Шеф с системой. Битва на Ярмарке (СИ) - "Afael" - Страница 29

— Ух ты!

— Видели, как он драпанул⁈

— Так их, этих мерзавцев!

Аплодисменты, свист, крики. Ломов не обратил внимания на них, будто не слышал вовсе.

Повернулся ко мне, кивнул:

— Торгуй, повар. Закон на твоей стороне, — сказал он мне и развернулся, чтобы уйти.

— Капитан! — крикнул я.

Он остановился, обернулся:

— Что?

Я схватил чистую миску, быстро собрал суп — лапша, мясо, яйцо, морковь. Залил кипящим бульоном. Пар взметнулся.

Подошел, протянул ему:

— Спасибо вам. От всего сердца. Примите… это немного, но от души.

Ломов посмотрел на миску. Потом на меня. Лицо чуть смягчилось — едва заметно.

Взял миску, понюхал. Брови поднялись:

— Пахнет… хорошо.

— Попробуйте, — сказал я. — Суп объедение, точно вам говорю.

Ломов взял ложку, зачерпнул. Попробовал. Кивнул:

— Действительно хорошо. Давно такого не ел.

Он зачерпнул еще, потом еще. Доел половину миски прямо стоя, не отходя.

Вытер рот тыльной стороной ладони:

— Спасибо, повар. Эти гильдейские совсем охамели.

Протянул пустую миску обратно. Посмотрел мне в глаза серьезно:

— Если еще будут проблемы — зови. Я недалеко.

Кивнул и пошел прочь. Толпа расступалась с уважением.

Волк хлопнул меня по плечу:

— Угрюмый мужика правильного нашел! Железный капитан!

Матвей и Тимка облегченно засмеялись, обнимая друг друга.

Очередь начала формироваться снова — но теперь она была огромная. Люди шли толпой — кто из солидарности, кто из любопытства, а кто просто потому что видели: сам капитан стражи за нас заступился.

— Дайте мне суп! Тот самый, что капитан ел!

— Огненный Язык! Три штуки!

— И мне Пламенное Сердце!

Монеты посыпались дождем.

Я вытер лицо, развернулся к печи:

— За работу! Быстрее! Нужно использовать момент!

Команда ринулась выполнять, но я знал — это только первый раунд.

Кирилл Семёнович Воронцов стоял в глубине павильона «Золотой Гусь», за толстой дубовой колонной, откуда хорошо просматривалась вся площадь, но сам он оставался в тени. Руки скрещены на груди, лицо спокойное, почти безразличное. Только глаза выдавали — внимательные, острые, следящие за каждым движением на противоположной стороне площади.

Он наблюдал.

Наблюдал, как этот проклятый капитан Ломов разносил Скворцова в пух и прах. Как чиновник — купленный, обещавший «решить всё за час» — бежал с площади как побитая собака, красный от унижения. Как толпа взрывалась аплодисментами, поддерживая уличного торговца против Гильдии.

Как повар — этот чёртов безымянный повар с жаровней на колесах — стоял у своей печи спокойный, уверенный.

Кирилл не мотался из угла в угол и не ругался, как сделал бы на его месте любой другой управляющий, увидев провал плана. Он просто смотрел и анализировал.

За его спиной, в глубине павильона, слышались голоса поваров — приглушённые и нервные. Они шептались, бросали взгляды в сторону площади, кто-то из них явно паниковал. Они видели пустоту под навесом «Золотого Гуся» — пятнадцать столов, ни одного клиента, а напротив — очередь под пятьдесят человек.

Это катастрофа для любого заведения, но Кирилл не паниковал. Паника — для дураков. Для тех, кто не умеет думать под давлением.

А Кирилл Семёнович Воронцов умел.

Ему было сорок два года. Он управлял «Золотым Гусём» — самым прибыльным трактиром Гильдии — последние восемь лет. До этого он прошёл путь от простого помощника повара в захудалой харчевне на Рыбацкой улице до владельца лучшего трактира.

Восемнадцать лет в торговле едой. Восемнадцать лет борьбы, интриг, предательств, побед и поражений.

Он родился в семье мелкого лавочника — торговца мукой, который еле сводил концы с концами, постоянно должал Гильдии, пытался выкрутиться, платил взятки, брал кредиты под безумные проценты. Кирилл видел, как отец сгорал изнутри, как мать плакала по ночам, как младший брат умер от лихорадки, потому что не было денег на лекаря.

