Спецназ. Притворись моим (СИ) - Вайн Лана - Страница 7

Выпускаю струю дыма в морозный воздух.

Снова обхватываю сигарету губами.

Едва успокаиваю своего тревожного внутреннего зверя, как случается подспудно ожидаемая мною херня.

К Агаповой со спины подбегает какой-то мелкий шкет, и в тот момент, когда она достает из своего розового кошелька бумажную купюру, сопляк этот кошелек у нее подрезает. Выхватывает и тикает со всех ног, петляя между прохожих.

— Эй!!! А ну отдай! Держите его!

С воплями и пакетом пирожков бросается в погоню Ира.

Я матюкаюсь. Бросаю сигарету, тушу ботинком, и двигаю в том направлении, куда умчались эти двое. Залетаю в здание вокзала. В последний момент улавливаю мелькнувшую голубую куртку девчонки. Бегу за ней. Не рассчитав свои габариты, чуть не сношу с ног мужика. Пинаю чью-то сумку. Бросаю извинения и влетаю плечом в двери центрального входа.

Вываливаюсь на улицу. Едва успеваю затормозить, по касательной все-таки влетая грудью в спину Агаповой. Она, потеряв равновесие, охает и летит вперед. Я хватаю ее за капюшон, удерживая в вертикальном положении.

— Убежал! — впивается пальцами в волосы и с отчаянием оглядывается по сторонам Ира. — Я не видела, куда… С моим кошельком! А там деньги, карты, там… всё, Никит!

— Твою мать, Ириска. Ты без приключений вообще никак⁈

— Да чего я-то⁈ Это он! Схватил!

Осматриваюсь. Мелкого воришку нигде не видно. И шансов найти его «по-быстрому» никаких. Он местный. Стреляный воробей — знает здесь все входы и выходы. Наверняка уже где-то затихарился. Дело — труба. Перспектив никаких.

— Пошли, — хватаю девчонку под локоть.

— Куда? — упирается, пятками тормозя. — А кошелек! Не пойду!

— Налички там много было?

— Н-нет, тысячи две, но…

— Бабки не вернешь — смирись. Карты сейчас же заблокируешь — ничего страшного. Кошелек новый купишь — не проблема. А вот если мы на поезд опоздаем — кабзда тебе, Агапова. Сам лично постараюсь! Поэтому давай, шагаем в темпе! — буквально волоку девчонку за собой, заталкивая в двери вокзала.

— Да ну как⁈ — возмущается, все еще крутя головой по сторонам. — Так же нельзя, блин! Он что, останется безнаказанным⁈

Законом — останется. Карма хлопнет.

— Да пусти ты меня, Сотников, хватит меня тащить! — вырывается.

— В следующий раз будешь меньше клювом щелкать, — ослабляю хватку.

— Надо заявление написать!

— Кому? Завхозу или, вон, кассиру?

— Здесь должен быть участковый! Или пункт охраны!

— Агапова, ради всего святого, двигай ногами, а то мы сейчас реально ос… — осекаюсь на полуслове.

— Никуда я не…

— Цыц! — шикаю. — Ты это слышишь? Это что…

Прислушиваемся и переглядываемся.

— Поезд, черт! — вопит Ира.

— Бегом, блять! — гаркаю я.

Срываемся с места и на всех парах несемся в сторону перрона. Заплутав, врезаемся в закрытую дверь. Чуть не вышибаем своими локтями стекло. Оно трещит. Ныряем в соседний проход. Выбегаем на улицу.

— Черт, черт, черт!

Состав набрал ход, и всё, что мы успеваем уловить, — это хвост последнего вагона.

Наш поезд ушел.

Ну вот и всё. Приехали.

Стою посреди заснеженного перрона какой-то богом забытой станции, название которой я даже не удосужилась прочитать, когда мы сюда влетели вихрем. Вокруг стылая декабрьская глушь, пронизывающий ветер швыряет в лицо колючую снежную крошку, а единственное теплое пятно во всей этой картине вселенской тоски — это широкая спина Никиты Сотникова, маячащая в паре метров от меня. Хотя нет, вру. Тепла от него, как от айсберга в Антарктиде. От него веет исключительно арктическим холодом и плохо скрываемым раздражением.

Наш уютный, теплый поезд с моими вещами, документами и, что самое обидное, с единственным шансом успеть на юбилей отца — ушел. Тю-тю. Машет нам сейчас где-то на горизонте последним вагоном и везет мою сумку с платьями в Челябинск. Без меня.

