значит, что мы приедем в Челябинск только послезавтра! То есть аккурат к шапочному разбору, когда все гости уже разъедутся, а папа будет метать гром и молнии.

Мне конец.

— Завтра утром⁈ — выдыхаю я. — Нет, нет, нет! Это невозможно! Мне нужно быть на месте уже завтра вечером! — почти кричу, чувствуя, как паника снова подступает липкой волной. — У моего отца юбилей! Понимаете? Ю-би-лей! Я не могу опоздать!

Женщина смотрит на меня как на умалишенную.

Наверное, я так и выгляжу сейчас — растрепанная истеричка.

— Ну, милочка, а я-то тут при чем? Раньше надо было думать, а не бегать по перронам.

— Но… Должен же быть какой-то выход! Может, есть автобусы? Или… попутку можно поймать? — лепечу я, цепляясь за призрачную надежду.

Ну хоть что-нибудь! Должно же быть хоть что-то!

— Какие автобусы? Какие попутки? — фыркает работница вокзала. — Это вам не столица. Тут до ближайшего города километров сто по заметенной дороге. Кто вас повезет? Сидите уж, ждите поезда. У нас тут комната отдыха есть. Можете там переночевать.

— А отделение полиции или участковый здесь есть? — говорит Никита, прерывая мои панические завывания. — Если да, где найти? Нам нужно заявить о краже.

Точно! Заявление! Может, хоть это как-то поможет…

Хотя чем? Время все равно не вернуть.

Женщина вздыхает, словно мы ее смертельно утомили.

— Участковый у нас есть. Петрович. Третий дом от станции по левой стороне. Синий забор. Но он сейчас, поди, уже обедает. Нерабочее время.

— Спасибо, — коротко бросает Никита и, не глядя на меня, разворачивается к выходу.

Я семеню за ним, чувствуя себя абсолютно разбитой.

Полная безнадега.

— От тебя одни проблемы, Агапова, — доносится до меня, когда мы снова оказываемся на морозном воздухе. Он даже не повышает голос, но каждое слово бьет наотмашь. — Пошли к участковому, писать заявление.

— И что мы ему скажем? «Здравствуйте, товарищ Петрович, приятного аппетита! Мы тут от поезда отстали, потому что я дура, а мой спутник — тормоз»?

Никита останавливается и резко поворачивается ко мне.

— Хватит истерить. Возьми себя в руки. Мы заявим о краже. Это стандартная процедура. А потом будем думать, как отсюда выбираться. Ясно?

— Ничего не ясно! — Голос снова дрожит. — Завтра утром! Поезд только завтра утром! Я опоздаю! Ты понимаешь, Никит⁈

— Я понимаю, что твои крики нам не помогут найти решение, — его тон снова ледяной. — Либо ты успокаиваешься и начинаешь думать конструктивно, либо…

— Либо что? Бросишь меня здесь одну, без денег замерзать? — Вызывающе вздергиваю подбородок.

Сота смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом. Секунду кажется, что он сейчас развернется и уйдет. Но он лишь вздыхает. Тянется и застегивает мою куртку до самого подбородка. Натягивает на мою голову капюшон и командует:

— Не драматизируй, Агапова. Пошли. Третий дом, синий забор.

Я сжимаю зубы, чтобы не съязвить в ответ. Но… какой смысл? Поезд ушел. Я застряла в какой-то дыре с этим ходячим холодильником, и если мы сейчас начнем выяснять, кто из нас больше виноват, то просто превратимся в два сугроба.

— Ладно, — выдыхаю я облачко пара. — Ведите, подполковник. Раз уж вы у нас тут главный по решению проблем.

На секунду мне кажется, или он удивлен? Мужчина бросает на меня быстрый, изучающий взгляд. Ага, не ожидал, что я могу быть не только истеричкой? Но он ничего не говорит.

Никита широким, уверенным шагом направляется прочь от станции, вглубь поселка, если эти три ряда домов вообще можно так назвать. Я за ним.

Мы молча шагаем по скрипучему снегу. Тишина стоит оглушающая. Только ветер завывает в проводах и швыряет в лицо ледяную крошку. Вокруг ни души. Темные окна, сугробы по пояс, покосившиеся заборы. Глушь. Самая настоящая.

