Чертов менталист (СИ) - "Тин Тиныч" - Страница 25

— Как скажете, — уныло протянул усатый. — Только повторюсь: ошиблись вы.

— Сделай одолжение, сгинь с моих глаз долой! Мало того, что без моей санкции человека в разработку взял, так еще и действовал при этом как слон в посудной лавке, едва мне весь расклад не испортил. И сбрей наконец эти дурацкие усы, ты с ними на таракана похож!..

— Выглядишь неважно.

— И тебе, Игорь Семенович, на добром слове спасибо, — ответил я, присаживаясь рядом и протирая глаза кулаком.

— Вроде ж девок своих спровадил и убедился, что с ними всё хорошо, так чего такой смурной ходишь с самого утра? Али заскучать по ним успел?

— Про то, где и почему я позавчера был, тебе напомнить или не стоит? — осведомился я, поскольку как-то не ожидал нарваться на такой спонтанный допрос.

— Экий ты нежный. Прямо как мимоза стыдливая. Пальцем тронь, она тут же закрыться попытается.

— Сказал мне человек, который в менее сложной ситуации предпочел сотворить кисель из собственных мозгов, лишь бы подальше и поглубже сбежать от реальности.

— Еще и злой, — с нарочитой обидой вздохнул дед. — А мог бы и поведать, что тебе такого тревожного снилось. Ну да как хочешь, дело твое. Садись, яишенки с беконом поедим. Богдан ее чудеснейшим образом умеет готовить, тебе понравится. Еще и лучком зеленым присыпал. Ох, объедение!

Накрывающий на стол Богдан как обычно сделал вид, что он нас не слышит и вообще проходит по разряду неодушевленной мебели.

А я просто не знал, как рассказать Семенычу, да и стоит ли вообще, о том кошмаре, который я пережил буквально несколько часов назад.

Мачеха была права. Отец и впрямь на том свете не угомонился и приперся ко мне в надежде раздобыть себе новое тело. Как я это понял? Да очень просто. Где-то около полуночи я пребывал в состоянии растворения, сочтя, что лучше я перестрахуюсь после предупреждения Глафиры, нежели доставлю некроманту радость взять меня тепленького и спящего голыми руками. И тут вдруг началось. Я внезапно почувствовал, как леденею, будто бы замираю, даже дышу через раз, и дух мой медленно начинает покидать тело.

Я тут же встряхнулся, заставил себя успокоиться и проверил, все ли со мной в порядке. Выяснилось, что да, лишь пульс чрезмерно учащен. Ощущение постороннего воздействия схлынуло, как только я вышел из состояния растворения, которое маг, не являющийся экспертом по работе с менталом, вполне мог принять со стороны за полноценный сон: глаза закрыты, мозг спокоен.

Но я уже был начеку и велел Филину немедленно привести меня в чувство, если подобное повторится, а я вдруг, к несчастью, потеряю сознание.

«Сделаю в лучшем виде, папаша, — серьезно отозвался он. — Я ж и сам сейчас едва вслед за тобой не отъехал».

«Рассчитываю на тебя. Не подведи, малой», — попросил я.

Атака повторилась спустя пятнадцать минут.

— А-ну покажись! — приказал я, усилив свое требование одной из некромантских техник, поскольку уже стопроцентно понимал, откуда ветер дует.

Ну и, разумеется, увидел образ Николая Алексеевича. Он предпочел сбросить долой десяток лет и полтора десятка лишних килограммов, облачился в парадный костюм и напялил все регалии, которые только успел собрать за свою не самую долгую жизнь. Выглядело это предельно нелепо и жалко. Даже там за гранью он зачем-то цеплялся за внешний лоск, демонстрируя тем самым предельную мелочность собственного духа.

— Что тебе надо?

— Твое тело…

— Твои ботинки, одежду и мотоцикл, — хмыкнул я.

— Что⁈ — на секунду опешил дух.

— Перебьешься, говорю. Пошел вон, побирушка!

— Мне это тело нужнее! Выметайся прочь!

— Бегу, роняя тапки. Разве не видно?

— Повинуйся мне! Изыди!

Меня затрясло. Не знаю, какими силами обладал отец в своем посмертном состоянии, но явно немалыми, судя по тому, как меня накрыло. Впрочем, это ничем ему не помогло, поскольку я тут же обеспечил полную защиту сознания: создал идеальное вместилище собственного духа, куда не было хода никому чужому, будь он хоть трижды крутым некромантом. Логика была простая: нет доступа к духу, значит, и нет возможности этот самый дух от тела отделить. А раз так, курите бамбук, гражданин Изюмов, ваш номер последний.

Где-то минут через двадцать бесплодных попыток пробить мою защиту дух князя наконец-то сообразил, что со мной у него ничего не выгорит, и удалился, рассыпая бессильные проклятья в мой адрес. А я вновь отправил себя в состояние растворения. Сон в таких условиях становился верным способом заиметь серьезные проблемы. Эх, прямо хоть самому на богомолье вслед за мачехой отправляйся, если хочешь нормально отдохнуть. Ладно, этот вариант оставим про запас.

Завтра мне предстоял непростой день. Полиция вытребовала себе еще одни сутки для полной экспертизы жертв пожара, в противном случае похороны прошли бы уже сегодня. Мы с Глафирой условились, что она на этом скорбном мероприятии присутствовать не будет, продолжая эксплуатировать легенду о том, как сильно ударила по ее моральному и физическому состоянию эта история. Емельяна бы одного она не оставила, а вывозить его сейчас за пределы святой земли — огромный и неоправданный риск.

Я, кстати, как мы и условились, сразу же отправил мачехе закодированное сообщение, в котором написал: «Мне приснился ужасный сон». Теперь она убедилась в своей правоте. Я бы, конечно, и так отбил попытку отца, но предупрежден — значит, вооружен, как говорится. А предупреждение Глафиры прилетело как нельзя вовремя. Говорю же: она — умная женщина. Которая к тому же только что стала еще богатой и независимой. Как по мне — идеальное сочетание.

Вчера, пока мачеха бегала по магазинам, спешно закупая одежду для себя и Васильковой, чтобы переодеть ее во что-то более приличное, нежели мои бордшорты, я тоже успел сделать заказ в ателье на срочный пошив строгого костюма в темных тонах в комплекте с черной же рубашкой. Выглядеть голодранцем перед толпой тех, кто припрется на похороны, не было ни малейшего желания. Готовую одежду я за отдельную плату велел доставить прямо в усадьбу деда, так что через час — другой мне уже должны были ее привезти. Больше от меня ничего не требовалось, кроме завтрашнего присутствия на церемонии. Все прочие заботы легли на плечи агента Глафиры, включая доставку меня сначала в храм, оттуда на кладбище и затем домой, в дедовскую усадьбу.

Богомолье, кстати, оказалось весьма дорогостоящим занятием. По затратам вполне сопоставимо с уровнем отдыха в пятизвездочном отеле у моря на противоположном краю земли. Впрочем, сервис был соответствующий. Огороженная высоченным забором закрытая территория с охраной. Отдельный двухэтажный бревенчатый домик в этническом стиле со всеми удобствами, включая джакузи и комнаты для слуг, личной молельней и прикрепленным служителем, готовым примчаться в любую минуту и побеседовать об учении Всесоздателя. Ну и меню, которому бы позавидовали иные столичные ресторации. Доставка выбранных блюд до домика и обслуживание стола официантом тоже входила в стоимость проживания. Я вчера по приглашению мачехи разделил с ними трапезу и, знаете ли, проникся. Давно такой вкуснятины не едал.

Маша за столом, думая, что я этого не замечаю, бросала на нас с Глафирой любопытные взгляды, которые чем дальше, тем становились все более и более напряженными. Полагаю, что не ошибусь, если предположу, что девчонка меня ревнует. Еще бы: мачеха — барышня видная, с тонкой талией, длинными темными волосами, уложенными в сложную прическу. Умело наложенная косметика подчеркивает легкую и пикантную экзотику ее внешности: миндалевидный разрез глаз: прабабушка Глафиры была монголкой. Емельяну, кстати, эта черта уже не передалась.

Так вот, Василькова на фоне мачехи проигрывала ей по всем статьям. При иных обстоятельствах они вполне могли бы померяться красотой, и еще неизвестно, кто бы победил, но… Глафира была опытной дамой, которая прекрасно знала, как себя подать. Маша же, нескладная и резкая в движениях, выглядела гадким утенком. Ничего, пообщаются, глядишь — и научится манерам. Лишним не будет точно.