А я осталась тут. Наедине со спецназовцем, который меня ненавидит (взаимно, к слову!), без денег (спасибо мелкому воришке), без документов и, кажется, без малейшего шанса на спасение.

— Отлично, просто замечательно! — я не выдерживаю и всплескиваю руками, отчего с варежек слетает снег. — Лучше и придумать нельзя! Спасибо тебе, Сотников!

Он медленно поворачивается. Лицо непроницаемое, только желваки слегка ходят под кожей. Темные глаза буравят меня взглядом, от которого хочется съежиться. Но я держусь. Я же Агапова!

— Ты сейчас серьезно? Это я виноват, что ты рванула за каким-то сопляком? — голос у него ледяной, без намека на шутку.

— А ты бы догнал его! Ты же спецназовец! — парирую я, чувствуя, как злость снова закипает внутри. — Или твои навыки работают только на тренировках?

— Мои навыки работают там, где нужно, — отрезает он. — А гоняться за малолетними воришками из-за твоей беспечности в мои обязанности не входит. Надо было кошелек держать крепче.

— Да я… Да ты… — слова застревают в горле. Хочется запустить в него снежком, желательно потяжелее, но я сдерживаюсь. Только силы тратить. — Какой же ты… придурок!

— Истеричка, — спокойно отбивает он мою шпильку, ничуть не смутившись. Спокойный, как удав. Будто это не мы сейчас застряли черт-те где, а просто вышли подышать морозным воздухом.

— Я теперь опоздаю к отцу на юбилей! Он меня убьет! — голос срывается на предательскую истеричную нотку. Вот черт, только не реветь!

— Агапова, соберись, — тон Никиты становится чуть мягче, но все таким же строгим. — Слезами делу не поможешь. Нужно найти администрацию станции и узнать, что делать дальше.

Он прав, конечно. Нужно взять себя в руки.

Глубокий вдох. Выдох. Еще раз.

Так, дыши, Ира, дыши!

Но как же сложно, когда все идет наперекосяк! Одна надежда на этого каменного человека рядом. И от этого тошно вдвойне.

— Ладно, — выдыхаю я, стараясь придать голосу твердость. — Веди. Куда тут идти?

Никита кивает и молча указывает на небольшое одноэтажное здание вокзала. Мы бредем туда по скрипучему снегу. Ветер треплет мой шарф и пытается залезть под пуховик. Холодно — жуть. Зуб на зуб не попадает. Еще немного, и я превращусь в ледышку.

Администрация находится быстро — небольшая комната с обшарпанными стенами, старым столом и двумя стульями. За столом сидит полная женщина в форменной жилетке и с унылым выражением лица изучает кроссворд. На нас она поднимает взгляд с явной неохотой.

— Чего вам? — голос у нее такой же унылый, как и все вокруг.

— Здравствуйте, — начинает Никита ровным, спокойным голосом, который меня уже начинает бесить своей невозмутимостью. — Мы отстали от поезда номер… — он называет номер нашего поезда, — … на Челябинск. Наши вещи и документы остались в вагоне.

Женщина медленно откладывает ручку и смотрит на нас поверх очков. Ее взгляд скользит по мне — взъерошенной, раскрасневшейся от холода и злости, потом задерживается на Никите — высоком, широкоплечем, излучающем спокойную силу даже в этой дурацкой ситуации.

— Отстали, значит? Бывает. Сами виноваты, небось? Бегали куда не надо? — в ее голосе слышится плохо скрываемое злорадство.

— У девушки украли кошелек, пока поезд стоял. Вора догоняли.

— Кошелек украли? Ну дела… — тянет она, но сочувствия в ее голосе не прибавляется. — А чего вы от меня-то хотите? Поезд ушел.

— Мы хотели бы узнать, как нам быть с вещами? И как добраться до Челябинска? У нас там… срочное дело, — Никита бросает на меня быстрый взгляд, явно намекая на юбилей отца.

— А, ну если срочное, — хмыкает она. — Секунду, — бросает и хватается за телефон. Набирает кому-то. Лениво объясняет нашу ситуацию. Спрашивает наши с Никитой имена и посадочные места. Сотников терпеливо отвечает. После чего эта не слишком сострадательная дамочка кладет трубку и сообщает:

— Вещи ваши доедут до Челябинска, не переживайте, — будничным тоном, словно речь идет о какой-то мелочи. — Их снимут с поезда и оставят в камере хранения на вокзале. Приедете — заберете.