Господи, куда я попала?

Страх, который я до этого глушила злостью, начинает медленно просачиваться в кровь. Одно дело — опоздать на поезд. Другое — остаться без документов и денег в месте, которого нет ни на одной карте.

Никита идет впереди. Широкая спина в темной парке кажется единственным стабильным объектом во всей этой заснеженной вселенной. Он не оглядывается, не проверяет, иду ли я. Просто это знает, потому что деваться мне некуда. И от этой его уверенности меня одновременно трясет от злости и… становится чуточку спокойнее. Сотников не паникует. Значит, и мне не стоит. Хотя бы не так сильно.

Мы подходим к неказистому деревянному дому с ярко-синим забором. Из окна пахнет чем-то жареным. Похоже, участковый Петрович действительно обедает. Прекрасно. Сейчас еще и отвлекать человека от еды будем.

Никита решительно открывает калитку и идет к крыльцу.

Я плетусь за ним, чувствуя себя провинившейся школьницей, которую ведут к директору.

Сердце колотится так, что вот-вот выпрыгнет. Что нас ждет за этой дверью? И есть ли хоть какой-то шанс выбраться отсюда сегодня? Хоть малейший?

Господи, пусть этот Петрович окажется волшебником!

Или хотя бы владельцем вездехода…

Никита поднимается на крыльцо и стучит в дверь. Тишина. Он стучит еще раз, настойчивее. За дверью слышится шарканье и недовольное ворчание…

Петрович — лысеющий, пузатый мужик шестидесяти лет. Навскидку. Никакого энтузиазма по части отлова преступников в глазах. И никакого желания возиться с застрявшими в их дыре туристами на словах. Участковый лишь «для галочки» в вышестоящих инстанциях.

Нет, на хутор он нас не посылает, но принимает в своем доме без излишнего гостеприимства. С одной стороны — ожидаемо. Как правило, в таких «камерных общинах» чужаков не любят. Друг друга знают не только в лицо, но и по имени, фамилии, дате и времени рождения. И стоять за своих готовы горой. Даже если хулиганы. Даже если разлагающиеся слои общества. Просто натура у нас, людей, такая: своя рубашка ближе. С другой стороны, меня, как человека, работающего в силовых структурах, такое отношение к своей работе страшно выводит из себя.

Но, будем откровенны, шансы вернуть две тысячи налички равны нулю. Принцесса заблокировала карты еще на вокзале, при мне. Поэтому наш поход к участковому скорее способ убить время, нежели реально найти воришку.

— Садитесь, пишите, милочка.

Усаживает Агапову за обеденный стол. Дает ручку и лист «А4» с перечеркнутыми рабочими записками на обороте. Наверное, тоже какое-нибудь заявление. Принять принял, а «возбудить» забыл. Работничек…

— Что писать? — поднимает на Петровича свои большие глаза девчонка.

— Всё от «А» до «Я».

Агапова смотрит на меня растерянно.

— Пиши, — говорю и встаю у нее за спиной, нависая над головой. — Я — такая-то такая-то, проживающая по такому-то адресу — пиши полностью — хочу заявить о краже моего имущества… — надиктовываю бедовой текст заявления в свободной форме, наблюдая, как чистый лист быстро заполняется красивыми, ровными строчками, — … и двух тысяч рублей наличными средствами.

— Мхм, написала…

— Теперь описывай в деталях момент кражи: что видела, что помнишь, кто был свидетелем и, главное, время и место обозначь.

— А если я не знаю, сколько было времени?

Я бросаю взгляд на наручные часы и прикидываю примерно, когда всё случилось. Говорю Агаповой. Петрович хмыкает:

— Декламируете со знанием дела, молодой человек, — усаживается за стол напротив Иры с кружкой травяного чая. Нам он, к слову, даже не подумал предложить согреться. — Не первый раз девушка ваша в передрягу попадает, да? — весело уточняет.

— Она не моя девушка.

— Дальше, Никит?

— Дальше пиши: «Прошу привлечь к ответственности незнакомое мне лицо».