Шеф с системой. Битва на Ярмарке (СИ) - "Afael" - Страница 24

Я подбросил еще дров. Пламя разгорелось ярче, жарче. Вода в котле начала нагреваться — сначала появились мелкие пузырьки на дне, потом они поднимались все чаще.

Через полчаса вода закипела. Бурлила, пенилась. На поверхности поднималась серая пена — кровь, белок, мелкие частицы. Я взял большую ложку, начал снимать пену — медленно, тщательно, не оставляя ни одного сгустка.

Снимал минут десять, пока вода не стала чище. Пена все еще образовывалась, но уже меньше.

Теперь огонь нужно было убавить. Я немного разгреб угли. Кипение стало медленнее, спокойнее. Пузырьки поднимались лениво.

Идеально. Теперь долго варим. Бульон будет вариться шесть часов на медленном огне, отдавая в воду весь вкус костного мозга, жира, коллагена. К моменту выхода он станет густым, наваристым, золотистым.

Я выпрямился, вытер руки о тряпку. Процесс запущен. Теперь можно будить остальных.

Я поднялся на второй этаж, подошел к Варе, тронул за плечо:

— Варя. Вставай. Пора.

Она открыла глаза медленно, непонимающе. Потом сфокусировалась, вспомнила. Резко села:

— Который час?

— Начало пятого, — ответил я. — Нужно делать лапшу.

Варя кивнула, поднялась. Разбудила Матвея и Тимку. Они встали — сонные, помятые, но быстро пришли в себя.

— За работу, — сказал я. — Времени в обрез.

Они подошли к столу. Я выставил мешок с белой мукой, кувшин с водой, соль.

— Делаете как вчера показывал, — напомнил я. Варя зачерпнула муку, начала. Матвей и Тимка встали рядом, готовя свои порции.

Я наблюдал несколько минут, поправляя ошибки:

— Варя, добавь воды. Тесто суховато.

— Матвей, меси сильнее. Руками давить нужно, не гладить.

— Тимка, хорошо. Продолжай.

Они работали молча, сосредоточенно. Руки двигались быстрее, увереннее, чем вчера.

Я вернулся к котлу, проверил бульон. Кипел ровно, спокойно. На поверхности плавали капли жира — золотистые, блестящие. Запах начинал наполнять дом — глубокий, согревающий.

Рядышком я поставил вариться кашу, отрезал немного мяса и кинул на жаровню. Нужно сегодня плотно поесть всем перед работой.

Дверь снова скрипнула. Вошел Фрол, таща за собой два огромных мешка.

— Мука, — сказал он, опуская мешки у порога с глухим стуком. — Десять кило белой. Лучшей, какая у меня есть.

Он распрямился, потер поясницу:

— Еще три мешка на тележке оставил. Ржаной, для лепешек.

— Спасибо, Фрол, — сказал я. — Как раз вовремя.

Старик подошел к очагу, понюхал воздух. Прищурился:

— Это… бульон? Пахнет хорошо.

— Это основа супа, — ответил я. — Еще четыре часа варить.

Фрол присвистнул:

— Четыре часа… Терпеливый ты, Саша.

Он оглядел Варю, Матвея и Тимку за столом:

— Лапшу делают? Могу помочь.

— Помоги, — кивнул я. — Нам нужно килограммов шесть готовой лапши. Чем быстрее — тем лучше.

Фрол снял тулуп, засучил рукава, подошел к столу. Зачерпнул муку из мешка, начал месить свою порцию. Он на лету ухватил как делать правильно. Все таки знание материала сказывалось, а фрол его чувствовал интуитивно — опыт.

Теперь их было четверо. Работа пошла быстрее.

Я ходил между ними, проверяя, поправляя:

— Варя, отлично. Продолжай.

— Матвей, раскатывай тоньше. Видишь, как Фрол делает?

— Тимка, хорошо режешь. Ровно.

К семи утра на столе лежали горы свежей лапши — белая, припорошенная мукой, свернутая в аккуратные гнезда. Килограммов шесть. Достаточно на сотню порций супа.

Варя выпрямилась, потерла поясницу. Лицо усталое, но довольное:

— Готово.

— Молодцы, — сказал я. — Теперь отдыхаем. Будите детей, позавтракаем и через пару часов выходим на площадь.

Я подошел к очагу, проверил бульон. Варился уже три часа. Вода стала золотистой, почти янтарной. На поверхности плавали капли жира, переливающиеся в свете огня. Запах усилился — мясной, с легкой сладостью костного мозга.