Когда Кириллу было пятнадцать, отец повесился в лавке на собственном ремне. Долги съели всё — лавку, дом, последние крохи. Мать ушла в монастырь. Кирилл остался один. И он дал себе клятву: никогда больше не быть снизу. Никогда больше не унижаться и не зависеть от чужой милости.

Кирилл пошёл работать. Мыл полы в харчевне за три медяка в день. Чистил котлы. Резал овощи с утра до ночи. Учился, наблюдал и слушал. Он видел, как устроена торговля едой. Понимал, что важно не просто хорошо готовить, а уметь продавать. Знал, что деньги делают не на качестве, а на объёме, на скорости оборота, на правильной цене.

Через два года он стал помощником повара. Через пять — старшим поваром в той же харчевне. Через семь — её управляющим. Он был безжалостен. Выжимал из работников всё до последней капли, экономил на каждой щепотке соли. Харчевня приносила прибыль — небольшую, но стабильную. Белозёров заметил его. Предложил войти в Гильдию.

Кирилл согласился без колебаний.

Он знал: внутри Гильдии власть, деньги, защита. Снаружи — только борьба за выживание и медленная смерть от конкурентов. Белозёров поставил его управляющим небольшого трактира на окраине города. Кирилл превратил его в прибыльное предприятие за год. Потом Белозёров дал ему «Золотой Гусь» — флагман Гильдии, самое престижное заведение. Кирилл оправдал доверие. «Золотой Гусь» приносил огромные деньги.

Сейчас он смотрел на этого торговца и чувствовал, как внутри медленно, очень медленно разгорается что-то такое, какое-то забытое уже чувство.

Это было… чувство профессиональной обиды. Словно его только что назвали посредственным поваром.

Этот повар — с его дешевой жаровней, ржаными лепешками, обрезками мяса — устроил цирк. Огонь, дым, вспышки пламени, подбрасывание сковород. Представление для толпы, как у ярмарочного фокусника.

И толпа охотно брала это. Платила деньги, аплодировала, выстраивалась в очередь на сотню человек. А «Золотой Гусь» — флагман Гильдии, павильон с лучшими поварами города, с качественным мясом, с проверенными рецептами — стоял пустой.

Кирилл медленно сжал кулаки. Эта его еда настоящее оскорбление для них.

Он взял ржаную лепешку, бросил в неё обрезки, залил это пламенем — и толпа съела это оскорбление с благодарностью. Он показывает этим, что высокая кухня Гильдии — ничто. Что жареный гусь проигрывает дерьмовой лепешке за три медяка.

За его спиной, в глубине павильона, продолжали шептаться повара.

— … видели? Капитан сам за него заступился…

— … очередь не тает, люди прямо ломятся…

— … мы что, закрываться будем?..

Кирилл резко обернулся. Повара у разделочных столов мгновенно замолчали, уставившись в доски.

Он прошёл через павильон медленно — каждый шаг гулким эхом отдавался под высоким деревянным потолком. Остановился у длинного стола, где толпились все десять поваров в белых фартуках.

Старший повар — Иван Петрович, толстый мужик лет сорока с красным лицом и седой бородой — увидел Кирилла, сглотнул тяжело, подался вперёд:

— Кирилл Семёнович… что будем делать? Народ весь к нему ушёл! Мы сегодня…

— Молчи, — оборвал Кирилл тихо.

Так тихо, что Иван мгновенно захлопнул рот, побледнел. Кирилл оперся руками о край стола, посмотрел на поваров — все десять человек замерли, не дыша. Молчание затянулось.

Потом Кирилл заговорил ровным голосом, от которого становилось не по себе:

— Белозёров думал, что можно напугать этого повара стражей. Идиот.

Иван моргнул, не ожидая, что Кирилл так открыто назовёт главу Гильдии идиотом.

Кирилл выпрямился, скрестил руки на груди:

— Нельзя арестовать идею, Иван. Этот повар — не просто торговец. Он знает, что делает. У него есть защита и есть план. Грубая сила против него не работает.

Он повернулся, прошёлся вдоль стола, глядя на каждого повара:

— Он бьёт нас не ценой и не качеством. Он бьёт нас презрением. — Голос стал жёстче. — Он взял ржаную лепёшку, бросил в неё обрезки мяса, пожарил с фокусами — и толпа сожрала это как величайшее блюдо. Потому что он устроил им цирк.