Парторг (СИ) - Риддер Аристарх - Страница 8

Комиссар госпиталя даже сменился в лице, его лицо налилось красным, и он, с трудом сдерживая себя, спросил:

— Какие у вас, скажите, пожалуйста, товарищ интендант третьего ранга, есть основания для сомнений?

Но интендант не смутился и, бросив на меня непонятный взгляд, выдал:

— Как-то подозрительно, что все товарищи, кроме одного, давшие рекомендации и написавшие характеристики на товарища Хабарова, оказались погибшими…

Что интендант хотел сказать ещё, никто не узнал. С места вскочил секретарь парткома госпиталя, один из его хирургов, и закричал так, что все растерялись. Такого форменным образом бешенства от всегда выдержанного и культурного во всех отношениях доктора, никто просто не ожидал.

— А вы знаете, кому принадлежит рекомендация единственного из ещё живых? — его голос звенел от возмущения. — Это, к вашему сведению, Герой Советского Союза генерал-майор Родимцев, командир дивизии, в составе которой воевал товарищ Хабаров! Человек, который уже доказал неоднократно свою преданность делу партии и лично товарищу Сталину. Я думаю, никому не надо объяснять, кто это такой!

В ВКП(б) меня приняли единогласно, интендант, естественно, тоже проголосовал «за» и ушел с заседания с тресущимися бледными губами.

Вот после этого собрания комиссар и рассказал мне, почему отец капитана Маркина не навещает сына.

Когда все стали расходиться, комиссар попросил меня задержаться.

— Отец нашего капитана, Иван Васильевич Маркин, парторг ЦК на ГАЗа находится в командировке, — сказал он, присаживаясь на край стола. — Через неделю он вернётся и, конечно, придёт к сыну. Поэтому, чтобы не рисковать, все чертежи, объяснения и пояснения к твоему протезу должны быть готовы через пять дней, — комиссар посмотрел на меня внимательно и очень проникновенно. — Думаю, он заинтересуется вашей работой и сможет пробить изготовление опытной партии. В хороших протезах сейчас нуждается слишком много людей, в том числе и те, кто в данную минуту очень нужен стране. Могу тебе сейчас навскидку перечислить десятка два тех, кто стране нужен как воздух. А твой протез думаю гарантировано поставит их на ноги.

Комиссар помолчал и продолжил:

— Вам для работы будут созданы все условия. Начальник отделения предоставляет вам свой кабинет для работы. Всё необходимое для чертежей вы получите, если нужны будут чертёжники или еще какие-нибудь люди, то сразу же скажи мне.

Вечером мы начали заключительный мозговой штурм, и я остановил Канца, когда тот предложил очередное усовершенствование.

— Стоп, — поднял я руку. — Это слишком сложно. Здесь будет нужен токарь высочайшей квалификации. Упростим. Вот так.

— Ты думаешь, кто-то будет это делать? — с сомнением спросил Соломон Абрамович.

— Будет, — твёрдо ответил я. — Обязательно будет.

Говорить Канцу о разговоре с комиссаром я не стал, но сам был уверен, что из нашей затеи обязательно будет толк.

Вечером, когда мы в очередной раз спорили о толщине стальной пластины для стопы, с третьей койки раздался хриплый голос:

— Неправильно считаете.

Мы замолчали и обернулись. Капитан Маркин сидел на койке. Лицо осунулось, на нём щетина, но глаза живые, внимательные.

— Что не так? — осторожно спросил я.

— Толщина пластины, — Василий провёл рукой по лицу, словно стряхивая с себя оцепенение. — При вашем расчётном весе и такой длине дуги она не выдержит. Нужно либо использовать более толстую сталь, либо изменить профиль. Сделать не плоскую пластину, а с рёбрами жёсткости.

— Вы инженер? — Канц придвинулся ближе, в его голосе прозвучал интерес.

— Я на фронт ушел после четвертого курса института, — Маркин говорил с трудом, словно заново учился. — Сопромат, теория упругости. Отец на автозаводе работает, парторг. Я там все каникулы пропадал, в цехах. Это для расчёта автомобильных рессор, но принцип тот же.

Он замолчал, тяжело дыша. Потом добавил тише:

— Дайте карандаш. Покажу.

Маркин взял листок и начал рисовать. Рука дрожала, но линии получались ровными. Профиль с рёбрами жёсткости. Расчёт нагрузки. Точки максимального напряжения.

— Чёрт возьми, — выдохнул Канц, наклоняясь над чертежом. — Это же…

— Правильно, — закончил я. — Это именно то, что нужно. И это выдержит огромные нагрузки. Василий Иванович, это блестяще!

Маркин отложил карандаш и откинулся на подушку.

— Прости, — сказал он после паузы. — Что молчал. Не мог. Думал, всё. Конец. Нога… Контузия… — голос его дрогнул. — Вернусь домой калекой. Отец всю жизнь отдал заводу, стране. А я…

— А ты будешь ходить, — жёстко сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Мы все будем ходить. И работать. Потому что это не конец, капитан. Это просто… усложнение задачи. Техническая проблема, которую можно решить.

— Техническая проблема, требующая инженерного решения, — поддержал Канц, подвигаясь ближе. — И мы её решаем. Вместе.

Маркин молчал, глядя то на меня, то на Канца. Потом медленно кивнул.

— Покажите все чертежи, — попросил он, и в его голосе впервые послышалась решимость. — С самого начала. Хочу во всём разобраться.

Мы спали по три-четыре часа, но всё ещё раз проверили, пересчитали, подготовили чертежи и всякие спецификации. Под мою диктовку специально присланная стенографистка написала несколько страниц текста с подробными объяснениями и предложениями. Они были уже следующим утром принесены мне в машинописном виде, представлены на проверку, и вечером с моими правками и дополнениями были перепечатаны набело.

Я не удержался и внёс предложения, в качестве «сырых» идей, но которые легко довести до ума, некоторые предложения о создании, например, новых искусственных материалов. Канц отнёсся к ним скептически, но промолчал.

Мне очень хотелось чтобы у протеза, в который я без всякой натяжки вложил часть своей души, была амортизирующая пятка. Для этого нужна пористая резина, которая является основным материал для неё.

Получить её на самом деле не сложно. Все ингредиенты для этого уже есть и технология достаточно простая, которая вовсю применяется, в том числе и в СССР. Поэтому после непродолжительных размышлений я написал об этом.

Ровно к исходу пятых суток мы закончили свою работу. Не знаю, как у моих товарищей, но у меня полностью прошли фантомные боли, я чувствовал себя абсолютно здоровым и полным сил, чуть ли не былинным богатырём.

В кипе исписанных и изрисованных нами листов бумаги, в папках готовых чертежей, спецификаций и прочего подготовленного нами, рождалось будущее, то, которое я благодаря вселившемуся в меня Сергею Михайловичу помнил, но которое надо начать создавать уже здесь, в сорок третьем.

Парторг ЦК на Горьковском автозаводе Иван Васильевич Маркин навестил своего сына в госпитале ранним утром следующего дня, когда Георгий Хабаров со своими товарищами закончили работу над проектом и три объёмных папки лежали на столе посреди палаты.

Иван Васильевич улетел в командировку на три дня за несколько часов до поступления сына в госпиталь. Когда пришло известие о ранении Василия, самолет был уже в воздухе, летя над бескрайними просторами Сибири. Ему была поручена непростая миссия, он должен был разобраться в непонятных проблемах с трудовой дисциплиной на двух предприятиях-смежниках, которые начали срывать поставки критически важных деталей для автозавода и авиазаводе в Ташкенте.

Но старшему Маркину не повезло, над всей Сибирью внезапно испортилась погода, низкие облака затянули небо плотной пеленой, видимость для самолетов упала почти до нуля. Поэтому пришлось экстренно садиться в ближайшем аэропорту и далее пользоваться автотранспортом. И в продолжение невезения он попал в жуткий буран, какие бывают только в сибирских степях: когда ветер воет как зверь, а снег летит горизонтально, засыпая всё на своем пути.

Итогом стали двое суток в степи на занесённой снегом дороге с двадцатью градусами мороза в придачу. Водитель грузовика, в кабине которого ехал Маркин, опытный сибиряк, сразу понял серьезность ситуации и правильно распорядился: заглушил мотор, чтобы сэкономить топливо, укрыл машину брезентом, организовал укрытие. Они пережидали буран, экономя каждую каплю бензина, каждую крошку хлеба, грелись по очереди, запуская мотор на короткое время. А затем больничная койка в Новосибирске, где Ивана Васильевича лечили от длительного переохлаждения, которое чудом не привело к пневмонии.