Я взял ложку, зачерпнул немного бульона. Подул, попробовал.

Горячий. Насыщенный. Глубокий вкус говядины, с нотками костного мозга и жира. Но еще не готов. Нужно еще время, чтобы вкус стал еще глубже, бульон гуще, а потом можно и приправить.

Я накрыл котел крышкой, убавил огонь еще немного.

Пока бульон готовился мы с Матвеем и Тимкой сбегали на рынок. Купили еще овощей, хрена, чеснока и даже успели наготовить соус Ярости. Еще купили и отварили яиц для нашего супа.

К девяти утра бульон был готов.

Я снял котел с огня, процедил в другую емкость. Кости остались в тряпке — выбеленные, отдавшие весь вкус. Бульон стёк прозрачный, золотой.

Я попробовал еще раз. Вкус — концентрированный, глубокий, согревающий изнутри. Перелил бульон обратно в котел, накрыл крышкой.

Варя подошла, заглянула в котел:

— Это… то, из чего будет суп?

— Это основа, — кивнул я. — Самая важная часть. Без хорошего бульона суп не получится.

Она понюхала, глаза расширились:

— Пахнет… невероятно.

— Подожди, пока попробуешь готовый суп, — усмехнулся я.

Я оглядел комнату. Лапша готова. Бульон готов. Мясо от Маши лежит в свертке. Мука от Фрола в мешках. Дети проснулись, позавтракали.

Все готово.

— Собираемся, — скомандовал я. — Грузим все на тележку. Выходим через десять минут.

Все заработали, упаковывая лапшу и другие ингредиенты.

Фрол помог погрузить все на тележку:

— Тяжелая поклажа сегодня. Вчера легче было.

— Зато сегодня будет интереснее, — ответил я.

Через пятнадцать минут мы были готовы. Тележки загружены под завязку. Драконий Горн возвышался в центре, вокруг — корзины, мешки, котел с бульоном.

Я встал впереди, взялся за оглоблю:

— Пошли на площадь.

Мы двинулись через просыпающийся город. Небо на востоке розовело, улицы наполнялись бледным светом. Холодно, морозно, дыхание паром.

Я предвкушал второй день моего боя.

Еремей Захарович Белозёров сидел за массивным дубовым столом в своем кабинете и смотрел в окно. Рассвет окрашивал небо в бледно-розовые тона. Город просыпался — из труб поднимался дым, на улицах появлялись первые прохожие, торговцы тащили тележки к рынкам.

Это должно было быть обычное утро, но сегодня оно не было обычным, к сожалению.

Белозёров не спал всю ночь. Сидел в кабинете, обдумывая ситуацию. Перед ним на столе лежал лист бумаги — донесение от Кирилла Семеновича, управляющего павильоном «Золотой Гусь».

Он перечитал его в третий раз. Слова не изменились.

«Очередь в сто пятьдесят человек. Выручка около двух сотен серебряных за день. Павильон пуст. Клиенты ушли к нему. Весь город говорит только о нем.»

Белозёров медленно сложил лист, положил на стол. Пальцы сжались в кулак. Двести серебряных за один день.

Уличный торговец без поддержки, с кучкой нищих детей заработал столько, сколько его лучший павильон на ярмарке в прошлый год. Это было невозможно представить и все же — случилось.

Дверь кабинета распахнулась. Вошел Кирилл Семенович — лицо красное, глаза налиты кровью, одежда измята. Он явно не спал тоже.

— Еремей Захарович, — начал он хрипло, голос дрожал от ярости и усталости. — Я пришел, как вы велели.

Белозёров не повернулся. Продолжал смотреть в окно:

— Садись, Кирилл.

Управляющий опустился на стул напротив стола. Руки дрожали — он сжал их вместе, чтобы скрыть.

Белозёров медленно повернулся к нему. Окинул бесстрастным взглядом:

— Расскажи мне еще раз подробно. Что произошло вчера.

Кирилл сглотнул, кивнул:

— Они появились утром. Поставили жаровню на колесах прямо напротив нашего павильона. Начали готовить… лепешки с начинкой. Огненные Языки называли. Три медяка за штуку.

Он провел рукой по лицу:

— Сначала никто не покупал. Люди боялись — вы же слухи распустили про тухлое мясо, но потом… один ремесленник попробовал и сказал, что вкусно. Очень вкусно. Ну и народ к нему пошел…

Кирилл сжал кулаки: